Молчание

1 Тяжелая, душная, вязкая темнота заползала в ноздри, спускалась вниз по горлу и душила, беспощадно душила. Я почти умирал, не имея ни малейшей возможности сделать хоть один вдох. Перед зажмуренными веками назойливо мелькали красные вспышки, ослепляя, выедая глаза, заставляя прижимать трясущиеся ладони к лицу, лишь бы не смотреть, не видеть. Мысли, воспоминания, кошмары лезли в голову, не оставляя ни единой возможности выпутаться и проснуться, сбросить с себя оковы липкого страха. Раскрыв пересохшие губы, судорожно делаю хриплый вдох, отдающийся болезненным стоном во всем теле. Как можно быть опорой кому-то, если тебя самого заживо препарируют паника и страх, ужас скользит по венам вместе с кровью, а воспоминания раздирают черепную коробку своей неотвратимой правдивостью? Как? – Йен! – взволнованный вскрик, выдирает меня из темноты. Распахнув глаза, сначала вижу ярко-оранжевый ореол, а уже потом обеспокоенное лицо. – Ты опять, – Джун подбирает слова, – кричал во сне. – Друг, ты нас пугаешь, – Стив выглядел сонным, но его взгляд был ясным и встревоженным. – Может тебе стоит обратиться к психологу? Или отдохнуть немного? – Нет, – хриплю, сорванное горло неприятно саднит. Видимо, я действительно кричал. – Все хорошо, ребята, – улыбаюсь, чувствуя, как трескается едва зажившая ранка на нижней губе. Во рту появляется металлический привкус крови. Отрезвляет, приводя в чувство. – Нет, не хорошо, – Джун всплескивает руками, резко обернувшись к Стиву, – выйди, хочу поговорить с ним наедине. Барисон кивает, беспрекословно подчиняясь. Когда хочет, подруга умеет быть воинственной и требовательной. – Долго это будет продолжаться? – она опускается на мою кровать и, не давая отстраниться, берет за руку. – Ты себя загоняешь, у тебя приступы панических атак и кошмары последние несколько месяцев. Поговори с кем-нибудь. – Я… – Не хочешь говорить с нами, иди к психологу, – умоляюще просит Джун. – Ты должен, тебе станет легче. В конце концов, – тут она отводит взгляд, – поговори с ним, если это так нужно. Он же был там. Вместе с тобой, должен… – Нет, – крик вырывается прежде, чем успеваю подумать. – Ни я, ни кто-либо другой не будет говорить с ним об этом! Слышишь, не смей, – сжимаю ее ладонь в своей, – не смей даже заводить этот разговор. – Ты – идиот! – рассерженно выкрикивает Джун. – Значит, себя ты загоняешь, ходишь словно смерть, не спишь и с каждым днем выглядишь все хуже и хуже, а его жалеешь. Защищаешь! И подумать только, над кем ты так трясешься? Он хоть раз тебя поддержал? Поговорил по-человечески? Поинтересовался как ты? Нет, потому что он напыщенный… – Прекрати! – не замечаю, как тоже перехожу на крик, но вдруг выдыхаю, чувствуя непомерную усталость. – Прекрати, пожалуйста. Ты не знаешь, каково это, как это было… – Не знаю, – вмиг успокоившись и как-то даже став меньше, соглашается Джун. – Не знаю, и не хочу знать, если честно. Но если бы ты только попросил, я бы выслушала, выслушала, Йен! Киваю, потому что не знаю, что сказать. – Но тебе ведь не нужно ни мое понимание, ни Стива. Да? Молчу. Джун всегда умела делать правильные выводы, а работа в полиции лишь развила этот навык, доведя ее природную наблюдательность до поистине завидных высот. Еще немного опыта и она, готов поспорить, станет одними из самых успешных детективов участка. – Йен, нельзя быть опорой человеку, который в тебе не нуждается. Пойми это. Подруга снова в отчаянном жесте сжимает мою ладонь. – Нельзя быть опорой кому бы то ни было, когда ты сам психически не устойчив, так? Это ведь стоило добавить. – Нет, – Джун смотрит как-то несчастно, будто вот-вот заплачет. – Нельзя быть опорой тому, кому ты не нужен. Я это хотела сказать. Поспи немного, – она вдруг встает с кровати, отходя к двери, – еще есть время до смены. Если что, мы тебя разбудим. – Спасибо, – откидываюсь обратно на подушку, слыша, как тихо закрывается дверь. Нельзя быть опорой тому, кому ты не нужен, да? Думаю, так и есть. Мне страшно снова закрывать глаза, потому что под веками вновь, раз разом вспыхивают воспоминания, давят, терзают. Я сам не замечаю, как против воли окунаюсь в минувшие события, которых так сильно боюсь. Те самые, что вызывают лишь один животный ужас и пробирающий до самых кончиков пальцев страх. 2 Жаркий, яркий вечер и красно-оранжевый закат. Кругом царит спокойствие и какая-то отрешенность. Глупо считать, что все плохое в мире происходит под неизменный антураж дождя или серости. Иногда поистине ужасные вещи случаются вот в такой мирный, беспечный вечер. Природа не знает, что кто-то страдает, она просто есть. Я никогда не забуду, как мы впервые вошли внутрь. Высокое, серое складское здание. Чем-то похожее на то, где когда-то был пойман Язык. Но в отличие от него, здесь целы все стекла и внутреннее обширное помещение почти что герметично. Я переступаю порог осторожно, держа наготове пистолет. По настоянию и, если честно, ослиному упрямству Смита мне не дозволяется входить первым. Всегда за его спиной. Но тут я, пожалуй, даже рад, что иду вторым. Какое было у него лицо, когда взгляд наткнулся на все эти тела? Что он подумал? Огромное помещение, чем-то напоминающее футбольное поле, стало братской могилой. Где-то мерно жужжали лампы, рассеивая полумрак, капала вода, а повсюду, куда хватало глаз, стояли одинаковые ряды клеток. Часть из них была пуста, но и тех, что заполнены, хватило бы на сотни бессонных ночей. Кто ж знал тогда, что так и выйдет? – Они… – потрясенно прошептал, опуская пистолет. Смит повернулся и посмотрел на меня, от его взгляда стало жутко. Не знаю, сколько мы так стояли, не отрываясь друг от друга. В темно-карих глазах я впервые видел ужас и всепоглощающее чувство вины. Скорее почувствовав, чем поняв в тот момент, подался вперед, вцепляясь в чужое плечо. – Здесь нет твоей вины, нет, – голос почему-то срывался от волнения, заставляя судорожно откашляться, – нет. Никто бы не успел. Смит трясет головой, словно сбрасывая наваждение, отступает на шаг назад, еще один, моя рука сама соскальзывает с гладкой ткани его куртки. Он, наконец, отводит от меня взгляд, и кивает внутрь помещения. – Осмотримся. Я знаю, что он хочет найти. И мне хотелось бы. Но там нет никого. Никого живого. Несмотря на это, я киваю ему, хотя помнит ли он в этот момент о моем существовании, не говоря уже о том, чтобы интересоваться мнением? Вряд ли. Так же друг за другом мы проходим вглубь помещения и тут, словно насмехаясь, свет вспыхивает ярче, заставляя зажмуриться на несколько секунд и постараться сморгнуть неприятную резь. От белого, почти медицинского света только хуже. Здание внутри оказывается действительно огромным, и в нем, куда только хватает взгляда, всюду клетки. Я подхожу к первой, той, что левее от входа, Смит скрывает за несколькими в отдалении, беря на себя правую часть помещения. Наклонившись ближе, вглядываюсь в бледное, мертвенно-бледное детское личико. Яркие белоснежные кудри, правильные, чуть пухлые черты лица и абсолютно неподвижна грудная клетка. Просунув руку сквозь прутья, дотягиваюсь до яремной вены – ничего. Тишина. Только беспощадно гудят лампы. Я никогда еще так не жалел, что именно мы оказались втянуты в этот кошмар. 3 Полуночник. Так окрестили маньяка, который похищал детей. Он проникал в дома по ночам, выбирая тех, кто был особенно беззащитен, и забирал их. Мальчиков, девочек – всех без разбору. Между жертвами не было ни связи, ни родства – ничего, что могло бы хоть как-то помочь разобраться. Повторно в один и тот же дом он никогда не возвращался. Наш участок подключили к этому расследованию из-за Смита, его острого ума и умения распутывать даже самые сложные дела. Хотя и без него это случилось бы рано или поздно. Полуночник давно вышел за пределы одного района и, как потом установил Смит, одного города. Цепочка пугающих исчезновений тянулась несколько лет, пока не дошла до нас. Мы все работали не покладая рук, перерывая тонны информации, раскапывая все, что только можно было найти о жертвах, ища хоть какую-то ниточку, хоть что-то. Но на руках оказывались только сотни бесполезных разрозненных фактов. Все, что удалось установить – похищались лишь дети среднего класса. Те, которые были обделены вниманием родителей, любовью. Под интерес Полуночника попадали и жертвы семейного насилия, дети алкоголиков и наркоманов, но никогда беспризорники. Установив типаж и зону риска, полиция постаралась выставить охрану хоть для части, но охватить многотысячное население даже нашего района не представлялось возможным. Дети продолжали исчезать из своих кроватей, не помогали ни усиленные патрули, ни введение комендантского часа – ничего. Мы почти все поголовно жили на работе, лишь изредка заходя домой переодеться и принять душ. Не было ни выволочек, ни криков, чем это могло помочь? Когда мэр, придя в оперативный штаб, попытался выместить свою злость на ком-то из нас, капитан 38-го участка разразился такой отменной бранью, что было удивительно, как его не уволили на следующий же день. Но я с ним полностью согласен – мы делаем все, что в наших силах, сокращая до минимума время на сон и прием пищи, стараясь защитить детей, хоть как-то изменить ситуацию. Крики власть держащих тут точно не помогут. На Смита тогда было страшно смотреть – он загонял себя больше всех, работая дольше, чем обычно, если такое было вообще возможно. Думаю, из-за непомерной, непроходящей усталости он позволил мне так легко наплевать на субординацию. С другой стороны, капитан как-то вызвал меня на серьезный разговор. – Сэр, – чуть вздохнув, произнес, присаживаясь на предложенный стул, – вам лучше было спросить о продвижении дела у Смита. Я лишь… – Я вызвал тебя не для разговора о деле. О нем мне и так постоянно докладывают. – А для чего же? – в замешательстве перевожу на него взгляд. – Хотел попросить тебя кое о чем, Йен. Поможешь мне? – Что я должен сделать, сэр? – Пусть это не прозвучит для тебя странно, – капитан перевел взгляд на свой стол и переложил несколько карандашей с одной стороны на другую. – Моя просьба необычна. И она касается Джона. На секунду я задумался о ком идет речь, потому что напрочь забыл, что у этого невыносимого человека действительно есть имя. Да еще и такое простое. – А что с ним? – спросил недоуменно. – У него есть, – капитан добавил к карандашам несколько ручек, аккуратно выравнивая их, – привычка загонять себя, когда он работает над действительно сложным делом. Джон забывает есть, спать. Доводит себя до такого изнеможения, что если бы не какие-то поразительные внутренние резервы, то он бы свалился там же, где стоит. Ты мог видеть что-то подобное, когда вы работали над делом Языка или Потрошителя. Джон просто не знает меры, беря на себя всю ответственность и стремясь как можно скорее прекратить человеческие жертвы. – Мы все стремимся! – негодующе перебил. – Я сейчас не о том, Йен, – капитан поднял на меня какой-то очень уставший взгляд. – Думаю, ты не будешь спорить, что ни твои, ни мои умственные способности не идут ни в какое сравнение с возможностями Джона? – лишь дождавшись моего кивка, он продолжил. – И, понимаешь, Джон чувствует некую болезненную ответственность за это. Да, он порой напыщен и нетерпим, но отчасти это моя вина и всех тех, кто с такой легкостью полагался на него, зная, что уж он-то найдет выход из положения, решит задачку. Так всегда и получалось. Но вот только со временем это вылилось в такое его поведение. Он доводит себя до полного исступления и истощения, пока не найдет решение и преступник не окажется за решеткой. И в такие моменты нужно, чтобы кто-то присматривал за ним. – Был нянькой? – саркастично произношу, поспешно добавляя. – Сэр. – Если тебе так удобней, – к ручкам добавляется еще несколько карандашей. – Раньше с этой задачей прекрасно справлялась Сара, но с тех пор, как они развелись, Джон остался совсем один. Я ведь не просто так выбрал именно тебя на роль его напарника. – Что? – отвлекся от наблюдения за выстраивающейся ротой канцелярских принадлежностей на столе капитана. – Да, не просто так, – капитан чуть кивнул, снова отводя взгляд. – Я вижу в тебе не просто потенциал, но еще и внутренний стержень, который так нужен, чтобы противостоять Джону в такие моменты. Ты мог бы спокойно развиваться и под началом другого детектива, не такого блестящего, как Джон, но тем не менее. У тебя есть все задатки, чтобы продвинуться в карьере. – Это все конечно приятно, но… – Не перебивай меня сейчас, – взгляд капитана стал суровым. – Извините, сэр. – Йен, только скажи слово, если не согласен со мной или с моим видением ситуации, и я тут же переведу тебя хоть в другой отдел, хоть в другой участок. Но сейчас твоя задача не только в том, чтобы раскрыть это дело, но и в том, чтобы уберечь Джона от самого себя. – Вы ведь в курсе, что я его ненавижу, сэр? – Разве? – капитан посмотрел на меня очень внимательно. – Детские ссоры остались в прошлом, это знаю и я, и ты. Вы напарники уже второй год, через многое прошли. Да и неужели ты думаешь, я не знаю того, что происходит в стенах моего участка? – О чем вы? – вопрос вылетает прежде, чем я успеваю подумать и понять, что лучше вообще-то было бы промолчать. – Йен, – капитан глубоко вздыхает, – отбросим сейчас всю эту лирику. Я позвал тебя сюда не для этого разговора, – на последних словах мне слышится какое-то особое ударение, но может просто показалось? – А для того, чтобы попросить приглядеть за Джоном. Можешь пообещать мне это? – Почему вы думаете, что он будет меня слушать? – снова перевожу взгляд на выстроенные в аккуратный ряд карандаши и ручки. – Я не думаю, я знаю, – впервые за весь разговор в голосе капитана слышится легкая усмешка. – Можешь говорить ему все, что взбредет в голову, вплоть до того, что это мой прямой приказ тебе. Главное, Йен, пожалуйста, присмотри за ним. Хорошо? – Хорошо, – киваю. Несколько секунд царит молчание. – Я могу идти, сэр? – Да, Йен, – капитан притягивает к себе одну из папок, лежащих на столе, – иди. С того дня я действительно сделал все, что было в моих силах, чтобы не дать Смиту угробить себя. А видит Бог, он очень старался. Думаю, порой Смит так уставал, что уже не понимал насколько нахально я относился к нему, абсолютно ни во что не ставя его авторитет. Сложно было совладать с этим упрямцем, но каждый раз получалось. Я всеми правдами и неправдами отправлял его на отдых, заставлял есть и отвлекаться, иногда ценой насмешек со стороны коллег, а порой и резких фраз в своей адрес от самого Смита. Мне казалось, что я нянька при вздорном ребенке. Безусловно талантливом, потрясающе проницательном и умном, но от того не менее вздорном, капризном, непробиваемом. Но, несмотря на все старания, работу и усилия Полуночник ускользал от нас. Дети продолжали пропадать, исчезая в неизвестном направлении навсегда. Трупы никогда не находили, было совершенно непонятно, что этот маньяк делал с бедными ребятами, но исчезнув из своих кроватей в ночи, они уже не возвращались. Ни в каком виде. Не знаю и не хочу знать, как это прозвучит, но день, когда Смит нашел зацепку, я бы назвал началом конца. Пусть патетично, пусть избито, зато правдиво. 4 Я медленно двигался от одной клетки к другой, хотя точно знал, что не найду ни единого живого. Все дети лежали неподвижно, если не обращать внимания на мертвенную бледность и какое-то пугающее оцепенение можно подумать, что они просто спят. Мирно, безмятежно пребывают в объятиях Морфея. Девочки и мальчики, кто старше, кто младше, но все в возрасте до десяти лет, навсегда замерли в своих клетках. К маленьким ручкам тянулась капельница, вены на сгибах локтей выглядели как у заправских наркоманов, что наводило на мысль о том, как Полуночник обращался с несчастными детьми. Видимо, он держал их в полубессознательном состоянии, накачивая какими-то наркотиками. Я закончил осмотр своей части помещения, когда увидел, что Смит замер в небольшой комнатке смотрителя, в которой, судя по всему, проводил свой досуг наш маньяк. Уже предчувствуя неладное, двинулся туда. – …ждать новой встречи с тобой, – обрывок записи, который удалось услышать, когда вошел. – Что это? – спросил недоуменно. Небольшая комнатка была сплошь заставлена мониторами, гудящими компьютерами. На экранах мелькали цифры, а на одном из них длинный список, такой, что не хватало места, с именами, напротив которых значилось лишь одно слов – спит. – Жертвы, – уже потянулся прокрутить список вниз. Смит поймал меня за запястье, сдавливая до боли. – Не трогай ничего, пока не приедут эксперты, – впервые он обратился ко мне без извечного «мистер Джейкобс». Кивнул, но Смит уже не видел, направляясь в сторону выхода. Я медленно шел за ним, стараясь не заострять внимание на всех этих детях. Их здесь явно было не меньше тридцати. Если честно, до ужаса не хотелось знать сколько точно. Я думал, что на этом наше испытание закончилось, но на улице поджидало новое. 5 Мы все как один выдохнули с облегчением, когда Смит напал на след маньяка, объяснил, как тот выбирает жертв, проникает в их дома и когда. Особенно до смешного просто оказалось понять время – лунный цикл. Больше не должно было быть жертв, ухватив связь Смит потянул ее со всей силы, развертывая мотив, психологический портрет маньяка и многое, многое другое. Загадкой оставалась личность, но я был уверен, что и здесь наш супер-детектив разберется, ведь он уже как гончая взял след, наступая на маньяка. Получив разрешение на операцию, мы выдвинулись в поле – всем хотелось, наконец, действовать, а не сидеть в офисе, перерывая тонны информации. Нам выпала проверка одного из парков и близлежащих домов, интуиция манила Смита туда, но он не мог объяснить почему. Хотя я и так ему доверял в этом. Первая пуля, разбившая фонарь прямо над нашими головами была неожиданностью. Вторая – черкнувшая по столбу, уже нет. Смит сориентировался мгновенно, бросив на ходу: «За мной». Он резко свернул с тропинки и прыгнул в кромешную тьму парка, растворяясь там без следа. Я поспешил следом, стараясь не отставать и производить как можно меньше шума. Все фонари, встречавшиеся на нашем пути, гасли с чудовищной неотвратимостью. Несколько пуль просвистели совсем близко, заставляя взмокнуть от страха. Я понятия не имел, куда мы бежим и как скрыться от засевшего где-то маньяка, но продолжал следовать за Смитом. Он шел уверенно, точно зная, где свернуть на той или иной незаметной тропке, приближаясь к одному ему известному месту. В какой-то момент я от неожиданности на полной скорости налетел на него. Если бы не Смит, то наверняка мы бы повалились вниз, что в данной ситуации могло стоить жизни. Он придержал меня за плечо, не давая упасть, а сам прислонился спиной к стволу дерева, переводя дыхание. – Что… – хотел спросить, но Смит тут же закрыл мне рот ладонью. – Молчите, мистер Джейкобс, – тихо, едва различимо прошептал он. – Ни слова. Делайте то же, что и я, и не пререкайтесь. Успел лишь кивнуть, как в тот же момент мимо просвистела очередная пуля, оставляя кровавый след на щеке Смита. Я почти чувствовал, как в страхе расширились глаза. Смит же и ухом не повел, чуть сжал мое плечо, и двинулся дальше. Мы, наверное, полчаса скакали по парку, пока внезапно не остановились на одной из полян. С моей точки зрения, это было абсолютно открытое место, где для маньяка с тепловизором, а иначе как он нас видел?, мы становились легкой мишенью. Когда уже хотел двинуться дальше, Смит вдруг взял меня за плечи и, вставая лицом к тому месту, откуда мы только что выбежали, прижал к себе. Я в недоумении замер, в нос ударил терпкий запах чужого парфюма и оружейной смазки. – Замрите и не двигайтесь, мистер Джейкобс, – так же на грани слышимости произнес Смит. Мы стояли настолько близко, что каждое его слово опаляло горячим дыханием мое ухо. – Это, – я никогда в жизни не находился в такой непосредственной близости от него, – единственное место, которое невозможно просмотреть с позиции, занятой Полуночником. И словно в подтверждение этого, раздался сначала смех, а потом возглас: – Ах ты хитрый сукин сын! – доносилось откуда-то спереди. – Не думал, что тебе удастся меня провести. Джон Смит оказывается и вправду один из лучших детективов. Снова смех. – Долго сможешь там стоять? Мне ведь некуда спешить. Я подожду. Почувствовал, как от этих слов легкая дрожь прошлась по телу. А ведь и правда, мы не продержимся так всю ночь, учитывая, что стоять надо неподвижно. Что делать дальше? Из такого положения было не видно лица Смита, только щеку с кровоточащей царапиной – я был все еще на полголовы его ниже. – Я вызвал подкрепление, после первого же выстрела, – он чуть сжал мое плечо, не давая ни отстраниться, ни сдвинуться с места. – Не волнуйтесь, мистер Джейкобс, осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Видимо, Полуночник по каким-то своим каналам тоже узнал этот факт, потому что следующая его фраза уже сочилась гневом: – Будет очень интересно узнать, кто же из нас умнее. Последовавшие сразу за этим выстрелы безжалостно вгрызались в деревья и землю, но ни один из них не попал в нас. Смит действительно знал, куда бежать. Если бы он кинулся на Полуночника, как я первоначально подумал, насколько далеко удалось бы уйти, прежде, чем маньяк пристрелил бы нас? Сомневаюсь, что вообще был хотя бы призрачный шанс на победу. А что бы сделал Смит, если бы меня с ним не было? Холодок, пробежавший по позвоночнику, вполне однозначно дал ответ. 6 До сих пор не уверен, кто вызвал журналистов и как вообще информация просочилась в прессу. Порой мне кажется, что это был Полуночник. Но зачем? Стоило выйти из здания, как на нас тут же обрушилась какофония звуков: крики, сирены полицейских машин и скорой помощи, топот множества ног. Нужно ли говорить, что стоило ступить на первую ступеньку здания, как все внимание сосредоточилось на нас? Точнее на Смите, так как я замер за его спиной. – Что вы нашли внутри? – Вы поймали Полуночника? – Дети живы? – Как вы прокомментируете это дело? Журналисты, словно стервятники, набросились на нас с вопросами, неустанно тыча прямо в лицо микрофонами, у патрульных не получалось сдерживать такой наплыв. Учитывая, что сзади напирали и родственники жертв. – ... Впервые Смит стушевался, замер, замолчав. Никогда раньше не видел его таким. Тут в голове всплыли слова капитана «…он чувствует болезненную ответственность за это…». Я выдвинулся вперед, закрывая собой Смита: – Без комментариев, – и уже наклонившись к патрульным. – Прессу в здание не впускать. Потом, взяв Смита за запястье, потянул его за собой, пробираясь сквозь толпу. Понятия не имею, почему он вообще пошел и даже не попытался вырваться. Создавалось ощущение, что это дело выбило его из колеи. Мелькали вспышки камер, сновали туда-сюда журналисты, но я упорно вел за собой несопротивляющегося Смита, желая оказаться как можно дальше от этого места. Мы уже ничем не могли помочь детям внутри, а вот Смит, судя по внешнему виду, держался из последних сил. Эти акулы пера бы точно его добили. – Моя Салли, – неопрятного вида женщина все же прорвалась сквозь ограждение и вцепилась в куртку Смита, – где она? Скажите, она жива? Жива? Казалось мир замер, и сосредоточился на одном этом вопросе, как в замедленной съемке повторяющемся снова и снова. Жива? Жива? Жива? Смит вдруг как-то тяжело пошатнулся. Не мог же он грохнуться в обморок? С другой стороны, учитывая какой образ жизни он вел последние несколько месяцев, было бы не удивительно. Но уж точно не к месту. Не может один из лучших детективов города хлопнуться в обморок на глазах у прессы. Махнув ближайшему патрульному, в четыре руки удалось отцепить женщину от куртки. Я снова сжал чужое запястье, чуть потянув вверх и вперед. На удивление, Смит опять меня послушался и покорно пошел дальше. По пути нам встретились Дикс с Сонгом и еще несколько парней. Сонг окинул Смита внимательным взглядом, потом посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой. Лица всех детективов сразу помрачнели и как-то даже постарели. Проходя мимо, Дикс коснулся плеча Смита, сжимая, и произнес: – Ты сделал все, что мог. Мы двинулись дальше, скрываясь с дотошных взглядов прессы и их вездесущих камер. Если журналисты и успели заснять этот короткий разговор, то явно были не в состоянии его расшифровать. Спустя несколько минут мы оказались далеко от всего шума, остановившись у машины. Ключей у меня естественно не было, а Смит продолжал молчать. – Где… Стоило только начать, как Смит дернул руку, сделал два нетвердых шага вперед, и вдруг опустился прямо на землю, опираясь спиной на дверцу машины. «Твою ж мать», – мысленно чертыхнулся. А ведь оставалось совсем чуть-чуть, сгрузил бы его дома и пускай занимается самобичеванием. Конечно, я бы не ушел, не стоит врать себе, но хотя бы была возможность найти успокоительное или налить чего покрепче или что там еще делают в таких ситуациях? Смит вытянул ноги и запрокинул голову, его глаза были почти черными. Все вокруг поглотило молчание. Вздохнув, я сел рядом, а потом, не давая себе ни секунды на сомнение, за плечи притянул Смита к себе, заставляя уткнуться лицом куда-то мне в плечо. Нянька, нянька при взрослом мужике. – Если хочешь, – произнес спустя пару мгновений не почувствовав сопротивления, – можешь… Смит отстранился, поднимая на меня взгляд темных глаз. – Да-да, – снова притянул его к себе, рассеяно гладя по жестким волосам, – я всего лишь мальчишка, на плече которого великий Джон Смит никогда не будет плакать. В ответ расслышал лишь легкое хмыканье, но, на удивление, Смит и не подумал отстраниться от меня. Идиотская ситуация. Два взрослых мужика ночью сидят на земле, рискуя отморозить задницы, и обнимаются. Где-то шумит пресса, бродят полицейские, коронеры пакуют тела, но все это как будто очень, очень далеко отсюда. – Джон, – произнес спустя какое-то время, впервые позволив себе обратиться по имени, – не знаю, поверишь ты мне, услышишь ли, но здесь нет твоей вины. Ты был единственным, кто догадался, смог найти зацепку и привести нас сюда. Ты тот, кто остановил цепочку похищений, заставив зазнавшегося в собственной безнаказанности Полуночника сбежать, трусливо поджав хвост. Не я, не другие ребята, а именно ты. Никто не знал, что этот псих решит их всех убить, но у детей хотя бы был шанс, благодаря тебе. Поэтому, пожалуйста, не вини себя. Ты справился лучше, чем кто-либо. Ты не виноват. Я не надеялся на ответ, вообще на какую-то реакцию. Хотя нет, вру, думал, он разразится ворчанием или даже недовольством за столь вольное обращение. Я никогда не позволял себе называть Смита по имени, считая это чем-то личным. Но сейчас ситуация была из ряда вон и требовала кардинальных мер. Несколько секунд мы сидели в полной тишине, а потом Смит поднял руки, обнимая меня за талию и притягивая ближе. Без единого слова. Только после этого я позволил себе выдохнуть, расслабляясь и, запрокидывая голову, устремить взгляд на небо. Молчание было другим. 7 После чуть ли не весь оперативный штаб затаскали по судам и слушаниям. Полуночник ушел, 28 детей мертвы – по сути, результат нашей работы был нулевым. С другой стороны, похищения прекратились. На улицах все еще были усиленные патрули, особенно в нужные дни лунного цикла, да и комендантский час никто не отменял. Но дети больше не пропадали. Старших в оперативном штабе было несколько и, конечно, Смит один из них. Всего трое мужчин и две женщины. Их всех таскали с допроса на допрос, из одного зала суда в другой. Городу нужно было выпустить пар и предоставить жителям козлов отпущения, эти пятеро старших детективов подходили просто идеально. Я наблюдал за происходящим издалека, радуясь, что не участвую в этой вакханалии. Но при этом не забывая и о своей роли няньки при Смите. После того случая у машины, он постарался максимально отстраниться от меня. Выстраивая наше общение на прежнем уровне, и даже стремясь отдалиться еще больше, если такое вообще возможно. Стоит ли говорить, как сильно задевало такое поведение? 8 Перевернувшись, устремил взгляд в стену. Прошло уже без малого два месяца, как дело Полуночника официально было признано висяком и застряло на одном месте. Лишь упрямый Смит раз за разом пересматривал материалы, в надежде найти ускользнувшую деталь. Никто ему не мешал, ведь он идеально выполнял и остальную свою работу. Мне с того времени стали сниться кошмары – со Смитом и без него. Не он один винил себя в том, что не успел спасти, что почти три десятка ни в чем неповинных детей погибли. Не он один. Вот только почему же тогда Смит все равно продолжал выглядеть хуже всех? Острый ум не блек, реакция не страдала, но вот под глазами появились темные круги, а взгляд потух. Милая, добрая Джун видела меня насквозь. Я так отчаянно стремился помочь этому человеку, что совсем не замечал собственной ненужности. Забывал о себе, даже когда раз за разом просыпался от собственных криков и стонов. Было бы мне легче, если бы мы поговорили с ним, как тогда? Не знаю. Точнее не хочу знать ответ на этот вопрос. 9 Тот случай в парке, когда Полуночник гонял нас, подобно зверушкам, был не единственным. Этот психопат получал огромное удовольствие, играя со Смитом в кошки-мышки. На удивление, это даже отвлекало его от похищения детей. Полуночник полностью концентрировался на противостоянии умов. Поразительно, но раз за разом он ускользал от нас вне зависимости от того, вызывали ли мы со Смитом подкрепление или же пытались добраться до него только своими силами. Конечно, он ведь сидел в тепле и безопасности, спал вдоволь и явно особо не мучился. А Смит до предела загружал себя лишь бы разгадать, найти, поймать. Доходило до того, что он просто засыпал за столом, отключившись от усталости. Мне иногда казалось, что продлись дело чуть дольше и Смит бы точно загнал себя в могилу. Он ел не чаще раза в сутки, и то если я не переставая давил на него, а спал лишь когда совсем валился с ног. Одним словом доводил себя до исступления. Кроме этого, один из таких случаев чуть не стоил Смиту жизнь. Даже не хочу вспоминать тот липкий ужас, распространившийся по всему телу, когда на секунду подумал, что мы попались. Что здесь и сейчас Джон Смит умрет, перестанет существовать. 10 Я перевернулся на другой бок, а после встал, подходя к окну. Темная, черная ночь. Часто, просыпаясь от очередного кошмара, я задавался вопросом, сделал ли все, что мог? А следом сразу приходил еще один – как мне теперь помочь? В голове, вспыхивают слова Джун «нельзя быть опорой тому, кому ты не нужен». – Нужен, – тихо произношу, всматриваясь в звездное небо. – Нужен.