Кто играет на рояле?

Хаотично расставленные тут и там канделябры распространяли тусклый свет в, наполненной цветом малахита и кобальта гостиной. Из распахнутых ставней сочилась ясная, промозглая ночь. В тон ей, тихо плача, пел старый рояль, горькою тишиною пели вместе с ним, сгорая в холодном огне, недосягаемые звёзды. Антерос прижал, на долгие секунды, к губам тонкое девичье запястье, утопая в сладком запахе этого тела. Ответом ему был рваный вдох. -Тише, - мягкий шёпот слился с плавной мелодией, - всего лишь приглашаю на танец. Он потянул её за собой. Раздался шелест тканей. Она покорно вступила в его тёплые объятья, почувствовала крепкие руки бродящие по спине, положила свои тонкие руки, затянутые в тугие расписанные серебряными нитями рукава платья, на его чуть острые плечи. -Кто играет на рояле? Шёпот едва слышно слетел с губ, но был услышан. Антерос провёл губами по скуле и, остановившись на губах Амелии, не оставив поцелуя, ответил: -Вы мне скажите. Незримый музыкант извлекал волнительные звуки, белые и чёрные клавиши опускались под напором его пальцев. -Там никого нет. Синие, чёрные, в этой ночи глаза смотрели спокойно, без места страху. Он улыбнулся лишь уголками губ, лукаво сверкнув зеленью взгляда. -Значит никто не играет. Антерос слышал беспокойное биение её маленького сердца. -Но музыка звучит. И её сердце. Пока. О, этот беспокойный такт. Они медленно двигались следуя ему. -Значит, кто-то всё же играет. Голос, такой же тёплый, как и руки. Лукавый, как и взгляд. -Тогда какой ответ на вопрос верен? Сизый ветер щекотал, босые ступни и играл с короткими чёрными прядями. -Оба. -Это невозможно. -Не нравится расклад? А знаешь ли ты расклад? Он остановился. Прошёлся пальцами по ключице и остановился у тёмной, шёлковой ленты корсета. -Тогда Вы можете задать другой вопрос. Казалось клавиши стали опускаться громче. Гладкие ленты были потянуты вниз, ослаблен корсет. -Что это заместо? Нелепый вопрос. Не тот вопрос. Быть может, Незримый и впрямь играет громче? Где-то за пределами тёмной кобальтово-малахиовой гостиной, серебрился свет луны. Где-то за пределами. -Это мой дом/ Не те вопросы. Не те ответы. Амелия запустила холодные пальцы в волнистые медные пряди, думая о том, что здесь всё звучит так глупо и не к месту, как то, что она оказалась на той мостовой под вечер повстречала этого человека, ушла с ним за плавной беседой. Наверное, глупо, и, наверное, не к месту. Не нарочито медленно были спущены тугие рукава платья. -Может стоит задать интересующий Вас вопрос, леди Амелия? Эти слова Антерос снова прошептал уста в уста, к коим она прижалась, растворяясь в тепле, будто осеннего костра, чувствуя, как спадает тяжесть платья и ветер колышет полы уже тонкой камизы. Она внимала, желанному, ответу поднимая кончиками пальцев его льняную рубаху, отрываясь говоря: -Это будет… -Глупо?... Опустившись, на обитый бархатом, диван Антерос посадил её к себе на колени, заглянул в глаза. -Не стоит задавать подобных вопросов. «Не стоит Вам этого знать» Безобразная мелодия лунного света скользила по молочным бёдрам вместе с горячими руками, поднимая края камизы. Его губы оставляли огненные поцелуи на шее, аккурат пульсирующей венке. Продолжала сочиться в окно промозглая ясная ночь. Продолжал в тон ей плача петь старый рояль. Продолжали горько петь вместе с ним недосягаемые звёзды, сгорая. В тускло освящённой гостиной продолжался, пока, этот беспокойный сердца такт.