Let Me Die

      Секретов быть не должно. По крайней мере не столько. Каждый, кто как-либо связан с миром богов, критикует многие их поступки и слабости. Потому что имея божественный титул и невероятные силы, не подвластные человеческому воображению, те же самые боги, испытывая себя на прочность дурацкими человеческими страстями, низменно проигрывают из раза в раз.       Вспыльчивость и желание ввязаться в драку? Пожалуйста. Нескончаемые связи, приводящие к рождению новых полубогов? Можете даже не сомневаться. Выполнение божественных обещаний? Всегда есть вероятность найти лазейку и умыть руки!       Можно сказать, богов было за что ненавидеть и не понимать. Так думал Нико. Сначала. А потом перед ним появился парень с волнующими глазами цвета моря. Парень по имени Перси.       Крышу сорвало.       Вопреки своим прежним выводам, вопреки рассуждениям и мировоззрению, Нико совершенно четко и точно понял, что не может с собой справиться. Это происходило в первый раз и определенно было много сильнее его. Гиперболизированная симпатия почти на грани, пусть внешне и не проявляющаяся так сильно, зато внутренне, рушащая и убивающая каждую более или менее живую свободную от наваждения мысль.       Джексон сводил его с ума не прилагая к этому ни малейшего усилия. Просто-напросто существуя.       Казалось с чего бы. Между ними не было крепкой дружеской близости, не было постоянного непрерывного общения, не было ничего. Между параллельными прямыми связи было больше, но тем не менее, Перси каким-то чудесным образом оказался внутри, под легкими. В сердечной мышце и на подкорке мозга, ровно в том же отсеке, в котором, как правило, люди хранили смутные воспоминания об океане или морском береге, которые не видели никогда в жизни.       Что мог сказать Ди Анджело о Джексоне? Малое из того реального, что можно было увидеть поверхностно, просто познакомившись с сыном Посейдона. Сама нужда, зависимость, появилась от чего-то иного, спрятанного внутри Перси, с трудом осознающего себя как полубога. Дело было в его сущности.       Да, Джексон, конечно, был красив. Нико признавал это без утайки для себя. Даже просто в сравнении с другими, Перси был в его вкусе. Достаточно высокий, хорошо сложенный, скорее подтянутый, нежели накаченный, внешне он представлял собой идеал стереотипа-пловца, с худощавым торсом и не слишком раздавшимися плечами. Его темные волосы, завитками волн оседающие на лицо, манили запахом морской эссенции, а глаза, невероятно прекрасные, глубокие, как Марианская впадина, резали без ножа.       Перед ним хотелось упасть на колени, в полном подчинении, преклоняясь и в то же время, им хотелось властвовать. Его хотелось забрать себе, без единого шанса на спасение. Съесть, выпить до дна, если бы это было возможно, до боли, до кровавой тошноты, давясь кристаллами соли.       Если бы он только протянул руку, если бы только он позвал — Ди Анджело бы пошел. Подчинился, ведомый инстинктами, как дикое животное. Он реагировал бы на все лихорадочно, с надрывом, с невероятной жаждой, которую невозможно было бы утолить пресной водой. Нет, требовалось что-то более глубокое, бурлящее, с запахом йода, с цветом неона под веками. Если бы Перси только разрешил, Нико бы не раздумывал. Он принял бы приглашение как умирающий от диабета в пирожной лавке.       Он бросился бы в волны с головой, сгорая от желания стать ближе сильнее, чем от огня Подземного мира. Он боялся бы прикоснуться больше всего на свете и, тем не менее, оглушенный собственным безумным сердцебиением, он схватился бы за протянутую руку как за святой артефакт, желая вдохнуть, услышать аромат.       Его бы выворачивало, ломало в простом, совершенно не двойственном по своему смыслу прикосновении. Трясло, как при приступе, но сын Аида бы не отпускал. Не посмел, не вынес бы. Потому что отпустить было бы в разы хуже, чем вообще никогда не получить. Отпустить было бы равносильно смерти и физической и духовной. До расщепления галактик в легких.       Море ведь такое обманчиво спокойное. Без вопросов, без лишних возражений, стоило бы Джексону приказать, Ди Анжело погрузился бы на дно как плоская глубоководная рыба. Один взгляд, одна команда и Нико бы верной псиной, подобно дрессированным церберам прибился к коленям, желая запомнить и изучить каждый сантиметр кожи. Желая ощутить языком на вкус.       И если бы...если бы только на минуту предположить, что Перси бы тоже...желал...как стало бы сложнее и слаще. Как серьезно, почти до заворота кишок, живот могло свести в измученной истоме. Если бы он только хотел взаимно. Если бы хотел тоже. Если бы не смотрел сквозь, на что-то другое, слишком далекое и спрятанное под кубометрами воды. Если бы только.       То как бы было.       Уилл приходит утром и приносит медовое питье. Смеется, обязательно улыбается, сообщая о том, что солнце уже сияет и золотится между облаков. Не напрягает своим присутствием, нет. Наоборот, по возможности греет, желая растопить лед ладоней и Нико ведется на это тепло. Потому что так безопаснее и так правильнее, казалось бы. Так не раздавит и не разорвет. Не вывернет наизнанку и не скрутит в морской узел, сводя с ума невероятно зелеными глазами.       И целый день можно будет купаться в легкости, не сковывающей каждую мышцу. Можно будет даже дышать, не опасаясь за свой рассудок. Можно будет поцеловать, но не до вихря, а до ласковых щекочущих мурашек под диафрагмой, оттягивая приближающуюся ночь минута за минутой.       Потому что стоит остаться наедине с собой и темнотой в комнате, стоит прислушаться к ощущением и понять, что по венам течет кровь (та же вода), что-то внутри вновь перемкнет. Переключится мини-тумблером, располагающимся под основанием юношеского черепа. Затопит мозг морской жижей, мешающей жить.       И будет до отвращения стыдно и больно. До слез обидно и противно от себя самого. Потому что руки, словно ведомые чужой волей, заберутся под плед представляя того другого, ЗАПРЕТНОГО и еще потому, что тело выучено отзовется на недоступный образ, скапливая весь жар Нижнего мира в паху.       Ди Анжело честно и справедливо может себя ненавидеть, зубным скрежетом стирая собственные кости в порошок, потому что точно знает. Уверен, не смея просить прощения, которого попросту не достоин. Если бы Перси только захотел, окликнул, подпустил ближе, Нико не раздумывал бы и минуты, храбро глупо и самоотверженно бросая фрегат первой любви в сторону острых рифов, будто зачарованный сиренами. Скидывая чужую нежность как лишнюю одежду с худощавых плеч и дико боясь утонуть, он все равно иррационально стремился бы на встречу своей погибели, чье имя срывается полуночным стоном с его губ, окрашивая бледные щеки и уши в недостойный красный.       Как бы было. Как было бы...        Let Me Die.