Танец лани в лунном серебре

      Санву Мэй, опираясь подбородком на сложенные на столе руки, с нежностью смотрела на сына, уплетавшего еду за обе щёки. — Ты точно не голодаешь, Джин-Хо? — Угу, — промычал парень. — Я проспал, когда стюардессы еду разносили. Расскажи лучше, как ты тут без нас, не скучаешь? — Новые знакомые появились. — Это те, что тебя провожали? — Да. И не только, — Мэй откинулась на спинку стула. — Интересно. Рассказывай, — Джин-Хо внимательно посмотрел на мать. — Мам, что произошло? — Кажется я встретилась лицом к лицу со с своим прошлым. — Погоди, — Джин-Хо встал из-за стола и вышел из кухни. Вернувшись он сел за стол и положил перед Мэй пачку сигарет.       Мэй кивнула, и встала чтобы открыть окно. Удобно усевшись на подоконнике, она закурила. — И что прошлое? — продолжил оборванный разговор Джин-Хо. — Оказалось не очень приятным? — Я не знаю, — сделав затяжку Мэй коротко рассмеялась. — Но я знаю, что в детстве много хулиганила. — Вот в этом я не сомневался, — парень указал на Мэй вилкой с куском картофеля. — И я выиграл у Йонга сотню. — Эй, вы что, ставки на любимую мамулю делаете? — Мэй возмущённо сдвинула брови. — Ну так кто нас воспитывал?! — ответил парень и улыбнулся, когда Мэй рассмеялась. — Объясни, что там с твоим прошлым. Ты узнала кто ты такая или нет? — Узнала, — ответила она и продолжила после трёх выкуренных сигарет. — Мне рассказали в общих чертах. Но это так невероятно. И непонятно. — Это из-за того, что ты ничего не помнишь и никому не доверяешь, — заметил Джин-Хо. — Если бы я ничего не помнил из детства и какой-то незнакомец рассказал мне о нём, я бы тоже не до конца поверил. Ну, и я бы всё досконально проверил. — И что же мне делать? — Мэй почувствовала на коже капли воды и выглянула в окно.       Ногой приоткрыв окно шире, Мэй подставила ступни под тёплый дождь. — Проверить информацию сами мы не можем, вряд ли это задокументировано. А если бы и так, даже я бы не смог добраться до этих данных. — Но ты очень умный, — воскликнула Мэй поджигая новую сигарету. — Спасибо. Остаётся полагаться на свою интуицию. Ты что по отношению к ним чувствуешь? Есть хоть капля сомнения?       Мэй долго не отвечала, глядя в окно на дерево, растущее во дворе, на котором Йонг в детстве любил лазать. Однажды ветка под тяжестью мальчика треснула и Йонг упал, сломав руку. Джин-Хо на себе тащил брата до больницы, а через несколько дней поджёг дерево. Когда Мэй вернулась из больницы, Джин-Хо смотрел как почти всё дерево охватило пламя. Мэй оттащила парня подальше и бросилась в дом за шлангом. Потушив огонь, кашляя от дыма, Мэй обернулась к сыну. — Джин-Хо, ты не пострадал? — он покачал головой. — Дерево-то чем тебе не угодило? — Йонг упал с него, — крикнул парень. — Ох, ну ты даёшь, — Мэй невесело рассмеялась. — Ты молодец, что отнёс брата в больницу, но чем ты ему поможешь, если спалишь или срубишь дерево? Ты его только расстроишь. Ты ведь знаешь, как Йонг его любит? Глаза Джин-хо наполнились слезами. Он кивнул. — И что теперь делать? — срывающимся голосом спросил он. — Давай построим Йонгу дом на дереве. Из него он не вывалится, даже если очень постарается. Согласен? — Угу, — всхлипнул Джин-Хо и бросился к Мэй. — Помнишь как Йонг упал с дерева? — Нет, — подумав, ответил Джин-хо. — Я такого не помню. — Он ещё тогда руку сломал. Ты его на себе в больницу нёс. И потом дерево пытался сжечь. — Нет, странно, но я такого не помню. Что брат руку сломал помню, а остальное нет. — А потом мы для его построили на дереве дом. Он был так счастлив. — Да. Он оттуда вылезать не хотел, ночевал там. В дом вернулся только когда похолодало. — У тебя в памяти стоит блок на то воспоминание, и ты не вспомнишь, потому что не хочешь и боишься. — Мам, — Джин-хо задумчиво посмотрел на баночку с кофейным пудингом. — Ты боишься? — Сама не знаю, что со мной творится, — Мэй с трудом нашла место в уже переполненной пепельнице, чтобы потушить окурок. — Я всегда хотела вспомнить своё прошлое. Но… — Может это из-за шрамов? — тихо спросил Джин-Хо. — Может из-за них, — так же тихо ответила Мэй и смяла пустую пачку. — Ну, теперь давай поговорим о Йонге. Он точно в порядке? Ты сказал он под присмотром. Кто за ним присматривает? — О, моя девушка, — Джин-Хо погрузил ложку в пудинг и, прежде чем съесть, вдохнул его аромат, испачкав нос. — Девушка? — Мэй в один миг оказалась за столом напротив сына и протянула ему салфетку. — Ты не говорил, что у тебя есть девушка, — Мэй обиженно надулась. — Я пытался разобраться насколько это серьезно. — Ага, и давно вы встречаетесь? — Официально три месяца. — И ты молчал?! У вас всё серьёзно? Уже целовались? Она оставалась у тебя на ночь в опочивальне? — Мэй подалась вперёд и легла бы на стол, если бы не посуда. — Мама, — рассмеялся Джин-Хо, — что за старая манера речи? Опочивальня. Хах. — Ты не ответил на вопрос. — Серьёзно. Целовались. Оставалась. — О-о-о, — Мэй подбежала к телефону, висевшему на стене у двери. — Но ничего не было, — добавил Джин-Хо. — Мамуль, ничего не… ай, — видя, что Мэй его не слушает, махнул рукой и вернулся к пудингу. Квартира Франкенштейна. — Так значит Лорд сама придёт сюда? — спросил Франкенштейн у Геджутеля К. Ландегре. — Да, сама хочет её увидеть. Как только Кертье и Блостер окончат свои дела, она пришлёт их сюда, а потом и Лорд прибудет. Ландегре вздохнул и коротко рассмеялся. — Скажи, Франкенштейн, соскучился по этой хулиганке? — Хм, — учёный усмехнулся и посмотрел на Мастера. — Она разворошила мой холодильник, накормила Мастера какой-то гадостью, приставала к вашему внуку, —       Регис, стоящий около кресла, на котором сидел его дед, при словах Франкенштейна недовольно сморщился и покраснел. — Поставила на уши мою школу и это только начало. Конечно скучал. — Ещё она предлагала девушкам в школе снимки директора в душе. — Что?! — удивлённо посмотрев на внука спросил Геджутель. — Франкенштейн, ты позволил, чтобы Мэй видела… Видела, как ты… — Нет, нет, — замахал руками Франкенштейн и посмотрел на балконную дверь. — Тао. — Слушаю, шеф, — в один миг в комнате появился улыбающийся до ушей Тао. — Тао, ты ведь слышал о чём мы говорили?! — Нет, как можно, шеф. Чтобы мы, да подслушивали, — Тао наткнулся на взгляд учёного и рассмеялся, почесав затылок. — Шеф, так вышло. Мы не специально, правда. Просто дверь на балконе открыта, а вы говорите так громко. — Что там с фотографиями? — задал вопрос Франкенштейн. — Понимаете, шеф… — Не понимаю. — Нет, вы не подумайте, я вообще камеры в душ не ставил, честно. Просто Мэй однажды спросила, нет ли у нас дома камер в душе. А я их там не ставил, шеф, честно.       Ну я спросил зачем ей, а она сказала, что мы можем разбогатеть, продавая ваши, в общем, ну вы поняли. Я так и не понял, в шутку она это сказала или всерьёз. Я пойду, шеф, да? — и не дожидаясь ответа, всё больше волнуясь под тяжёлым взглядом учёного, Тао так же быстро, как и появился, исчез из комнаты. — Выросла мелкая хулиганка, — покачал головой Геджутель. — Стала хулиганить по-крупному. «Трень. Трень. Трень».       Франкенштейн вытащил из кармана брюк телефон и, посмотрев на дисплей, провёл по нему пальцем. — Слушаю. «Франкенштейн?» — Да. Мэй, это ты? Ты плачешь? — взволнованно спросил он. Геджутель прислушался, Кадис Этрама Ди Райзел отставил чашку с чаем. «Да-а-а, — ревела на том конце трубки Мэй». — Мэй, где ты сейчас? Тао, — прикрыв на мгновение трубку рукой, позвал Франкенштейн. Тао, Такео и М-21 зашли с балкона в комнату. — Мы сейчас… «Я стану ба-а-абушкой, — голосила из трубки Мэй так, что слышали все». — Бабушкой? — переспросил Франкенштейн, отведя телефон и тупо уставившись на него. Тао, подойдя, нажал громкую связь. «Ага, представляешь, — всхлипывала девушка, — я бабулей стану, а ведь я так молода». — Молода? — снова переспросил Франкенштейн. «Я буду самой молодой бабушкой в мире, — Франкенштейн зачем-то поднёс трубку к уху и был оглушён, когда Мэй очень громко высморкалась». — И когда ты станешь бабушкой? — спросил учёный. «Когда-нибудь, — всхлипывала она и снова принялась шумно сморкаться». Франкенштейн сбросил вызов и сжал переносицу пальцами. — Шеф, с вами всё в порядке? — спросил Тао видя, что того затряслись плечи.       И вдруг Франкенштейн, запрокинув голову, громко расхохотался. Ему вторил Геджутель. М-21, Такео и Регис недоумённо переглядывались, а Кадис, оставаясь внешне невозмутимым, поднёс к губам чашку чая и почему-то долго не пил его. — Думаю надо навестить её, — вытирая слёзы сказал Геджутель. — Регис. — Да, каджу-ним, — откликнулся тут же Регис. — Позови Сэйру, мы идём к Санву Мэй. — Слушаюсь, каджу-ним. ***       Геджутель К. Ландегре сидел в кресле и с сомнением смотрел на стоящий на столе поднос с бутербродами. Они пузырились красным, белым и жёлтым, с верхушки сползал криво отрезанный шмат ветчины, на стол шлёпнулся пропитанный какой-то жидкостью, напоминающую средство для мытья посуды, кусок хлеба. — Эти продукты, — Геджутель поманил к себе внука, — они съедобны? — Раздельно да, каджу-ним. — Понял, — кивнул Геджутель.       Кадис Этрама Ди Райзел сидел напротив, в кресле, и с интересом наблюдал за путешествием ветчины. Франкенштейн сидел на стуле, положив ногу на ногу и внимательно наблюдал, чтобы Мастера ничем не накормили в этом доме. М-21, Тао и Такео скромно расположились за обеденным столом, за которым полчаса назад, до прихода гостей, ужинал Джин-Хо. Сейчас он готовил чай для гостей, не позволив матери заняться этим, чему несказанно был рад Франкенштейн. Регис стоял около деда. Мэй и Сэйра возились на кухне с печеньем. — Как думаете, это съедобно?       Тао, Такео и М-21 склонились над своими тарелками. Такео зачерпнул ложкой жидкую субстанцию серого цвета и поднес к лицу. — Пахнет неплохо.       М-21 помешивал ложкой в своей тарелке. Приглядевшись, он задумчив произнёс: — Вроде мясо. Только почему-то зелёного цвета. — М-21, ты из нас самый живучий, не хочешь моё попробовать? — улыбаясь, Тао протянул товарищу, насаженный на вилку, большой ком жёлтого цвета. — Этим и убить можно, — заметил М-21, когда вилка погнулась от тяжести и жёлтый ком шлёпнулся на стол. — Как думаете, кому больше повезло? — спросил Тао, и друзья оглянулись.       Бутерброды расползлись по поверхности стола и выглядели пугающе. — Ничего не ешьте кроме печенья, — дал совет Джин-хо, подошедший, чтобы поставить чашки с чаем. — Спасибо, будем знать, — поблагодарил Тао.       Вскоре подошла Сэйра и поставила на стол поднос с печеньем, которое друзья умяли за несколько минут. Джин-Хо подал чай сидящим в гостиной, поставил чашки перед Сэйрой и Мэй. — Хорошо воспитанный молодой человек, — одобрительно сказал Геджутель, когда Джин-Хо поспешил к матери помочь донести печенье. Поставив тяжёлый поднос на стол, он встал около Мэй, севшей рядом с Геджутелем на диване. Стоявшие по бокам дивана Джин-Хо и Регис важно кивнули друг другу. Сэйра присела на стул. — Бутерброд? — предложила Мэй и Франкенштейн, прежде чем она обратилась к Кадису, обратил её внимание на себя: — Мэй, Геджутель пришёл познакомиться с твоими сыновьями. — Да? — забыв о бутербродах Мэй повернулась к Ландегре. — С моим старшим вы уже знакомы, а Йонг сейчас за границей. Они должны были вместе приехать, немного позже, но Джин-Хо приехал один. Кстати, ты зачем приехал-то? — Ты ведь сама нас напугала разговорами, — напомнил ей Джин-Хо, — что идёшь на опыты к какому-то ненормальному безумному учёному, а потом пропала. Мы до тебя дозвониться не могли. — Ненормальному? — тихо переспросил Франкенштейн, поправляя очки. — Ах да, — Мэй старательно избегала смотреть на Франкенштейна. — Я его в унитазе утопила. Это был не курьер, а я ему пообещала. — Я ничего не понял, — покачал головой Джин-Хо, — но зная тебя, верю, что это было что-то очень важное. — Да, — улыбнулась Мэй и наткнулась на взгляд Франкенштейна. — Эм, печеньку? — Нет, благодарю, — отказался Франкенштейн, а Мэй прикидывала спрятаться ей под стол или отвлечь Франкенштейна кинув Кадису бутерброд и сбежать. Положение спас Геджутель. — Мэй, мне нужно поговорить с тобой. — Хорошо, — девушка с готовностью кивнула. — Наедине хотелось бы. — А? О, — поняла девушка, — Джин-Хо знает, что я очень старая, он может остаться? — Знает? — Геджутель с сомнением и недовольством посмотрел на парня. — Он случайно узнал, — сказал Мэй и, подумав, добавила: — Потому что я ему рассказала. — Так случайно или рассказала? — переспросил Геджутель. — Мама, — наклонился Джин-Хо к Мэй, — я могу пойти разобрать вещи. Всё-таки я сегодня здесь лишний. — Хорошо, дорогой, — Мэй поцеловала его в щёку. — Возьми с собой Тао, покажешь ему свой подвал. Ему понравится, у вас одинаковые увлечения. — Хорошо, — Джин-Хо слегка поклонился присутствующим. — Позвольте покинуть вас. Хорошего вечера.       Джин-Хо и Тао ушли, М-21 и Такео ушли с ними. Мэй проводила парней взглядом и развернувшись к Франкенштейну, сложила ладошки. — Франкенштейн, подари мне Такео, а? У него такие шикарные волосы. Я бы заплетала ему косички, а ещё можно завернуться в них. На целый день, — мечтательно сказала Мэй. — Совсем не изменилась, — усмехнулся Геджутель. — Франкенштейн, помнишь, как она любила волосы Лорда? — Помню. — Это тот длинноволосый чудик? — Санву Мэй, — прогрохотал Ландегре старший. — Лорд никакой не чудик и то, что ты ничего не помнишь, не даёт разрешения говорить всё, что вздумается. — Но так его Франкенштейн называл, — Мэй ткнула пальцем в учёного. — Ох, Мэй, — Геджутель устало опустил голову. — Скажи мне, почему твои волосы белые, как снег. — Я не помню. В моём первом воспоминании они уже были такими. Я их обрезала, но они так и растут белыми. Я начала думать, что они такие с рождения. А какого цвета у меня были волосы? — Чёрные, — Геджутель посмотрел на Райзела. — Чёрные волосы и синего цвета глаза, невероятное сочетание было. — Но теперь я могу хвататься за голову с криком «позор на мои седины».       Франкенштейн рассмеялся. — Ты всегда отличалась от других, — Геджутель прикрыл глаза, вспоминая. — И по этой причине была любимицей Лорда. Он прощал любую твою шалость. — Хороший был чувак, да? — спросила девушка. — Чувак? — Геджутель открыл глаза и посмотрел на внука. — Что значит это слово?       Регис наклонился и что-то прошептал деду. — Ох уж этот современный мир. Да, Мэй, он был хороший правитель. Скажи, ты совсем ничего не помнишь? Даже смутно? — Нет, — не задумываясь ответила Мэй. — Кажется мне снятся сны, как-то соединяющие меня с прошлым, но их на утро почти никогда не помню. Вот последний сон помню. Наверное, потому что он мне довольно давно уже снится. — Что снится? — спросил Франкенштейн и, заметив, что у Мастера закончился чай, встал, чтобы подлить ещё. — Парень какой-то. В фартуке из твоего дома. — В моём фартуке? — переспросил Франкенштейн. — Да, — Мэй ненадолго задумалась, вспоминая. — Он в конце уходит посуду мыть. Это ж какие там горы немытой посуды?! — Как выглядит? — снова спросил Франкенштейн. — Может какие-то детали помнишь? — Я не видела его лицо, — вспомнила Мэй. — Этот посудомойка прячет его. — Лицо скрывает? — Франкенштейн замер с тарелкой с печеньем в руке. — Да. Стесняется, наверное. А что вы на меня так все смотрите?       В ту же секунду Франкенштейн с улыбкой подал Райзелу печенье, Геджутель прикрыл глаза, вдыхая ароматный чай. Сэйра, сложив руки на коленях, уставилась в пол, а Регис отвернулся. Кадис был занят вкусным печеньем. — Серьёзно, вы знаете кто это? — Мэй забралась на диван с ногами. — Вы замолчали и сделали вид, что не знаете о ком я говорю, но вы его узнали, да? Узнали ведь?! — Кхм, кхм, — Геджутель лукаво посмотрел на Мэй и обратился к Франкенштейну. —       Как думаешь, кто мог ей сниться? Может Урокай? — Да, да, я тоже полагаю, что это он, — Франкенштейн тщательно помешивал ложечкой в чашке с чаем. — Наяву не вышло, решил через сны действовать. Очень настойчивый, не находите, Геджутель-ним? — Да, упорный, — согласился с ним Геджутель. — Всё на своём стоял, а ведь сколько отказов получил. — А сколько пинков?! — добавил Франкенштейн и они с Геджутелем рассмеялись. — Я вообще ничего не понимаю, — сказала Мэй и, почувствовав вибрацию входящего звонка, вытащила из кармана шорт телефон. Прочтя сообщение, она отложила его на стол. — Прошу прощения. Так вы вообще о чём? Кто такой Урокай? — Урокай Агвейн глава дома Агвейн, он был претендентом на твои руку и сердце, — пояснил Геджутель. — Эту историю в Лукедонии дети знают с пелёнок. — Бли-и-ин, — Мэй сжала виски кулаками. — Почему я ничего не помню?! — Геджутель-ним, — тихо обратилась к Ландегре Сэйра, — есть возможность для Мэй всё вспомнить? — Хм, нет, — Ландегре посмотрел на Кадиса, — у нас нет возможности ей помочь без последствий. — Эй, — Мэй проследила за взглядом Ландегре и отчего-то сердце сжало, когда она смотрела на Райзела, — никаких последствий. Нет так нет, я и без воспоминаний проживу. Просто напишите для меня книгу, почитаю на досуге. — Вообще-то, — Франкенштейн снял очки и положил их в карман, — если подумать. Да, надо подумать. — Полагаюсь на тебя, Франкенштейн, — сказал Геджутель. — Мэй, теперь расскажи, про своих детей.       Около часа Мэй рассказывала о своих сыновьях. Где-то через полчаса Геджутель задремал и не узнал какими болезнями переболели Джин-Хо и Йонг, их любимое мороженое, фильмы, как прошли их первые свидания, всё о прыщах Йонга и о долгой и выматывающей битве с ними. Регис, которому вместе с Сэйрой, Кадисом Этрама Ди Райзелом и Франкенштейном не так повезло, как Геджутелю, слушая как Йонг в зоопарке испугался гориллы и расплакавшись, обмочил штанишки, мечтал оказаться как можно далеко отсюда. Даже рядом с Раэлем Кертье. Даже в заточении на десять лет. — Ой, кха, кха, кажется я задремал, — распрямляя плечи заметил проснувшийся Геджутель. — Геджутель-ним, — Франкенштейн нервно рассмеялся, — с возвращением. Уже так поздно, не пора ли нам? — Уже уходите? — расстроенно спросила Мэй. — Если Мэй не против, я задержусь, — сказал Геджутель, — нам о многом надо поговорить. — Я совсем не против, — Мэй улыбнулась.       Кадис протянул пустую чашку Франкенштейну и тот, поняв без слов, кивнул и отправился на кухню готовить чай.       Они сидели до самого утра. Геджутель и Франкенштейн отвечали на все вопросы Мэй и она, в свою очередь рассказывала всё, что хотели узнать они. Мэй, впитывая рассказы каджу и Франкенштейна, держалась до последнего, пока не сдалась, уснув на плече Геджутеля. Сэйра уже давно спала, отнесённая в гостевую спальню, в соседней комнате спал Регис. Такео и М-21 спали на диванах в подвале, который для себя оборудовал Джин-Хо, разместив там компьютеры, от которых он был без ума ещё с четырнадцати лет, когда Мэй впервые показала ему, что это такое. Джин-Хо дни, иногда недели мог проводить в подвале и поэтому здесь вскоре появились диваны, стол, микроволновка и холодильник. И сейчас, пока их товарищи спали, Тао и Джин-Хо не отрывались от техники.       Мэй отнесли в спальню, Франкенштейн и Кадис Этрама Ди Райзел ушли, и в гостиной остался только Геджутель К. Ландегре, погружённый в свои мысли. Перед ним на столе стояла чашка остывшего чая и тарелка с печеньем. Восходящее солнце заглянуло в окно и, согревая старика тёплыми лучами, казалось ласково улыбалось вместе с ним.