Долгий путь домой

Город Хендерсон, среда, 8:07 p.m. Пока шли в тусклом свете фонарей до парка, Мака угрюмо молчала, погрузившись в свои мысли, и Соул терпеливо ждал, когда она наконец обдумает все до конца и заговорит, а сам перебирал возможные темы предстоящего разговора. Думать ему, правда, было лениво. Звезды над головой, редкие прохожие навстречу, мерный темп шагов и Мака рядом — отличный вечер. Только вот его повелительницу что-то не устраивало. Но что? Отсутствие всей этой нелепой болтовни, завернутой в красивые слова? Бред. Мака вроде была не из таких и прекрасно понимала, что Соул и подобная бесполезная чушь — понятия несовместимые. До совершеннолетия нельзя? Уже больше похоже на примерную девочку Маку Албарн, хотя сама она родилась, когда ее папаше Спириту едва исполнилось восемнадцать. — Мы не можем достать Маку из склепа, пока не убьем Камиллу, — вдруг заговорила повелительница совсем на неожиданную тему. — Иначе ведьма попытается навредить Спириту. Они свернули в парк и теперь шли по узкой дорожке к одной из ближайших скамеек. — Пропажа нашлась, значит можем действовать. Тем более, что и фея у нас в руках, следовательно, есть вероятность, что через несколько дней мы сможем вернуться домой, — Соул остановился у скамейки и с любопытством взглянул на Маку. Она об этом хотела поговорить? Или, возможно, просто хотела побыть наедине? Однако лицо слишком серьезное. Мака остановилась напротив парня: — Ведьму можно убить «Охотой на ведьм», но нужен резонанс душ. — И в чем проблема? — Соул, давай сейчас попробуем войти в резонанс, — и Мака протянула руку. — Я думал, ты поговорить хотела, а не потренироваться, — пожал плечами Соул и сжал протянутую ладонь. Если при последнем их взаимодействии в пустыне, когда он превращался в косу, адреналиновая волна накатила постепенно, то теперь, несколько секунд резонанса спустя, она ударила так внезапно и с такой мощью, что стало больно дышать, а затем болью заполнилось все. Будто при вдохе в легкие попал огонь, и теперь кровь гнала его по всему телу: по артериям, сосудам и капиллярам. Во все органы, к каждой клетке тела. Огонь жег, и боль нарастала, становилась нестерпимой, начинала выжигать мозг и сознание. Дыхание душ идеально совпадало, будто зеркальное отражение одной в другой, и именно эти колебания многократно усиливали друг друга — порождали цепную реакцию, выходили из-под контроля и врывались в легкие пламенем. Мака с Соулом одновременно отдернули руки, и оба тут же схватились второй рукой за ладонь, чтобы убедиться, что кожа не обожжена. С руками, конечно, все было в порядке. — Почему так? — спросил Соул и вдохнул полной грудью, чтобы избавиться от противного ощущения выгоревших легких. — Потому что оружие и повелитель не могут… — Мака сделала паузу прежде, чем закончить, — встречаться… Соул непонимающе уставился на повелительницу, пытаясь переварить сказанное ею. — С чего ты решила? — наконец спросил он. — Папа сказал, — она сделала шаг вперед и устало опустилась на скамейку. — Но это же херня, Мака, — Соул сел рядом и попытался заглянуть девушке в глаза. Напрасно. Мака смотрела на сложенные на коленях ладони. — Ты же сама дочь оружия и повелителя… — Когда они начали встречаться, папа уже стал Косой Смерти, а мама не могла больше эту Косу взять в руки. — Бля-я-я… — протяжно и на выдохе. Не смог сдержаться, потому что другого слова на ум не приходило. Соул закрыл лицо руками, потом отрешенно провел ими по волосам, вспоминая и сопоставляя. Все, действительно, началось с поцелуя. Сначала приятная адреналиновая дрожь у отеля после того, как они поцеловались у фонтана. Потом чуть не смывший их поток у гаража перед тренировкой, но в резонанс они тогда не входили, и все пришло в относительную норму, когда отвлеклись от мыслей друг о друге, потому что испугались за партнера. В пустыне тоже обошлись без резонанса, а взаимодействия с косой сопровождались скорее приятной адреналиновой приподнятостью, чем дискомфортом, потому что они оба были сосредоточены на фее. Теперь наконец резонанс душ — и тут такая огненная боль. Похоже, что Мака не шутила. — И… как давно ты об этом узнала? В голове роились вопросы, ответы на которые знать и хотелось, и нет. Да и сам разговор вызывал внутреннее отторжение. Из-за темы. Из-за Маки. Из-за самого Соула. Потому что мучительно сложно было подобрать слова. Слова и серьезные разговоры… А он-то, осел, думал, что с Макой можно будет обойтись без них. Мака ответила не сразу, тоже, наверное, лихорадочно подыскивала ответ: — Примерно год назад… Когда почувствовала, что твое дыхание души меняется… — стиснула она одну ладошку второй. — Когда ты по-другому стал… смотреть на меня. Соула будто хлестанули плетью по спине, настолько внезапным и в то же время очевидным это было. Так Мака все это время знала про его отношение к ней? И тут же ответ самому себе. Конечно, как могла не знать, если даже он, не умеющий ощущать дыхание душ, сразу почувствовал, как все в ней всколыхнулось после первого поцелуя, стоило ему только превратиться в косу, чтоб услышать ее эмоции. Как он раньше не сообразил, что все, что творится в его душе относительно нее, Мака читает как открытую книгу? Примерно год… Да, наверное, так и есть. С того случая, как она на диване в гостиной заснула на его плече во время фильма по телеку, а он потом еще почти два часа так и сидел и смотрел какую-то ерунду по Дискавери про австралийских тростниковых жаб, боясь шевельнуться и пытаясь убедить себя, что ему просто лень вставать, и дело совсем не в том, насколько ему приятно от совместной близости. Не по-дружески приятно. Соул облокотился о колени, опустив голову, и уставился на носки своих кроссовок, на Маку смотреть больше не хотелось, а еще больше не хотелось слышать ответ на следующий вопрос, потому что как бы погано не было от предыдущего ответа, от следующего, предвидел он, должно было стать совсем хреново. — И ты пошла к отцу… за советом? — в это, однако, верилось с трудом, зато объясняло поведение Спирита. — Нет. Конечно, нет, — парень боковым зрением увидел, как Мака отрицательно замотала головой. — Я испугалась, Соул. Потому что… потому что мне стало сложнее контролировать косу, и я не знала, как изменения отразятся на нас в дальнейшем. Перевернула вверх дном всю библиотеку, ничего не нашла. И тогда пошла… к Мари. — Ясно. Мари… А где Мари, там, конечно, и Штейн. — Она-то и сказала, что лучше мне поговорить с папой, папа сможет объяснить. — Мака замолчала, собираясь с мыслями. — Он бы не дослушал до конца, если бы я пришла к нему с таким вопросом, ты же понимаешь? Понесся бы сразу выяснять отношения. А я не хотела тебя вмешивать. И я попросила, чтоб Мари и Штейн тоже присутствовали. Злость начинала медленно подтачивать самообладание. — Не хотела меня вмешивать? — тихим и, казалось бы, ровным голосом переспросил Соул. — Мака, ты… ты хоть понимаешь, как это выглядит с моей стороны? — Соул, прости, — очень тихо и виновато. — Прости? Вот так просто «прости»? — он повернул голову, чтоб видеть ее глаза. — Ты взяла самое личное, что вообще может быть, и без моего ведома пошла и выставила это на всеобщее обозрение. Смотрите все! Соула даже передернуло от презрения. Перед глазами так и встала картина, как растерянная Мака стоит перед тремя взрослыми людьми, а они снисходительно улыбаются. Обсуждают свысока своего возраста, как это все естественно. Ну что тут поделать, мальчик созрел, мальчику захотелось девочку. Ехидная усмешка на лице Спирита, он-то уже знает, что ничего Итеру от его дочери не светит. Задумчивый взгляд профессора Штейна — ах, какая занятная ситуация, изучить бы поподробней. Ободряюще-искусственная улыбка Мари. Еще бы открытый урок организовали, чего уж мелочиться. Но самым отстойным было то, что топтались не только по нему, но и по Маке. Забивали ей голову советами, объясняли ситуацию в абсолютно искаженном виде, пропуская через призму своих извращенных взрослых умов. Особенно, наверное, старался Спирит. — А что мне оставалось делать?! — Мака повысила голос. — Поговорить со мной! Разве это не было таким очевидным? — Соул! Что я должна была тебе сказать?! Как?! Не смотри так на меня?! Не прикасайся?! — в ее голосе было отчаяние. — Я и так сделала все возможное, чтобы не… — она мучительно старалась подобрать слово, но Соул понял и закончил за нее: — Не провоцировать. Это они тебе посоветовали, так ведь? Так вот куда делись все платья, туфли, милые спальные комплекты, а также посиделки у телевизора, вечера вдвоем и прочая уютная домашняя хренотень, которой ему так нравилось заниматься с Макой. Вот откуда появилась девочка-недотрога. — Дальше, — потребовал Соул. — Все рассказывай. Если уж начала, то добивай до конца, Мака. — Сказали, что можно подстроиться под измененное дыхание души, научиться контролировать, и не должно возникнуть проблем, но если мое дыхание души тоже изменится… если мы начнем встречаться… то я не смогу больше быть твоей повелительницей и не смогу сделать тебя Косой Смерти. Использовать тебя в качестве оружия, пока ты не Коса Смерти, смогу, но резонанс душ уже не получится. — Встречаться. — Противное сентиментальное слово из фильмов про любовь. — Это слишком размытое понятие. Где граница между возможностью войти в резонанс и его полным отсутствием? Пока что, хоть и на несколько секунд, но у них получилось. — Не знаю, Соул! Я даже и не подумала тогда об этом спрашивать, это было неважно год назад. Да и они сказали, что это все временно, что все скоро станет на круги своя… как только ты… — было видно, как Мака через силу выдавливает слова, настолько неприятно ей было об этом говорить, — переключишь внимание на других девушек. Чтобы я не думала, что у тебя такая реакция только на меня… — Спирит! Только он мог так сказать! — рявкнул Соул и сжал с яростью кулаки, не зная, на кого больше сейчас злится — на папашу или на Маку, которая с такой доверчивостью приняла его слова за абсолютную истину. — Но ведь были девушки, — она впервые за долгое время взглянула на Соула, и в глазах мелькнул еле пробивающийся огонек любопытства. — Были, — понятно, что были, не на помидорах же он целоваться учился, глупо отрицать очевидный факт. Соул помедлил, размышляя, стоит ли что-то пояснять дальше, но все-таки сказал: — И последняя около девяти месяцев назад, когда понял, что мне не надо других. Потому что хотелось только с одной, только для одной, только ради одной. А эта одна, как оказалось, все это время думала, что он такой же, как ее папаша. Да даже сейчас, в гараже, считала себя одной из множества. Как же это бесило, как же рвалась сейчас злость наружу. — Мака, — не выдержал он, — почему?! Что за маниакальное стремление к мазохизму?! Откуда эта святая уверенность, что все вокруг такие же, как твой отец?! Да пойми же уже наконец, что есть и другие! Не все хотят трахнуть любую смазливую девку, при этом ползти потом виноватым скотом домой и клясться в верности! Почему ты постоянно видишь во мне его?! Пытаешься приписать мне его извращенный характер?! Тебе так отчаянно хочется точь-в-точь повторить судьбу своей матери?! — Не ори на меня! — огрызнулась Мака в ответ. Соул замолчал, а ведь и правда не заметил, как повысил голос. — Тогда какую судьбу ты выбрала для себя? Для меня? — сказал он уже спокойней. — Мы же сейчас стоим перед выбором, я правильно понимаю? От чего мне придется отказаться? Ну? Говори! Выбор перед ними стоял непростой. Девушка молчала, но ответ Соул знал почти наверняка: — Как у твоих родителей? Съедающая жизнь бытовуха в обрамлении красивой картинки идеальной семьи, которая разбилась вдребезги несколько лет назад. — Да, — коротко ответила Мака, посмотрев ему в глаза. И правда, все решила за двоих. С отчаянной решимостью сломя голову лезет в удавку, оставляя позади страх, что это не тот вариант, на который согласен Соул. Предсказуемо-ожидаемо. Дочь решила пойти по стопам матери. Это стало последней каплей и весомой причиной последовавшего за этим: — Нет, — со злостью выплюнул парень слово. — Что? — Мака точно не ожидала такого ответа. — Нет уж, хватит. Теперь моя очередь думать за двоих, и тебе придется смириться с моим выбором. Но это точно будет не жизнь твоих родителей, ясно? — Соул откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Отвратительное чувство, что его только что хорошенько изваляли в дерьме никак не уходило. — А теперь пошла домой. — Соул! — у нее получилось возмущенно и растерянно одновременно. — Домой иди! — рыкнул он. — Не хочу сейчас ни видеть, ни слышать тебя… «…Ни думать о тебе».