Цвет сакуры

      Грохочут копыта. Громкое ржание мешается с криками и воплями, что звучат повсюду. Грязь из-под копыт лошади летит выше головы, выше поднятого стяга, чье алое полотнище трепещет на ветру. Слева, стремя к стремени, несется конь брата: потеряв седока, обученный Казуми продолжает рваться вперед, не понимая, что все уже кончено. Нет смысла торопиться — темная полоса частокола, за которым укрылись стрелки, никуда не исчезнет, не смотря на все старания прославленной конницы. Цвет рода Такеда, Алые Дьяволы, не в силах прорвать оборону и добраться до жалких рядов стрелков. Я не могу поверить своим глазам.       Раз за разом над полем проносится грохот: выстроившиеся в шеренги стрелки поливают нас огнем. Повсюду свистят пули, и я не знаю, что страшит меня больше — не то страх быть следующим, не то боязнь прожить еще одну лишнюю минуту, ведь ее будут сопровождать крики умирающих. Мои братья по оружию каждое мгновение валятся в грязь, под копыта собственных лошадей. Верные скакуны ненамного переживают хозяев, и я, проносясь мимо, успеваю заметить непонимание в круглых умных глазах животных. Они не понимают, за что они гибнут. Сейчас, признаюсь, и я уже не могу вспомнить, для чего я мчусь навстречу огненной смерти. Еще вчера вместе с отцом и братьями я тренировался, охотился и смеялся, предвкушая легкую победу, а теперь металлический дождь хлещет повсюду, и я с совершенно неуместным смехом вспоминаю, как утром мы радовались чистому небу. «Без дождя нам будет легче добраться до них, Такатора». Все верно, отец. Только и им оказалось легче стрелять — никаких проблем с порохом.       Новый залп обрывает мои мысли. Впереди падает Такамару, и я снова смеюсь: моя мечта быть в первом ряду славной кавалерии сбывается. Стена частокола все ближе, и я вижу тех, чьими руками сегодня говорит смерть. Первая шеренга, вооруженная аркебузами. О, если бы она была одна: хитрый Нобунага выстроил стрелков в три ряда, и стрельба ведется непрерывно.       Мы все были обречены — и храбрый отец, и пропавшие из виду братья. И я вместе с ними.       Ах, если бы я знал, что это лето будет последним, то не оставил бы Оми в слезах, о нет. Я бы попрощался как следует, обнял ее и прижал к себе — и сейчас бы вспоминал, быть может, милые ямочки на щеках и блеск в ее глазах. Она обещала, что мы снова встретимся и вместе посмотрим, как расцветает сакура за старым колодцем.       Кажется, я схожу с ума. Древко яри в моей руке скользит от пота, когда я, что есть сил, вцепляюсь в оружие в поисках…       Чего?       Храбрости? Я всегда был трусоват как тануки, с чего бы теперь, перед лицом смерти, изменять привычкам.       Спасения? Нет нам никакого спасения. Оно похоронено здесь, под грудой тел в красной броне, под разорванными в клочья лошадьми. Я сам не знаю, что надеюсь получить, цепляясь за бесполезное яри.       Все вокруг будто бы застывает. Лица стрелков — прямо передо мной, в обманчивой близости. Совсем рядом и в то же время невообразимо далеко. Первая шеренга уже поднялась, и я вижу дула аркебуз, что голодными пастями скалятся на нас, жалкую кучку уцелевших.       Я отворачиваюсь, смотрю по сторонам и со странным спокойствием понимаю, что нет вокруг уже ни братьев, ни отца. Рядом мчится всадник в простом доспехе, и его лицо кажется мне смутно знакомым. Кажется, я видел его вчера вечером: он пил сакэ и о чем-то спорил с другими воинами, которых теперь уже нет в живых. Надо же, я не могу вспомнить его имени… А мимо все несутся и несутся кони, потерявшие седоков. Они рвутся вперед, не понимая, что происходит, оглушительно фыркают, трясут головой и грызут удила. Я и сам чувствую себя одним из этих зверей, чей разум затмила кровь, боль и ужас.       Еще один залп. Я не нахожу в себе сил смотреть вперед, увы. Встретить смерть с гордо поднятой головой — это не про меня, Такатору. Отведя взгляд в сторону, я вижу знамя, что реет над головой одного из воинов, и не отворачиваюсь до тех пор, пока алое полотнище не разрывает градом пуль. В груди словно расцветает огненный цветок, и я с удивлением понимаю, что уже никуда не скачу. Подо мной — земля, и все, что я сейчас вижу — голубое-голубое небо над головой. Ясное и чистое, оно полно жизни, свободы и света, и отрывать взгляд мне совершенно не хочется. Но, наверное, даже если бы и захотел — не смог бы: тело не слушается меня, и я не чувствую ни рук, ни ног. Рядом слышится слабое ржание — это Акумо — верный конь остается со мной даже в смерти. Хотя, справедливости ради стоит заметить, что у него нет выбора.       Шум битвы вокруг затихает. Я не могу понять отчего — то ли бой заканчивается, то ли это заканчивается мое время. Смешно сказать: за свою недолгую жизнь я впервые никуда не спешу. Братья больше не станут будить меня рано утром, отец не пошлет отнести рыбу старому Язути, что живет у реки, а мать… Мама? Я не слышал её столько лет. А теперь её голос совсем рядом, зовет меня…       Прости, милая Оми. Похоже, цвет сакуры я уже не увижу.