***
Ньют Скамандер никогда не был дураком. Он был странным социофобом, чем даже гордился, считал себя прогрессором колдоветеринарии и неудачником в плане личного фронта — о, да. Ньют вообще людей воспринимал плохо, а уж девушек… Но дураком он не был. Поэтому, когда подловивший его в Лондоне Дамблдор вдруг стал настойчиво выговаривать ему нечто вроде: «Мистер Скамандер, я еще в школе заметил ваше эксклюзивное мировоззрение, я так вами восхищаюсь, вы стремитесь не к власти, а к справедливости!» — Ньют заподозрил неладное. — Конечно, я не хочу власти, — пробормотал он себе под нос. — Какой нормальный человек ее захочет? Это же надо в офисе работать… Профессор, вам что нужно-то? Дамблдор замялся. Вздохнул. — Я хочу, чтобы ты отправился в Париж и нейтрализовал Гриндевальда. — Нейтрализовал? — приподнял брови Ньют. — В смысле, убил? — Не обязательно прямо насмерть, — поморщился Дамблдор. — Но в целом было бы неплохо. Пусть страдает. — Профессор, я вообще-то не аврор и не киллер, я как бы магозоолог, — напомнил Ньют осторожно. — Почему вы уверены, что сражаться с Гридевальдом должен я?! — Потому что Гриндевальд — мой бывший, — Дамблдор сжал кулаки с непередаваемой эскпрессией. — Та еще скотина!***
В свете новой информации, Ньют свежим взглядом оценил поведение «мистера Грейвза» на допросе в американском Министерстве. Тогда Ньюта порядком удивило, какого Мордреда незнакомого аврора с другого континента волнует, что какой-то там английский профессор нашел в каком-то там странном ученике. Гриндевальда нужно было найти хотя бы чтобы развенчать сложившееся недоразумение.***
Как уже говорилось выше, Ньют Скамандер не был дураком. Но иногда ему очень хотелось им стать и не осознавать глубину творящегося вокруг провала. Когда на пороге его дома внезапно возникли Куинни и Якоб (который вообще-то должен был с избирательной магической амнезией счастливо печь булочки на другом конце света), он сразу заподозрил неладное. Конечно, он предпочел бы явление Тины. Но с Тиной он поругался по переписке, потому рассчитывать на нее было глупо. Тина была женщиной, а женщины в принципе — странные представители Homo sapiens (взять хоть Литу), потому Ньют всегда относился к ним с подозрением. Особенно после Литы. К слову о Лите. Лита Лестрейндж была у Ньюта вроде-как-первой-любовью. Он сам поначалу так думал, а потом понял, что женщины странные, люди странные, и вообще нюхли и кэлпи гораздо интересней всяких там отношений. Правда, Лита о том так и не догадалась и до сих пор, кажется, не могла окончательно определиться между Ньютом и его старшим братом Тесеем. Хотя с Тесеем она была как бы помолвлена. Но Тина была совсем другая… наверное. Тина была как Ньют, она не могла решить, нужны ли ей отношения в принципе. Кажется. Ньют не вникал. Зато он сразу понял проблему Куинни. Куинни железно хотела замуж. Оказывается, у некоторых белокурых красоток желание выйти замуж затмевает даже инстинкт самосохранения, который Ньют полагал безусловным и определяющим для любого биологического объекта. Феномен требовал дальнейшего изучения. Но так или иначе. Дамблдор посылал его в Париж, Министерство посылало его в Париж (правда, оно быстро передумало), Якоб рвался в Париж искать Куинни, которая после некрасивой сцены с любовными чарами у Ньюта дома усвистала в Париж искать сестру, потому что хотела замуж за Якоба. Кроме того, в Париже находился Криденс, а феномен «Криденс выжил» так же требовал изучения (плюс, Криденс был обскури, а неприятные люди из МАКУСА забрали у Ньюта его экземпляр обскура и даже не выплатили компенсацию; никто не догадался изучать обскуров, только Ньют, потому новый образец предстояло еще разыскать, а тут такой шанс…). Все дороги вели в Париж.***
Разумеется, во Францию нужно было взять нюхлей. Семейство нюхлей Ньют никак не мог оставить на лаборантку. К тому же, у него было стойкое чувство, что зверьки-воришки ему пригодятся, а интуиция для магозоолога (или все-таки колдоветеринара? надо бы подумать, как скомпоновать название лично изобретенной профессии…) есть вещь неотъемлемая.***
В Париже все пошло не так с самого начала. Из хороших вещей: довольно быстро они с Якобом отыскали Тину, сидящую в плену в канализации, освободили ее и оказались знакомы с Юсуфом Камой. Поймали прекрасный экземпляр зу-ву, отбившийся от нелегального цирка. А так же оказались в указанном Дамблдором убежище. У Юсуфа Камы в глазной впадине жил дивный образец головоногого гельминта, и Ньют расстроился, что он не паразитолог. Правда, Тина вела себя странно, и Ньют окончательно запутался в сложной социальной подоплеке отношений. Так или иначе, они оставили Якоба присматривать за мистером Камой и отправились в местное Министерство. …почему-то все были уверены, что Криденс — погибший в младенчестве брат Литы Лестрейндж. Почему-то только Ньюта волновало, как Криденс вообще выжил, но никто не смог внятно ответить на этот вопрос… В архиве, где хранилось генеалогическое древо Лестрейнджей, они внезапно наткнулись на Литу, и Ньют был вынужден наблюдать сцену «моя условно-бывшая встречает мою условно-нынешнюю». Он начал подозревать, что бывших в этой истории как-то слишком много. А потом на них напала, строго говоря, бабуля-кошатница, очень похожая на соседку Ньюта, только француженка. Несмотря на любовь к кошкам, соседка на дух не переносила Ньюта и Ньютовых питомцев, и эта бабулька ничем от нее не отличалась. Разве что была француженкой. К счастью, у Ньюта теперь был (точнее, была) зу-ву, стоящая гораздо выше в кошачьей иерархии.***
Все дороги вели не просто в Париж, но на ночное кладбище, в фамильный склеп Лестрейнджей (весьма и весьма большой). В склеп кто-то перенес записи, в склеп направилась Куинни Голштейн. В склепе собрались, Мерлин Великий, все. И в склепе Гриндевальд собирал своих сторонников. Кажется, Гриндевальд любил показуху. Учитывая, что Дамблдор тоже обожал все эффектное… нет, Ньют не хотел об этом думать…***
…тем более, что он попал в ад. Ад под названием «Сложные Человеческие Связи». Если бы Ньют был знаком с маггловской культурой будущего, ему было бы легче — он бы знал, с чем ассоциировать происходящее. Но он не знал ни про индийское кино, ни про бразильские сериалы. Потому он очень страдал, искренне пытаясь уложить в голове незаконно соблазненных негритянок, внезапно поменянных случайных детей и причудливо сочетающуюся со всем этим кровную месть. — Так, стоп, — хлопнул он в ладоши. Вздохнул. — Еще раз, пожалуйста, я не успеваю. Давайте по очереди. Начнем с тебя! — Я — одинокий мститель, — послушно повторил Юсуф Кама. — Мою мать соблазнил Империусом отец Литы. После чего она умерла, рожая Литу, а мой отец сошел с ума, но велел мне отомстить. — Погоди, но разве твой отец не мог обратиться в суд? Империус же непростителен, — встряла Тина. — Зачем он ждал девять месяцев, пока его соблазненная жена родит и умрет? Тем более, если вы тоже из хорошего рода. Юсуф пожал плечами. — Так, ладно, — махнул рукой Ньют. — Дальше. — Меня не любил отец, — с надрывом начала Лита. — Зато он любил моего младшего брата, своего сына от другой женщины. Мы с ним и с няней поплыли в Америку, но брат орал, и я поменяла его на случайного спящего ребенка. А потом корабль утонул и вместо моего брата няня спасла того случайного ребенка. — А я, — вздохнул мрачный Криденс. — Тот случайный ребенок. Поэтому Кама не отомстит, Лита все еще винит себя за смерть брата, а я не знаю, кто мои родители. — Понятно, — Ньют устало взлохматил челку. — Дальше? У кого еще какие проблемы? — Можно, да? — подала голос молчаливая маледиктус (Мерлин и Моргана, какой экземпляр…). — Я когда-нибудь навсегда превращусь в змею! Вот! И буду служить английскому маньяку в качестве домашнего питомца. — Меня не ценят на работе, — шмыгнула носом Тина. — Но если честно, я вообще слабо понимаю, что я тут забыла. — А за меня хочет замуж прекрасная блондинка. Все собравшиеся смерили Якоба одинаковыми красноречивыми взглядами. Даже Ньют не удержался. Якоб стушевался. — Не, ну правда ведь, это проблема же! Незаконно и все дела, я же не волшебник… и еще она мысли читает! Знаете, как стремно?! Даже пива втихаря не выпить! Видимо от избытка чувств он схватился за какой-то рычаг и отворил тайный вход в настоящий амфитеатр. Где, собственно, Гриндевальд собирал своих сторонников. Вот честно. Ньют уже надеялся, что у Гриндевальда есть план.***
Гриндевальд распинался на сцене и говорил, Ньют не мог не признать, в чем-то вполне адекватные вещи. Правда, Ньюту все время казалось, что Гриндевальд знает об их присутствии и старается что-то доказать. Потом на сборище ворвались авроры, в том числе Ньютов что-б-его-брат Тесей, убили случайную девушку (очень глупо с их стороны, но люди… что с них взять?) и речь великого преступника как-то быстро свернулась. Кругом вспыхнуло синее-синее пламя. Но верный нюхль улучил момент и обчистил Гриндевальдовы карманы… Ньют понял, что настало время. — Гриндевальд! — заорал он. Гриндевальд снова воздвигся посреди своей сцены и скривился, будто за щеку ему попал лимон. — Опять ты, Скамандер. Чего тебе? Я знаю, ты — человек Дамблдора! Вот и… — Да не было у нас ничего с вашим Дамблдором! — не выдержал Ньют. — Вы с Дамблдором оба замучили меня своим романом! То, что у меня почти нет личной жизни, не значит, что мне интересна ваша! — Поддерживаю! — совершенно внезапно замахал палочкой Тесей. Ньют вытаращился на него: брат очень редко выказывал ему поддержку, кроме шуток. Тем более, прилюдно. — Мы пришли к Дамблдору половиной отдела, надеялись заставить его вас приструнить, так он два часа рассказывал нам, как вы были близки и какой у вас сложный характер! «Хотя под настроение он может быть чудовищно романтичным, даже милым, знаете ли!»… Это не то, что я хотел знать! Рыдающая Куинни, уже стоящая в очерченном пламенем кругу, вдруг вытерла нос и ахнула. — О, это так очаровательно! Вы вспомнили, как вы забирались в его окно в два часа ночи! И фрезии, вы дарили ему фрезии! И… оу. Она покраснела как маков цвет и поспешно трансгрессировала. Лицо у Гриндевальда сделалось очень сложным, прямо как его характер, наверное. У Криденса, внезапно, тоже стало сложное лицо. Но самым сложным оно, без сомнений, стало у красивой девушки в галифе, которую Ньют про себя окрестил подставкой для кальяна. — Господин, — мявкнула она с сильным французским акцентом. — Вы правда?.. — Заткнись! — рявкнул Гриндевальд. Кончики ушей у него покраснели. Пламя кругом взбесилось. — Все, кто не перейдет на мою сторону, умрут! Вот ты, Лита! Лита, преисполненная страдания, медленно спустилась вниз. Все отчего-то замерли. — Я тоже, может, легиллимент, — объявил Гриндевальд. — Я знаю, что ты потерянная и страдающая. Никем не любимая… — Я просто не могу определиться, — честно глядя ему в глаза, вздохнула Лита. — Я вообще чушь какую-то сотворила со своей жизнью. И, подозреваю, сейчас сделаю еще большую чушь. И запустила в Гриндевальда заклинанием.***
В Хогвартс направились целой делегацией, но на переговоры отрядили одного Ньюта. Все были подавлены, глядя, как он идет по длинному школьному мосту навстречу Дамблдору. — Для начала, — поднял палец Ньют, призывая к молчанию. — Вот. Ваш флакончик клятвы на крови. Еще цепочка. Три кольца. Зажим для бумаг. Французские монеты, мне было лень переводить курс. Серебряный портсигар, с вашим портретом под крышкой, кстати. Зажигалка, тоже серебряная. Визитка парикмахерской, потому что тоже блестящая и золотистая. Так, что еще… О, вот еще сережки. Вещи одна за другой перекочевали из зачарованного мешочка Дамблдору в руки. Каждое свое сокровище нюхль, сидящий у Ньюта подмышкой, провожал очень печальным взглядом. — Эм, — Дамблдор с некоторым трудом взмахнул палочкой, заставляя блестящую собственность Гриндевальда левитировать перед собой. — Спасибо, Ньют. Но флакончика было бы достаточно. — Вы это нюхлю объясните, — хмыкнул Ньют. — Можно было мне прямо про клятву сказать, кстати. А еще теперь у Гриндевальда в сторонниках Криденс, который все же не брат Литы, и прекрасная блондинка. Глядя, как вытянулось у профессора лицо, Ньют почувствовал себя отмщенным. Правда, почти сразу ему стало профессора жаль. — Да ладно вам. Вам будет интересно, что этот ваш флакончик, например, Гриндевальд всегда носил с собой, в нагрудном кармане. А мог бы хорошо спрятать, и мы бы никогда его не нашли, верно? — Сантименты, — покачал Дамблдор головой. — Теперь это сложно представить, но Геллерт… — Я понял, — невежливо перебил Ньют. — Но, кроме шуток. Вам ведь интересно узнать, что там произошло? — Я знаю, что Лита… — печально вздохнул Дамблдор. — Лита само собой, — согласился Ньют. — Но это еще не все. И коротко пересказал профессору всю эпопею с соблазненными негритянками, «мстителем» и потерянными детьми, проблемы Якоба и заморочки Тины. В эпопее были и хорошие стороны, например, зу-ву или маледиктус, прекрасные, прекрасные экземпляры. Не обскур, конечно… Потом Ньют закономерно припомнил Криденса. — Кстати говоря, мне так никто и не объяснил, как Криденс выжил. Дамблдор пожал плечами и промолчал с улыбкой. Если при неудобных вопросах он всегда так делал, в чем-то Ньют понимал Гриндевальда. В смысле, на миг ему тоже захотелось пойти переобустроить мир подальше отсюда. Вот поэтому Ньют Скамандел любил животных и не любил людей. Потому что Дамблдор, помолчав, изобразил проникновенную и серьезную мину и выдал: — Что важнее, теперь, в свете новых событий, нам предстоит выяснить, чей же все-таки он сын. Зачем, хотелось спросить Ньюту, ребенок ведь был случайный. Но он не спросил, он вообще счел за благо больше ничем пока у Дамблдора не интересоваться. Тем более, у него теперь были зу-ву, маледиктус, брат в депрессии, лучший друг в депрессии и — внезапно у единственного из всех фигурантов — личная жизнь. Проблем по горло, какая разница, чей Криденс сын, если никого даже не волнует, как он выжил?! …если б он только знал.