***
— Дебила нашёл? — орал он тогда, выскакивая из машины. — Я, по-твоему, вчера на свет появился? Ты в этом месяце уже третий, кто мне под машину кидается. Может, мне табличку на стекло повесить: «За рулем лох»? Денежку хочешь срубить — иди работай! А ну, отползай на хер, пока я ещё не добавил! — Больно надо, — прохрипел грязный мальчишка, вставая на четвереньки. — Да подавись ты своими денежками… Будто не знает, что скользко… Савва не поверил ни на секунду. Первая мысль была пнуть его хорошенько, вторая — просто взять за шиворот и отбросить, как котёнка. Ещё лучше в мусорный бак и крышку закрыть. Такому там самое место. Савва уже руку занёс, но тут парень поднял голову, и занесённая для удара рука зависла в воздухе. С волос капает чёрная жижа, лицо перемазано, а глаза — как морская волна, такие знакомые и чужие одновременно. Уперевшись рукой о капот, он попытался встать, но тут же нога проехала по скользкому асфальту, и парень неловко упал на бок. Охнул и за бок схватился. Как Савва рядом оказался, он сам не понял. Взял под мышки и поднял осторожно. Мальчишка тут же отстранился: — Смотри, не запачкайся. — Переживу как-нибудь. Пиликнул брелоком и, снова подхватив страдальца, повёл к подъезду. — Э-э-э, куда… — Звать тебя как? — перебил Савва. — Женькой. — Дома разберёмся, что с тобой делать. К удивлению его, Женька сопротивляться не стал, хотя Савва и не сомневался, что тот начнёт трепыхаться и предлагать разобраться на месте, клянча деньги. Случайно он, как же! Консьерж в холле проводил их изумлённым взглядом, и пацан задрал нос, демонстрируя независимость. В лифте тоже каменную морду делал. А в квартире забыл на миг о ноющем боке и присвистнул восхищённо. Зато Савва не забыл и принялся стягивать с юнца грязную куртку. Женька зашипел и не дался. — Съем ведь деточку, — засмеялся Савва и потащил его в ванную. Прямо в ботинках по красивым, пушистым коврам. Женька пришёл в ужас. — Подожди, разуюсь! — и на ходу принялся ботинки скидывать. В ванной сам снял мокрую грязную куртку, морщась, стянул свитер и глянул в зеркало. На боку синяк устрашающих размеров. — Может, рёбра сломаны, — озадаченно сказал Савва. Женька отмахнулся: — Да чего им будет, обычный ушиб. Первый раз, что ли? — То есть всё-таки под машину не первый раз бросаешься? — уточнил Савва. — Я не бросался, ещё повторить? Просто… просто… — Просто жизнь у тебя весёлая, да? — подсказал Савва. Женька нахмурился и отвернулся. — Залезай в кабинку, с тебя так и течёт. Вот халат, вещи грязные в машинку брось. Я мазь пока поищу. Разберёшься тут? — Не маленький… Оставшись один, Женька, как ребёнок, трогал блестящие ручки, разглядывал и нюхал пузырьки — половину на себя вылил. И, уже вытираясь и натягивая халат, на запотевшем стекле душевой кабины слово из трёх букв написал, подумал и сердце пририсовал. Вышел, и тут разглядел как следует просторную, красиво обставленную комнату. Походил босиком по ковру, балдея, как мягкий ворс щекочет голые ступни. Окна панорамные во всю стену и внизу переливающийся огнями вечерний город. Немея от восторга, он прошёл ещё несколько комнат — одна сказочней другой, и наконец его нашёл Савва. — Заблудился? — полюбопытствовал он. — Зачем тебе такая огромная квартира? Один, вроде, живёшь. Сколько их, десять, что ли? Савва хмыкнул. — Не пугайся, всего лишь девять с половиной. Давай свой бок, лечить будем. Не обращая внимания на Женькино фырканье, развязал халат и намазал многострадальный бок прохладной мазью. Женька кривил губы, но молчал. — Есть хочешь? — спросил Савва. Женька прищурился: — А чего это ты так резко подобрел? То двинуть хотел, а теперь ванна, ужин… А вот сейчас отвернёшься — долбану по чайнику и вынесу полквартиры… — Надорвёшься выносить, — ухмыльнулся Савва. — Пошли, угощу, — и поманил за собой. На столе куски жареного мяса на большом блюде соком истекали, овощи порезанные, багет французский. Выпендриваться Женька не стал и сразу сел за стол. — И часто ты убогих к себе домой таскаешь, благодетель? — спросил он с набитым ртом. Савва не ел, смотрел на него, подперев щёку рукой. — А ты часто под машины прыгаешь? — Да блин, сказал же! — взвился Женька. — Ладно-ладно! — Савва поднял руки. — Верю. Откуда ты, Женя? Чем занимаешься? — А тебе не всё равно? Сам-то кто? Бизнесмен, надо полагать? — Ну надо, так полагай. Меня Савва зовут. — Может, за знакомство тогда… Ой, не надо только этого взгляда! Мне двадцать. Увы, паспорта с собой нет, придётся на слово поверить. — Не пью, — отрезал Савва. — И выпивки в доме нет. — Язвенник? — Трезвенник. Так ты мне не ответил. Где живёшь, с кем? Почему шляешься так поздно? — Ух ты! — восхитился Женька. — Ну прям допрос. И почему поздно? Одиннадцать всего. — Тебе негде жить? Женька засунул в рот маринованный огурец, блеснул на Савву бирюзовыми глазами из-под влажных волос и мрачно захрустел. Последний понял и допрашивать не стал.***
— Сегодня здесь останешься, — сказал Савва после — тоном, не допускающим возражений. — Переночуешь, а утром разберёмся… — Но, может… — Не может, — отрезал Савва. Женька покусал губы и хмуро кивнул. Постелили ему в маленькой комнате, по соседству с хозяйской спальней. Женька ошалел окончательно. — Нужно, чего-нибудь, позови, — сказал Савва. Уходить он не спешил и глядел на Женьку со странной улыбкой. — Ну, и чего? — не выдержал Женька. — Спокойной ночи.***
Уложив мальчишку спать, Савва убрал со стола и долго потом в ванной стоял в облаке пара под горячими струями. Голос у мальчишки совсем иной и взгляд злого маленького зверька. Может, и не бродяжка, но явно улицей воспитанный. Руки шершавые и обгрызенные ногти. А в первую секунду сердце так и ёкнуло, решил, что Игорёк таким образом вернуться решил. Ан нет, судьба ему новый сюрприз преподнесла. И теперь он дураком не будет и мальчишку этого не выпустит, даже если запереть здесь придётся. Стекло запотело, на стекле проявилось слово «хуй» и сбоку сердце. Савва поржал и провёл пальцем линию, пронзив сердце стрелой. Вдруг радостно стало и легко, даже запеть захотелось. Что-нибудь глупое и непременно про любовь, но на уме только «Дубинушка» вертелась.***
Женька проснулся поздно. Долго блуждал взглядом по комнате, ничего не соображая спросонья. Фиолетовые стены, зеркала и тусклое солнце за гигантским окном. Повернулся, и бок отозвался ноющей болью. Женька откинул одеяло, увидел синяк размером с Гренландию и всё вспомнил. Халат его лежал здесь же, Женька оделся, вышел и снова заблудился, шалея от количества роскошных комнат. Хозяина нашёл в кухне. — Доброе утро, — сказал он. — Горазд ты дрыхнуть. Садись, завтракать будем. — Мне это… идти надо. Шмотки-то где мои? — Торопишься куда? Куртка твоя ещё не высохла. Сядь уже. Не знаю, что ты любишь, поэтому приготовил тут… В глубоких синих чашах каша, а в ней черника и клубничины порезанные. Женька поморщился. Выел все ягоды и, решительно отставив тарелку, потянулся за жареной ветчиной. Облизывал жирные пальцы, поглядывал на Савву и стеснялся: — Ну чего ты? — Да так… Спалось хорошо? Отлично. Вот что, — решительно сказал Савва, отставляя чашку с кофе. — Я хочу, чтобы ты остался здесь, — и увидев, как округлились Женькины глаза, поспешил добавить: — Идти тебе некуда, как я понял, и не хочу даже думать, что ты сегодня ещё к кому-нибудь под машину поскачешь. — А тебе это зачем? — удивился Женька. — Скучно — собаку себе заведи. А лучше женись. — На животных у меня аллергия. И на женщин тоже. — Вот оно как… — протянул Женька. — Допекло, видать, раз на первого попавшегося кидаешься. А мне казалось, что у мужиков с деньгами с этим проблем нет. — Платную любовь я тоже не перевариваю. — А таких, как я, значит, перевариваешь? Может, я больной какой? Или обчищу тебя? — Что же вчера не обчистил? Женька засмеялся. Накануне он уснул, едва коснулся головой подушки. И так крепко и сладко не спал, наверно, никогда. Савва тоже улыбнулся. — Я подумал, ты сейчас рванёшь на выход в одном халате, — сказал он. — А ты сидишь, улыбаешься. Значит, к таким, как я, нормально относишься? А сам? Ну, в смысле… — Ну, я… — Останься, — сказал Савва, неожиданно накрыв его руку своей. — Принуждать ни к чему не буду — живи просто так. А не понравится — сможешь уйти в любой момент. Но я сделаю всё, чтоб понравилось.***
Если Женька нервничал, он тянул зубами за заусенцы, пока кровь идти не начинала. Савва всегда молча отнимал руку и вёл в ванную за перекисью. — Ну чего, маленький я, что ли? — дулся Женька. — Сам могу. — Конечно, можешь, — соглашался Савва и прикладывал к ранке ватный диск. Он бы и с ложки кормил, если бы Женька позволил. Но Женька строил из себя взрослого и независимого. И это его постоянное: «Ну что я, маленький?» — Савву смешило. Про себя Женька не рассказывал, только обмолвился, что старший брат имеется. — Он тебя выгнал? — допытывался Савва. — Я сам ушёл, — нехотя ответил Женька и сменил тему. Он ещё боялся, но не отталкивал. Словно прислушивался к самому себе и ждал момента, когда будет готов. Зато, когда он улыбался, смотреть хотелось бесконечно. Он и улыбался как-то по-особенному. Не требовал подарков, как Игорёк, и, может, поэтому хотелось дарить чаще. Женька вспыхивал неподдельной радостью от всякой ерунды. А от дорогих подарков отказывался, словно даже с испугом. — Не будешь же ты всё время в одном ходить? — недоумевал Савва и тащил его в магазин. Женька стеснялся и отказывался, но Савва все возражения пресёк и одел с головы до ног. — Ты всё-таки чокнутый, — улыбался Женька, когда ехали обратно. Трогал пакеты и поминутно в них заглядывал. — Я не могу понять… Ты взял оборванца с улицы, ничего о нём не зная. Одел, обул, задарил… Я ведь могу, что угодно… — Ты это уже говорил, — мягко перебил Савва. — Но ты, даже когда за хлебом бегаешь, сдачу до копейки возвращаешь. И не называй себя оборванцем. Никто по своей воле на улице не оказывается. И потом, ты же не думаешь, что я полный идиот и ничего о тебе узнать не пытался? Я знаю, что ты сирота, воспитывал тебя старший брат — он официантом в ресторане работает. Школу ты закончил, брат тебя пристроил посудомойщиком. Я в курсе, что он продал вашу квартиру и вы ютились в съёмной комнате. Он заставил тебя школу бросить? Ушёл ты тоже из-за него? Женька обалдело разинул рот, но спохватился, кисло улыбнулся и отвернулся к окну. Савва сжал его плечо: — Не думай об этом больше. Тебе нравится жить со мной? — Да… Но мне стыдно, я живу за твой счёт, ничего не делаю… — Я бы не сказал. Ты вымыл всю квартиру. Мою домработницу так не заставишь. Она, по-моему, приходит только кофе пить. А какую рыбку вчера ты запёк, м-м-м… Как бишь её? — Хорошая рыбка всегда м-м-м… — Я готовить не люблю. Приходится. А так приятно, когда вечером возвращаешься, а из кухни ароматом тянет. И ты встречаешь. Уютно так, знаешь… А вот об учёбе подумать придётся. Я помогу…***
Вечером Женька всегда встречал его у дверей. Сначала сидел в кресле у окна, ожидая, когда увидит внизу знакомый джип, и бежал в холл. Савва входил, запыхавшись, словно, забыв о лифте, по лестнице бежал. Влетал в квартиру, сгребал в охапку и зарывался носом в волосы. — Я всё время боюсь, что однажды приду, а тебя нет. — Я же тут, — бубнил Женька ему в грудь. — Куда денусь-то, я только в магазин бегаю. В один из таких вечеров всё и произошло. Женька прильнул и не вырвался, когда руки Саввы пробрались под одежду и погладили по голой спине. Не застыл, как обычно, а сам потянулся навстречу. — Мне надо в ванную, — бормотал Савва, а сам оторваться от него не мог. Женька замотал головой, не отпуская, и Савва только застонал, прижимаясь к его губам. Не расцепляясь, дошли до спальни и рухнули в кровать. Раздевали друг друга, путаясь в рукавах и штанинах. Женька прерывисто вздыхал и пытался расслабиться. — Боишься? — Немного… Нет… Боялся, конечно, это видно было по его закушенной губе, хватался руками за Савву, за простыню, и в какой-то момент едва её не порвал. Глаза раскрывал широко, захлёбывался воздухом. Руки и губы Саввы успевали везде, заласкал, зацеловал так, что Женька соображать перестал. Только вскрикивал и навстречу подавался, хватался за Савву — глаза затуманились, а потом и вовсе закатил, когда кончал и тихо, протяжно стонал. Савва на руках отнёс его в ванную, сам мыл, поддерживая безвольное тело. Женька ловил ртом тёплые струи воды, поднимая слабую руку, гладил Савву по груди. — Поедем на дачу? — предлагал Савва. — Сейчас, конечно, не то что летом, но всё равно, свежий воздух и всё такое… Тебе там понравится. Женька улыбался: — Когда? Давай завтра? — Завтра не получится, но можно в среду, например, и до конца недели. Женькины руки замерли и он как-то горько засмеялся. — Что ты? — Нет, всё хорошо. Поедем, конечно, если хочешь. А в понедельник утром Женька пропал.***
— Мужичок не бедненький — японской сантехникой торгует, несколько торговых точек у него, — говорил Дэн. — Фирма «Сикало-какало», — хохотнул Женька. — Я к нему под машину прыгну, а он мне толчок навороченный презентует, который по дерьму давление определяет? Дэн похлопал по дивану, и Женька плюхнулся рядом. — Нет, братишка. На сей раз сорвём куш побольше. Ты только не психуй сразу, а выслушай. Короче, этот мужичок — голубой, как небушко. — Сочувствую… — И его хахаль бросил, я недавно узнал. Променял один кошелёк на другой. А может, на член побольше. — А можно без подробностей? — скривился Женька. — Увы, нет, поэтому заткнись и внимай дальше. Ты, Женёк, похож на его подстилку бывшую, мне один кент фотки в инстаграмме показывал. Тот, конечно, весь ухоженный, по СПА да по курортам… И сейчас с новым ёбарем куда-то укатил, а наш клиент сейчас весь в страданиях. В общем, мужика утешить надо. Тебе и делать ничего не придётся. — Охуел, что ли? — взвизгнул Женька, пытаясь встать, но Дэн дёрнул назад: — Я сказал: не истери и дослушай… — И слушать нечего! Каждая твоя новая идея шикарней предыдущей! Это ведь придумать надо! С мужиком трахаться! Дэн спокойно смотрел, как младший брат бесится: — Женёк, если бы я тебя из интерната семь лет назад не вытащил, ты бы давно уже трахался. И не факт, что по согласию. — Знаешь, братишка, я тебе очень благодарен, что ты меня героически спас, но только своё спасение я тебе с лихвой отработал! И на паперти зад морозил, и в форточки лазил, и под тачки прыгал… — Кстати о птичках… Всё-таки будет лучше, если ты к нему под машину сиганёшь. Натуральнее получится. Он тусовки не посещает, по барам-кабакам не шляется. Приличный дядя во всех отношениях. — Ты слышишь, что я говорю? — взорвался Женька. —Успокойся, малыш, никто тебя в койку к нему лезть не заставляет. Говорю же — приличный мужик, воспитанный. Я же не изверг, чтоб собственного братишку какому-нибудь уроду предлагать? Он тебя пожалеет, полечит… А твоё дело глазки строить. Ну, помнишь, как в мультике: «Ем не досыта, сплю без просыпу». — И он такой тупой — мне поверит… — С твоей мордашкой это не сложно. Я помню, как тётечки кошельки расстёгивали, едва тебя видели. Ты его шалаве сто очков вперёд дашь, там, небось, кулак со свистом пролетает. И вообще, ты у меня мальчик скромный, неизбалованный. И симпомпончик, каких поискать. Не будь я твоим братом — сам завалил бы. Да шучу, шучу… Охмуришь идиота и поглядишь, чего да как. Квартира, небось, битком набита… — А я думал, что богатые дяди свои капиталы в банке хранят, — ехидно сказал Женька. — Ага, в трёхлитровой. У него и дома, наверняка, есть чем поживиться. Узнаешь, где сейф, может, антикварное старьё какое имеется. Долги отдам, а потом — к морю и солнышку… Соскучился по солнышку, братишка? И пусть ищет-свищет… — А если найдёт? Это тебе не ноут через форточку вынести… И с чего ты взял, что этот унитазный господин на меня клюнет? — Да куда он денется? — Дэн ущипнул его за бок. — На твою смазливую физиономию любой педик клюнет. — А если он меня… того… — Переживёшь.***
— А разодет-то, фу-ты ну-ты! — поймав идущего из магазина Женьку, Дэн закрутил головой. — Ну прям принц, ё-моё! Смотри-ка, и рожа больше не зелёная. Видать, неплохо с заднеприводным жить? В ванне с шампанским он тебя купал? А икру чёрную на завтрак ешь? Ладно… Где сейф, знаешь? Сколько в нём? — Нет у него сейфа, — слишком быстро ответил Женька. Дэн ласково улыбнулся, взял Женьку за плечо и так стиснул, что тот зашипел. — Ты дурака-то из меня не делай, братишка. Сейфа у него нет, ага! Ещё скажи, что он в метро по карточке ездит. Женька вырвался: — Отпусти — люди смотрят. — Я к тебе в понедельник в гости наведаюсь, — сказал Дэн. — Как только барин на работу отвалит. Охране на посту скажу, что сантехник. Он тебе позвонит, а ты подтвердишь. — Дэн, не надо… — Понравилось, значит, в шикарной квартире жить и задок мужику подставлять? — усмехнулся Дэн. — А вопил-то как: не хочу да не пойду! Давно надо было тебя на панель поставить, может, уже богатыми были бы. — Я не открою… — Откроешь как миленький, никуда не денешься. Ты ведь меня знаешь, Женёк… Женька угрюмо глядел на него и не отвечал. — Чистеньким захотел стать, да ещё с богатым хахалем? Нет, братишка, не получится. Грешков на тебе слишком много… Что-то ты побледнел, не беременный, случайно? Ну всё, до скорого… Женька не брал трубку весь день. Савва названивал бесконечно, дёргался, словно чувствовал что-то нехорошее и, не выдержав, сорвался домой. Понял сразу, когда вошёл. Все шкафы раскрыты, ящики выдвинуты — вещи и одежда на полу. Сейф в кабинете тоже открыт. Вся наличность, часы, запонки и ожерелье, что Савва матери на день рождения приготовил. Савва сел на кровать посреди разгрома и долго смотрел в никуда.***
По мнению Дэна, Женька всегда был с приветом. Вечно где-то находил и таскал домой блохастых котят, мог неделю переживать из-за какого-нибудь идиотского фильма. Но зато был послушным, хоть и фыркал, но делал всё, что Дэн прикажет. Удобный братец. Вот только в последнее время… — Да что с тобой? — злился Дэн. — Не ешь, не спишь… Рожа — краше в гроб кладут. Женька уныло сидел у окна. За две недели осунулся, глаза ввалились, заострился нос. Дэн тормошил, не понимал, в чём дело. Понял, когда услышал, как Женька ночью всхлипывал в подушку. Дэн присел рядом. — Ты что, влюбился? Женька отвернулся, не ответил. — В мужика? — поразился Дэн. — Ты же нормальный — на официанток всегда смотрел. Что он такого с тобой сделал? Совсем чокнулся? — Совсем. — Ну, дела, — ошарашенно пробормотал Дэн. — Я знал, что ты ку-ку, но не до такой же степени! Слушай, давай я тебя с девушкой познакомлю. У меня такие знакомые есть! — потянул Женьку за плечо, но тот вырвался и накрыл голову подушкой. Дэн витиевато выругался. — Что с тобой делать-то теперь? Да, блядь, Женька, хорош выть! Ну, чего ты! Хочешь… — Дэн, уйди, а?***
Женька невидящим взглядом смотрел в телевизор, когда за спиной хлопнула дверь. — Дэн, я картошку пожарил, будешь? — равнодушно спросил он, не оглядываясь. — Котлеты вчерашние. — Здравствуй, Женя. Голос знакомый и тихий. У Женьки мгновенно всё скрутилось в животе. Медленно встал и оглянулся. Савва в дверях, в своём шикарном дорогущем пальто, на фоне их комнатушки смотрелся словно пришелец из другого мира. Он шагнул вперёд, и Женька попятился, пока в стену не вжался. — Савва, как ты… откуда? — и вдруг бросился вперёд, упал на колени и обхватил ноги Саввы и забормотал: — Прости, прости… Сав, прости меня! Я не хотел… то есть хотел, но не знал, что так будет. Со мной так никто… Дэн сказал, что ты заявлять не стал… Я верну тебе всё, Сав — я отработаю… Савва поднял его с пола. — Жень… У Женьки губы тряслись, глаза блестели лихорадочно. Он хватался за руки Саввы и без остановки: — Я отработаю, я отдам… — Жень, поехали домой. Женька ещё беззвучно шевелил губами и через мгновение дошло. — Что? — глаза у него округлились. — Сав, ты… после всего… Но я и Дэн… — Это он меня привёз. Колье и остальное вернул, а деньги… Да чёрт с ними! Считай, что я тебя выкупил. Жень, поедем, а?