тепло от твоих рук

Криденс никогда раньше не чувствовал такого тепла. Руки Нагини, обвивающие его шею, нежно притягивали к себе, заставляя забыться и расслабиться. Она молчала, лишь украдкой поглядывала по сторонам шатра, рукой поглаживая волосы Криденса. Откуда-то доносились звуки музыки, какие-то шорохи. Криденс на мгновение закрыл глаза, ощутив, как маледиктус переплела свои пальцы с его. — Тебе нужно поспать, — ласково шепчет она. Для всех Нагини — чудовище, очередное зрелищное шоу; но только не для Бэрбоуна. Для него Нагини — хранитель, а встреча с ней, пожалуй, самое лучшее, что случилось с ним за последнее время. Когда он впервые увидел её, такую одинокую, напуганную, стоящую и смотрящую в глаза ненасытной публики, что ждала от Нагини очередного превращения, Криденс почувствовал, что теряется. Юноша всего-то на мгновение встретился с её бездонными, подобными ночному небу глазами и не смог отвести взгляд в строну. Что-то особенное таилось за этим взглядом, такое до дрожи родное: такая же боль и одиночество, что преследовали по пятам самого Криденса. Её черные волосы в ту ночь развевались на ветру, словно красивые ленты. Тогда они впервые заговорили. — Привет. — Нагини заговорила первая. Криденс почувствовал себя счастливым впервые за долгое время, услышав такое простое слово. От её рук веет теплом, что распространяется по всему телу юноши, подобно электрическому заряду, дарующему новый поток энергии, что вот-вот растечётся по венам. Она первая, кто заботиться о юноши, первая, кому нравится произносить его имя так медленно и так ласково. — Криденс, — шепчет снова Нагини, проводя рукой по лицу Бэрбоуна. — Спасибо, — сквозь сон бормочет Обскур, сжимая её руки. — Спасибо. — За что? — За дом. Криденс не может увидеть, как одинокая слезинка пробегает по щеке маледиктуса.