Стратегия

- Предатель, - рычит Йорвет. Они одни среди деревьев, в полутьме, где ясно разглядеть друг друга могут только эльфы. Aen Seidhe со шрамом, пересекающим его лицо ото лба до самого подбородка, совершенно спокоен, будто это слово ни капли его не задело. Он стоит перед Йорветом, вопросительно глядя на одноглазого скоя’таэля, будто ожидая, что тот еще может сказать. - Ты сбежал, - продолжает Йорвет, и в голосе его слышна не только ярость, но и боль, боль обманутого доверия. – Сбежал, спасая свою шкуру, бросил наш народ умирать здесь! – это прозвучало чересчур идеалистично, и Йорвет фыркнул от досады и чуть сбавил тон. – Я не наивен, я знаю, что этот мир состоит из предательств, особенно для нас. Я могу принять предательство d’hoine, Нильфгаарда, даже Францески… Но ты? Ведь ты был там, когда d’hoine растаскивали нас, словно трофеи, а мы кричали друг другу, что встретимся после смерти! Именно тебе удалось сбежать из их лап, показав каждому из Aen Seidhe, что мы еще можем сражаться! Ты вдохновил каждого из нас попытаться избежать казни, хотя мы думали, что выбора уже нет! - И только ты и выбрался, - наконец заговорил второй эльф. Голос его звучал тихо и хрипло, будто он был простужен или отвык разговаривать. – Из тридцати трех – только ты. Тридцать два были казнены. Немногое же дало это вдохновение, - эльф глядел на Йорвета, не шелохнувшись. Взгляд этот казался непомерно тяжелым, будто эльф видел слишком многое даже для представителя гордого древнего народа. – Ты считаешь, я должен был остаться со скоя’таэлями, поднимая ваш боевой дух собственным примером? А что, если бы я не смог, Йорвет? Если бы каждый мог увидеть, что я столь же предан всеми и столь же беспомощен, как и каждый скоя’таэль, выживший в этой войне? Для нашего народа и так потеряно все, кроме надежды. Помогло бы им, узнай они, что у меня ее нет? – он испытующе прищурился, заставляя одноглазого скоя’таэля скрестить на груди руки, желая закрыться от этого взгляда. Однако, Йорвет не отступил ни на шаг. – И даже если б Aen Seidhe не заметили этого, то d’hoine с утроенным упорством преследовали бы их, зная, что я поблизости. И что стало бы с боевым духом нашего народа, когда наконец меня достал бы меч или арбалетный болт? Я ведь не бессмертен, - его голос зазвучал увереннее, тверже, требовательнее… Этот тон одноглазый эльф хорошо помнил, в отличие от хриплого голоса отшельника, звучавшего вначале. – Они сдались бы, Йорвет. В тот же миг все было бы закончено. Мы восприимчивы к символическим поражениям не меньше, чем люди, - эльф со шрамом до самого подбородка качнул головой, отводя взгляд, вглядываясь во что-то неведомое меж деревьев. – А сейчас, даже если я сдохну в канаве, Aen Seidhe будут верить, что я жив. Жив, но скрываюсь и жажду отомстить d’hoine за все раны, нанесенные моему народу. Ты ведь и сам до последнего в это верил… - на губах эльфа появляется намек на улыбку, но он будто совершенно отвык от этого выражения. – Я предатель, ты прав. Но у меня все еще есть стратегия. И поэтому ты никому не расскажешь об этом – ради блага Aen Seidhe. Ради той надежды, которую отняло у тебя наше короткое свидание. - Так мы более не встретимся? – в этих словах уже не было враждебности и обвинений. Лишь тщательно скрываемая горечь. - Встретимся, если в мире вновь найдется место для нас, - обещал эльф, одарив Йорвета новым пристальным взглядом. Йорвет не был наивен. Он знал, что места им в мире больше никогда не найдется. Что они оба погибнут рано или поздно от рук людей и могут лишь забрать как можно больше d’hoine с собой на тот свет. Но Изенгрим Фаоильтиарна потому и был легендарным предводителем скоя’таэлей, что никому из своих эльфов не давал ощутить безысходности, даже там, где не было надежды у него самого.