Счастливый конец.

"Ох, милый Сейшен, твои глаза стали красными от слез, прямо как у тех тварей. Забавно, правда ведь? Твои дрожащие губы все еще повторяют, что это всего лишь анемия, обычное малокровие. Как жалко, милый Сейшен, что ты не знаешь, что за ужасный вирус пожирает меня. Пожалуйста, не уходи. Продолжай тихо всхлипывать у моего изголовья, пока я переплетаю свои ослабшие пальцы с твоими. Я так рад, милый Сейшен, что ты не слышишь моих мыслей. Что ты не знаешь, что твой дорогой друг, вроде бы такой черствый и жесткий, на самом деле внутри жалок от бесконечной любви к тебе. Который на самом деле до слез, до истошного крика боится умирать. Умирать в одиночестве, без твоего присутствия. Поэтому, пожалуйста, милый Сейшен, не уходи, пока я не умру." Мурой и вправду не ушел, как будто бы слышал последнее желание друга и остался бы в больничной палате ночевать, если бы его чуть ли не метлой выгнала оттуда мать больного. Но он, к сожалению, не телепат и не понимал, что происходит с Тошио. Да, Сейшен плакал, но это было больше ради образа. Так приятно было у творческих людей-плакать, когда случается что-то плохое. А на следующий день Тошио Озаки умер. Первым его уже остывшее тело нашел как раз таки Мурой. Он, как только увидел посиневшие губы друга, застывшее в какой-то блаженной никому кроме него непонятной улыбке и глаза, бесполезно смотревшие в потолок, все понял. Понял и упал на колени так, как будто он был куклой, а кукловод решил обрезать ниточки. Упал и, закрывая лицо руками, зарыдал. Совсем не так, как подобает монахам, которые последний месяц только и делают, что стойко и без слез отпевают умерших, стоя среди рыдающих родственников. Оно и понятно, да? Все таки Тошио намного больше, чем очередной деревенщина, перед трупом которого нужно было читать молитвы, выполняя свою работу. Озаки даже, наверное, был больше, чем просто друг.. Похороны. Этот день был ужасен не только из-за событий, происходящих в течении его, но и сам по себе. Казалось, осень наконец-то  проснулась и, откашляв пыль, начала извергать с неба всю воду, накопившуюся за это жаркое лето. Было очень мокро и неприятно просто выходить на улицу, не говоря уже о том, как же отвратительно было думать, зачем ему надо будет это делать. Слава богу! Другие, видя дерганное состояние Сейшена и понимая, почему это происходит с их другом, пришли и помогли. Нет, не утешили. Согласились провести церемонию погребегия вместо него, делов то. Мурой сначала театрально отнекивался, что-то бормотал про долг, а сам еле сдерживал плач облегчения и постоянно задирал голову вверх, пытаясь удержать слезы на своем законном месте-в глазах. Наблюдая за похоронной процесией из окна и щурясь до боли Мурой тщетно пытался рассмотреть гроб. Гроб. В гробу лежит он. Тошио. Какой он сейчас? Наверное, не сильно отличается от того, что было при жизни. Все такой же худой, бледный, с черными кругами под глазами. Болезненный. Может он и не жил никогда, а всегда был мертвым? А если оно так, то значит и не умирал? Сейшен мотнул головой. Хоть он и был заядлым мистиком, но в такое он поверить не мог. Все же Озаки точно был живой. Не могли быть губы мертвеца такими горячими и мягкими, нет-нет.. Хватит! Мурой раздраженно повёл плечами и вздохнул несколько раз. Не за этим он сейчас стоит перед зеркалом, держа в руках бритвенное лезвие, не за этим! Сейшен еще раз прокрутил в голове последовательность действий. Вот он оголяет тонкое запястье, заносит железо над кожей.. Вдоль. Ведь вдоль? В прошлый раз он очень сильно налажал и перерезал себе сухожилия, отчего потом не мог целый месяц нормально двигать рукой. Сейчас он сделает все правильно, правильно и эгоистично..Мурой усмехнулся, представляя, как нелепо будет выглядеть его обескровленное тело. Усмехнулся и начал резать.