Дети с мечтами

      Сапсан плавно остановился поздно ночью, распугав рассевшихся птиц на проводах и перроне. Медленно падает снег с черного неба, на котором плывут светло серые облака в сторону юга.       Двое людей медленно шли рядом по тротуару, который заваливало снегом. Выдыхали теплый пар, который растворялся в прохладном воздухе. — Как я давно тут не был. — Тихий голос Миши заставил идущую рядом Алину улыбнуться, — Живешь тут одна, хотя знаешь, что все веселье в Петербурге. И что ты тут нашла…       Кудрявая подняла голову, перестав рассматривать плитку, и протянула в побледневшей руке сигаретку. Они вдвоем закурили, шагая по безлюдной улочке в нескольких часах езды от центра. — Спасибо, что приехал. Я думаю, — Монтана затянулась сигаретой, пряча замерзающие руки в карманы длинной теплой куртки, — ты один из немногих, кто приедет в другой город ко мне, не смотря на то, когда я попрошу и зачем. — Я же твой лучший друг, — Совергон пожал плечами, — это моя обязанность. Помогать тебе всем, чем смогу. Помогать в любом случае.       Сейчас была ночь буднего дня. Три, уже ближе к четырем показывал яркий экранчик умных часов на тонком запястье. Совергон застегнул свое черное длинное пальто, слегка мотнув головой, убирая челку с глаз. Снова повернув голову, он выдохнул дым через нос, стряхнув пепел с сигареты, и посмотрел на собеседницу. Алина была явно чем-то взволнована, но лезть в ее дела он боялся. Предпочитал держаться тактики, описанный еще господином Булгаковым: сами все предложат, сами все дадут. Мало ли что могло случится. — Выглядишь очень замученной. Давно спала? — Во вторник днем. И все равно, что уже ночь со среды на четверг. Уснуть не могу.       Сжав в ярко накрашенных губах сигарету, девушка открыла дверь в подъезд, и, подождав друга, пошла не спеша наверх. Миша заинтересованно шел рядом, придерживая лямку черного портфеля. Обычно она вела его до отеля недалеко отсюда. А сейчас — ведет к себе домой. Он бывал у нее пару раз, но остаться с ночевой — нечто совершенно иное.       Миша хотел бы ей чем-нибудь помочь, но боялся навредить. Даша и Света рассказали ему то, чего он не должен был знать. И у него было не очень хорошее предчувствие. Девочки склонны обсуждать слухи, додумывая то, чего нет. Ему мягко намекнули на то, что он — скорее всего, лишнее звено. Что они с Алиной — давно не лучшие друзья. И это было как страшно, так и обидно.       Когда девушка прижалась спиной к своей входной двери, пытаясь дрожащими руками вытащить ключи, Миша посмотрел на нее слегка растеряно. — Алина, ты ведь не просто так позвала меня сюда, верно? — Осторожно спросил он. — Верно… — Прошептала она.       Щеки с веснушками моментально покраснели, что было заметно даже при полумраке, царившем на лестничной площадке. Миша вытащил ее руку, слегка улыбнувшись, проведя холодными пальцами по мандале на тыльной стороне. В это время второй рукой нырнул в глубокий карман чужой куртки, и вытащил связку с ключами. — Я хочу с тобой поговорить. И будет лучше, если мы поговорим с тобой один на один, а не с кучей ненужных свидетелей разной степени борзости.       Совергон прекрасно понял о ком была речь. За его спиной есть те, которые заступятся за него, если его обидят, как и те, которые только посмеются, если ему помашет ручкой его лучшая подруга, сказав о том, что не желает иметь с ним дел. Первых, к счастью, было больше. — Что случилось, Алина?       Девушка жестом показала ему замолчать, и принялась быстро открывать дверь. Она услышала, как за соседними дверьми за ними начали наблюдать. Где-то послышались шаги. Дом словно ожил, и весь подъезд именно сейчас, в четыре часа утра четверга, решил куда-то пойти, что-то решать, за чем-то (или кем-то?) наблюдать. Будто все были в спячке с самого момента построения этой мерзкой серой панельки, а сейчас резко активизировались. Именно сейчас, в самый неподходящий момент! А ведь лишние уши сейчас ни к чему.       Совергон зашел в квартиру первый, и подпер своим худым плечом шкаф с раздвижными дверцами. Хозяйка квартиры же закрыла дверь за собой, и, спокойно выдохнув, принялась стягивать темно-зеленый, почти черный шарф, включив мягкий холодный свет. — Совергон, нам нужно поговорить. И это, блять, очень важно. Я надеюсь, что ты меня поймешь. — Конечно пойму. — Улыбнулся темноволосый, стоя напротив нее, — А даже если не пойму — постараюсь максимально сделать это. Я ведь твой лучший… — Тихо. — Она его остановила, и выпрямила сгорбленную спину, — Вот на счет этого и хочу поговорить. Бросай тряпки, пойдем.       Они прошли босиком по деревянному черному паркету до кухни. Миша устроился на стуле, вытянув свои тощие ноги под стол, и принялся застегивать расстегнувшиеся черные пуговички на такой же черной рубашке. Алина остановила его, и, взяв за руку, положила в раскрытую ладонь зеленую бутылочку с золотым оленем на этикетке. Совергон сразу засиял, с широкой улыбкой открывая крышечку, и наполняя две больших кружки.       За темными шторами сияла ночная Москва. Холодный ветер просачивался через открытое окно в спальне, медленно охлаждая духоту, сохранившуюся в квартире.       Алина устроилась на столе, оставшись в белой футболке с одним красным рукавом.       Они выпили мелкими глотками все содержимое стаканов, каждый задумавшись о своем. Тишина словно не раздражала, а помогала расслабиться. Стало спокойнее и нервы перестали бушевать. Почти перестали дрожать руки, покрытые татуировками.       Выпили еще, не сговариваясь. Опьянение приходило медленно. Миша посмотрел на часы, что показали ровно четыре утра. Через несколько дней пойдет последняя неделя декабря. — Эх, спина моя больная. Столько времени в одном положении просидеть. — Совергон решил нарушить тишину, и вывести подругу из мыслей, которые и делали ее мрачной. — Так ты же хикка. Ты как сядешь дома, так все, пиздец, хоть трава не расти. — Рассмеялась вдруг Алина, — Я до сих пор помню, как Данька тебя за волосы тягал. — Этот пидорас крашенный постоянно вваливается ко мне в квартиру как к себе домой. Дверь, блять, ногой выбивает, и как заорет, мол, здрасте, так я сразу минус сердце. — Миша развел руками, — Вот есть же люди как люди. Напишут что придут, и приходят спокойно, ты с ними спокойно выпьешь, и сидишь дальше. А от этого хоть на потолок себя приклей.       Алина хохотала, оперевшись руками о край стола, и болтая ногами. — Так, а хули толку? — Едва, сквозь смех, проговорила она, словно забыв о беспокоящих мыслях, — Эта пожарная каланча — ему даже на носочки вставать не надо будет, чтобы тебя от потолка отодрать. Завели мы, конечно, друга себе, блять… Таких друзей — за жопу и в музей. — Зато у него всегда можно занять денег. Он от своих богатств уже не знает куда деваться. Хуже Моргенштерна, ей богу. Этот хоть сжигает их, а у Дани они на полу валяются разбросанные, он ими кроссы вытирает, то в дженгу играет. Ой, пиздец, нам с тобой не понять.       Миша поднялся со своего места, и медленно прошелся по кухоньке, слегка пошатываясь. — Считаешь, что художник должен быть голодным?       Алина подошла к нему, и аккуратно повела по коридору в сторону спальни. — А почему нет? Вон, не разъедать же себе харю на блогерских харчах? Ебало Кашина не в каждую плазму влезет, не то что в монитор. — Слушай, — девушка резко остановилась, из-за чего Совергон едва не упал, — а ты почему с ними в тур не поехал? Прошла любовь — завяли помидоры?       Миша растерялся, оперевшись рукой о стену, которую Алина подпирала, и посмотрел ей в глаза. Девушка рассматривала его, сжимая в левой руке недопитую бутылку. — Чего любовь-то сразу? Я не захотел с ним в тур ехать, потому что хочу поехать кое с кем другим.       Монтана удивленно посмотрела на него. Задумалась, отведя взгляд от тонкой шеи, пытаясь полупьяным мозгом вспомнить у кого в ближайшее время будет тур, но ничего эдакого ей в голову не пришло. Быть может ей еще что-то недосказали. А может еще слухи не дошли. Подняв снова взгляд, она посмотрела в глаза Совергону, и сказала то, что хотела давно сказать. — Миша, нам нужно поговорить. Знаешь, — запала храбрости не хватило даже до середины второго предложения, — бля… Слушай, я хочу чтобы ты знал. Я не хочу тебя считать своим другом. Даже в лучших друзьях не хочу тебя видеть.       Парень опустил руки, слегка отойдя от подруги, и посмотрел на нее так, будто она превратилась в кусок золота. Алина же, выдохнула, собираясь с мыслями, и взяв его за запястье, подошла достаточно близко, тихо прошептав: — Не хочу я считать тебя своим другом, пускай и лучшим, если хочу, чтобы ты был моим парнем. — Ч-ч-что? Парнем? — Миша посмотрел на свою руку, и, медленно переплетя пальцы, перевел взгляд на карие глаза, с длинными ресницами, — Ты что, — он сделал паузу, — любишь меня?       Алина кивнула, согласившись с вопросом. Было слегка стыдно это признавать. Прикрыла глаза, боясь увидеть реакцию. Все слишком легко можно было испортить своей ненужной любовью.       Холодный ветер гулял по квартире, разнося запах елового ликера. Приятный полумрак и полная тишина. Ощущение прекрасного и уютного спокойствия. — Я согласен. — Тихо сказал Миша, и, наклонившись к Алине, осторожно ее поцеловал.       Девушка прижалась к нему, отвечая на поцелуй, и запуская руку в черные и колкие волосы. Ледяные руки парня проскользнули под футболку, устроившись на талии. Отстранившись, Алина мягко улыбнулась, сказав: — Спасибо, Миша, что ты рядом. Может быть выполнишь еще одну просьбу?       Совергон улыбнулся в ответ, и забрал бутылку. Тонкие пальцы положил на губы подруги, не давая ей ничего возразить, а сам, сделал несколько жадных глотков, что моментально обожгли горло. Он прекрасно почувствовал, что пьянел, но его это не особо волновало. — Конечно, все что захочешь.       Алина допила остатки, и побрела вместе с ним в комнату, до которой они немного не дошли. Алина потянула Мишу за рубашку к кровати, и когда тот лег поперек, нависла над ним, прибрав мешающиеся кучерявые волосы. — Ты уверена в этом? — Тихо поинтересовался Миша, схватившись за белый плетеный ремень на черных штанах. — Конечно, красавец. Поедешь в свой Петербург с засосами. Пускай все завидуют.       Она жадно принялась целовать Мишу в шею, покрывая ее влажными следами. Дрожащие от алкоголя и волнения руки с трудом справлялись с черными пуговками на тонкой рубашке. На бледной коже расплывались ярко красные следы от поцелуев, обрамленные едва заметной тонкой полосой от матовой помады. Совергон простонал, слегка выгнувшись, и закрыл глаза от удовольствия. Запустил свою руку в ее мягкие волосы, прикусывая губы. Алина медленно стянула черную рубашку, и провела рукой по выпирающим ребрам, которые вздымались от тяжелого дыхания. — Черт, какой же ты…       Парень в одно движение снял с Алины футболку, убирая непослушные прядки за спину. Продолжая с ней целоваться, кусал ее за пухлые губы, расстегивая ее штаны, проводя пальцами по кружевному черному белью. Руки наслаждались приятной мягкостью теплой кожи, согреваясь об нее.       Алина, оставив засос на тонкой шее, посмотрела Мише в глаза, и замерла, словно не веря в то, что происходит. — Спокойно, — улыбнулся он ей, — больно не будет.       Миша слегка повернул голову подруги в сторону, прижимая ее всем телом в кровать. Алина, почувствовав боль, слегка выгнулась, царапая ногтями спину. На глазах появились слезы. Она не сдержалась, и громко простонала, прижимая к себе Совергона, который успокаивал ее мягкими кроткими поцелуями в шею. Дождавшись, когда боль ослабнет, он принялся мягко двигаться, доставляя приятное наслаждение, разливающееся по всему организму. Монтана едва слышно постанывала, выгнувшись, и просто наслаждалась происходящим, прикрыв глаза.       После почти двух часов, Алина легла сверху на Мишу, словно одеяло, и закурила, положив голову на худую грудь, прислушавшись к быстрому биению сердца, давая темноволосому отдышаться. Совергон поглаживал девушку по волосам, наматывая на палец тонкие прядки. — В этом была твоя просьба? — Шепотом просил лежащий, затянувшись предложенной сигаретой, и выдохнул дым через нос. — Да, быть у меня первым. Я думаю, что ты великолепный человек. — А ты меня в свой тур возьмешь? — Поинтересовался Миша, посмотрев в карие глаза, и аккуратно убирая с щек с веснушками потекшую от слез тушь, — А то я так больше не играю.       Алина рассмеялась, кивнув. — Да ладно тебе обижаться. Тебя встретили, напоили, обслужили, еще и ночлег дали, а ты тут еще харчами за горизонт метаешься. Не играет он. — Она наклонилась к нему максимально близко, и тихо прошептала, — Я даже приглашу официально тебя с собой. И мне очень приятно, что ты решился на это все.       Совергон кивнул, прижимая девушку к себе, и ответил: — Для хорошего человека — не жалко. Я могу помочь, то почему бы и не сделать это?