Пополам

— Профессор Дамблдор, все хорошо? Альбус фокусируется с некоторым трудом. Чёрное пятно с желтым. Пуффендуец. Студент. У него урок. — Да, все в порядке. Простите, я задумался. Запишите домашнее задание, — взмах палочкой, скрип мела по доске, — и закончим на сегодня. Шуршат перья, шуршат мантии, шуршат шепотом ученики. Наконец хлопает дверь класса. Все стихает. Альбус хватается за край преподавательского стола с такой силой, что старое дерево трещит, цепляется острым в ладонь. Альбус пытается дышать — вдох, выдох, переждать приступ выворачивающей боли, снова вдох, задохнуться, сдержать крик, выдох, вдох, дыши, Альбус. Это не в первый раз. Это не последний раз. Боль прыгает по телу, от нее звенит в ушах, нельзя убежать от нее или взмолиться о пощаде. Это не его боль — она принадлежит Геллерту, вся, без остатка, но кровь и магия Альбуса считают иначе. Жизнь и счастье на двоих. Смерть и боль пополам. Это казалось такой хорошей идеей тогда, годы тому назад. Боль нарастает. Альбуса толкает вперёд, потом кидает вбок — он влетает плечом в окно и краем сознания слышит треск стекла. Он обнимает себя руками, скрючивается на полу, тонкий, детский голосок в его голове умоляет прекратить, он ведь это не заслужил — но другой, взрослый, сам Альбус, сам Геллерт — спорит. Заслужил. Это твоя вина. Твоя. Вина. Пока он здесь лежит — вдруг отрезвляет мысль — там, тысячи километров отсюда, Геллерт сидит перед взглядами и палочками палачей и улыбается. Не позволяя ни малейшей дрожью выдать страдание. Смотрит на них пустыми глазами, и палачи переглядываются — пытать его равноценно издевательству над трупом. Труп не ответит. Геллерт не вскрикнет. Альбус приподнимается на локтях, но тут же падает обратно, и его рвет роскошным пирогом с почками, который был в Хогвартсе на обед. Боль так сильна, что Альбус почти ничего не видит. Нужно отвлечься, перекрыть, забыться. Возможно, Конфундус на самого себя? Альбус отплевывается от рвоты и почти смеётся над собой. Нет, приди в себя, Альбус, Конфундус на самого себя в таком состоянии приведет тебя прямиком в Мунго, и хорошо, если не с концами. Давай же, Альбус, немного подумай. В его отупевший, обессилевший от боли разум приходит одна мысль — не из лучших, но сейчас его хватает только на эту и на Конфундус. Альбус задирает штанину, направляет на лодыжку палочку и говорит: — Диффиндо. Режущее заклятье прорезает кожу на полсантиметра вглубь и сантиметров пять вдоль, Альбус хватает воздух ртом и концентрируется только на этой боли, на крови, затекающей в фиолетовый носок с звёздочками, заставляет себя смотреть и думать только про порез, и боль Геллерта отступает, слегка стихает, эта боль не принадлежит Альбусу, он не ощущает ее и не должен ощущать. Лишь этот порез. Внезапная мысль врывается в голову Альбуса вихрем, стирает все остальные, возрождает лишь лицо Геллерта, довольное, хохочущее, перед внутренним взором. Боль Геллерта — для Альбуса. Боль Альбуса — для Геллерта. Тело отпускает от спазмов. Боль уходит. Остаётся лишь неприятное ощущение в порезанной лодыжке. Не надо иметь великий ум, чтобы догадаться, отчего боль прекратилась. Сложно пытать человека, который, вздрогнув мгновением раньше, начинает хохотать, и хохочет, задыхаясь, закатывая глаза, не от боли — будто в истоме. Альбус хотел отвлечься от боли. И совсем не хотел — послать сообщение. я чувствую тебя, твою боль, я помню о тебе, я здесь, я рядом, твоя боль — моя боль, моя боль — твоя, и больше ничего нет в этом мире, кроме тебя и меня Альбус очищает рвоту заклинанием, садится, охая, и опускает голову вниз, на колени, закрывает руками. Рот наполняется кровью. Соленые капли вырываются из приоткрытого рта и дробью выбивают узор на полу. Привет от Геллерта. Получил сообщение и понял превратно. Как всегда. Боль в языке говорит его голосом: «Я тоже соскучился, Альбус». Альбус закрывает глаза, глотает кровь и сам не знает, смеётся он или плачет.