Камешки

Джулиус вымученно вздыхает и встает с постели. Спать все равно невозможно: слишком уж давит чужое присутствие. Он выходит на балкон, вдыхает приторный аромат вьюнков вперемешку с влажной свежестью. Экзотические разноцветные цветы притягивают взгляд, бархатным ковром облепив стены словно вторая кожа. Звезды сегодня спрятались за хмурым серо-пасмурным небом. И разглядеть что-то за воздушно-пуховой шалью абсолютно невозможно. А жаль: он бы не отказался сейчас проследить за яркими бусинами звезд на космическом полотне, сложить из них запутанные узоры созвездий. Или сосчитать пятна на бледной головке лунного сыра. Но увы: та спряталась за грозовым занавесом будто стеснительная девица, первый раз оказавшаяся на сцене. - Это уже слишком, тебе не кажется? - мягко журит Джулиус. Ему не нужно оборачиваться, чтобы видеть Ями. Он чувствует его каждой порой, каждой клеткой своего тела. Тот не отвечает - только скрипит черепицей, больше не пытаясь скрыться. И непонятно, зачем вообще прятался. Ведь между ними давно протянута нить. Тонкая, но крепкая словно стальной канат. Дёрни и она зазвенит, завибрирует причудливой металлической мелодией. Нужно лишь беречь пальцы от острых гибких боков и не тянуться к сердцевине. Очень страшно, наверное, ощущать, как она рвется. Резко, без предупреждения лопаясь где-то посередине, оставляя половинки сиротливо висеть по краям. Бесполезные огрызки, которые ни в узел не завязать, ни обрезать под корень, спасая драгоценные щепотки разума. Еще страшнее осознавать, что простые истины вовсе не являются таковыми в реальном мире. А любые устои могут быть уничтожены в мгновение ока, оставив лишь чувство болезненного опустошения и горького пепельного предательства. И Ями это понимал, как никто другой. Но боль все равно ошеломила его: парализовала мысли и потрясла затаенные уголки души, заставив дрогнуть фундамент и обрушить своды. Джулиус сам не знает, смог бы он пережить подобную потерю с таким же мужеством, с каким принял ее Ями. Нет. Нет, кого он обманывает? Она бы его иссушила, забрала бы последние капли себя, подарив взамен лишь улыбающуюся фарфоровую маску, мелкие трещины которой всю жизнь пришлось бы подклеивать. Но об этом он подумает потом, когда грудину не будет так сильно распирать от противоречивых эмоций. У него и так чересчур много забот, с которыми он с трудом знал, как разбираться. Ведь с момента его воскрешения вражеским чернокнижником прошло достаточно времени, но Ями так ни разу с ним и не заговорил, ограничившись лишь хмурыми взглядами и вот такими вот ночными посиделками на крыше. Джулиус его не торопил, хотя у самого уже пальцы чесались от невозможности коснуться желанного тела. Так хотелось почувствовать чужую горячую тяжесть, вдавливающую в кровать, и крепкие руки, сжимающие бедра до пурпурных болезненных синяков. Услышать хриплые, скупые на ласку слова. Но как бы ему не хотелось - он не станет форсировать события. Особенно сейчас, когда в Ями столько тихой горечи. Поэтому он просто подождет, когда она уляжется на дне застарелым осадком и ее можно будет сцедить, отложив в сторону и прикрыв вуалью полного принятия. Эти невеселые мысли вынуждают зябко поежиться и Джулиус жалеет, что не надел что-то помимо рубахи и старых штанов. Шрам на груди заныл, и он устало потер его, морщась от холода и монотонной ломоты во всем теле. Вздрогнул, услышав глухой стук, но тут же расслабился и повернулся. Ями подошел совсем неслышно, дикой кошкой ступая на мягких лапах. Бесцеремонно уткнулся в шею, втягивая знакомый запах и обжигая горячим дыханием. Зачем-то спросил, не ища ответа: - Замерз? Чужие ладони легли на плечи, сжали, а потом опустились ниже, накрывая острые крылья лопаток. Огладили спину, пересчитав позвонки, и скользнули под ткань рубахи. Джулиус задрожал под размеренной лаской, голодной губкой впитывая любые крохи внимания. Боже, как же он соскучился. Как сильно он хотел извиниться за то, что оставил. Но не смог, потому что за смерть не извиняются. Потому что он - Король Магов. Джулиус заботится о своих подданных как о детях: делит с ними все радости и гордится свершениями, а еще берет на себя их грехи. Даже если под этим бесконечным весом его тело прогнется, а плечи сломаются, даже если все, что от него останется - это одинокая могила с изящным надгробием. В конце концов, разве не долг каждого родителя нести ответственность за оступившееся дитя? Разве направить свой народ по правильному, пусть и извилистому пути, не главная задача лидера? И хотя возводить столпы понимания тяжелее, чем их разрушать, он все-таки надеется, что в будущем они, наконец, дойдут до этого. Построят нечто светлое, достойное увековечивания. И за эту мечту он отдаст жизнь: сотни своих жизней. Ями зарычал, будто прочитав его мысли, а может просто догадавшись о них, и впился зубами в нежную кожу шеи, прокусывая до крови. Прошелся языком, слизывая солоноватые капли, а затем снова вцепился в пульсирующую болью ранку. Джулиус пораженно вскрикнул, судорожно цепляясь за широкие плечи. Сердце пропустило удар, заходясь заполошной птицей, когда чужие пальцы зарылись в волосы и потянули, заставляя запрокинуть голову. От Ями веяло диким жаром, отчего воздух вокруг накалился настолько, что перед глазами поплыло. Хотелось всего и сразу, и от этой жадности внутренности скрутило в тугую спираль. Казалось тронь ее, и она разогнется, выпуская наружу лихорадочную ненасытную жажду, которая погребет их обоих, если дать ей волю. И все же он не мог остановиться, задыхался, глотая отравленный воздух, но все равно продолжал вдыхать. Тонул под грубыми касаниями, подчиняясь умелым губам. Надеясь, что этот момент никогда не закончится. От бешеного желания окончательно снесло крышу. Джулиус коротко застонал и прижался плотнее, царапая ногтями мощную спину. Этот звук отрезвил Ями: вырвал его из хватки горячечного бреда, заставляя смягчить напор. Он отстранился, изучая плавные черты своего короля и подмечая малейшие детали. Нашел взглядом татуировку. Что-то дрогнуло в обычно пофигистичном выражении Ями: ушла сладкая ленца, сменившись мучительной растерянностью. Он рвано выдохнул и обхватил чужое лицо, огладив нежную ямку под челюстью. Наклонился, осторожно мазнув губами по губам Джулиуса, будто бы боялся, что тот рассыпется иллюзорной крошкой. А Джулиус замер и, кажется, наконец-то понял, что так сильно терзало капитана Быков. - Это не твоя вина, - тепло улыбнулся Джулиус. - Никто бы не смог предвидеть то, что случилось. -Не говори ерунды, - иронично фыркнул Ями, аккуратно обводя синие контуры рисунка. – Я подозревал Вильяма с самого начала, но удовлетворился простым объяснением. Отказался слушать интуицию, хотя она никогда меня не подводила, - он скривил рот в злой усмешке. - И где мы теперь? Если бы не тот чернокнижник, то мы бы остались не только на руинах, но и без предводителя. - Я уверен, что Фуэголен стал бы отличным королем. Он... - Перестань, - оборвал Ями, его пальцы жестко сдавили подбородок, вынуждая смотреть в глаза. - Ты больше никогда не останешься без охраны. Эта ситуация никогда не повторится, ясно? - Я же не могу везде ходить с сопровождением, - изумленно вскинул брови Джулиус. - Не можешь, но будешь, - уверенно отрезал капитан Черных Быков. - Думаешь, я сам так решил? Мы все считаем, что твою беспечность пора пресечь на корню. Твое безрассудство и так затянулось. Зачем вообще нужны рыцари, если их нет рядом? Если они не могут защитить главную ценность этой страны? - и добавил тише, на грани слышимости: -Зачем нужен я? Джулиус не ответил, просто не зная, что сказать. Как вложить все те чувства, всю ту важность и зависимость, раздирающие сердце, в обычные скудные слова? Никак. Но возможно, они и не нужны. Дыхание перехватило от собственной догадки, и он потянулся вверх, утягивая Ями в голодный поцелуй. Нетерпеливо разомкнул губы, впуская требовательный язык, покоряясь чужой настойчивости и решительности, признавая сокрушительное поражение. Он пил ответные эмоции и не мог напиться. Словно пустынный путник, утоляющий жажду морской водой. Правда в том, что он выполнит все условия, пойдет на любые уступки, даже если они будут обращены против него. Потому что доверяет решениям своего рыцаря. Потому что даже если нить удалось связать снова - она все равно не станет прежней, как бы ни хотелось. Появившийся узел изменил тональность мелодии на нечто иное, не обязательно плохое, просто - другое. Ями придется привыкнуть к вечной паранойе, а ему - к навязанным кандалам. Но он уверен, что со временем эта нить обрастет новыми волокнами и скроет все неровности, давая им шанс вновь обрести самих себя.