Фарфоровый ангел

Бет очень шло то платьице, которое ей сшила Диана. Красновато-розовый, на самом деле, прекрасно сочетался с её светленькими волосами, аккуратными губками, он стройнил и без того маленькую Бет, и Рик не мог на неё наглядеться — что в тот день, когда она впервые отправилась на праздник в детский садик, что теперь, когда он смотрел на её фотографию. Тогда Бет улыбалась. Искренне улыбалась, она была обычным ребёнком. Через полгода Рик снял с ней небольшое видео. Он просто хотел запомнить то рождество — самое человеческое, самое нормальное рождество в его жизни, и Бет, наверное, была самой важной его частью. До того, как человечество наконец-то умудрилось развить свои лазерные технологии до DVD-дисков, Рик Санчез всего за два часа придумал способ навсегда сохранить записи с ненадёжных VHS-кассет. Просто чтобы сохранить видео, где Диана наряжает ёлку, а Бет подаёт ей игрушки, пока сам Рик за кадром бормочет о том, что всё это фарс и провокация крупных корпораций — получая в ответ, конечно, лёгкий поцелуй от Дианы. Она поцелуями говорила ему «заткнись» и «продолжай», но Рик всегда понимал, что конкретно она имела в виду... То, что хотела сказать ему Бет, Рик тоже понимал без слов — когда-то. Когда она была маленькая и ставила себе на голову фарфоровых ангелов, которым, на самом деле, место было на той самой ёлке. Вскоре после рождества Рик сделал ещё одну фотографию, где он был с Бет на шее. Тогда ему казалось, что она пережимала ему сонные артерии своими коленками, но он терпел, всё больше бледнея — а Диана фотографировала, тихо смеясь над дочкой, которая по чуть-чуть вырывала уже начинающие седеть волосы с головы Рика. Больше Рик не видел улыбки Бет — настоящей, искренней и детской. Она не должна была этого увидеть. Конечно, не должна была — и Рик был готов поклясться, что запирал дверь в гараж, когда отправлялся в одно из соседних измерений. Но Бет была слишком умна, а потому легко справилась с замком. Потом она лепетала что-то про то, что забеспокоилась, когда Рик не ответил на её стук в дверь. Наверное, она боялась, что с ним что-то случилось. С Риком ничего не случилось. Случилось с Бет. Когда Рик разрывал пасти гроуманцам голыми руками, вспарывая им щёки, выворачивая зубы, ради того, чтобы добраться до их железы, вырабатывавшей редкий гормон — он не знал, что в гараже его будет ждать Бет. Когда он, полностью обмазанный голубой гемолимфой, получал глубокие укусы, когда гроуманцы оставляли в его руках и туловище свои кривые зазубренные зубы, раздирая кровоточащие раны Рика ещё больше, когда они жевали его, не желая расставаться с самыми важными своими органами — он не знал, что не сможет быстро вернуться домой, прошмыгнуть в душевую и помыться, а потом спрятать рваное и пропитанное желчью, кислотной слюной и всем прочим дерьмом одежду. Когда Рик с ехидной ухмылкой пальцами цеплялся за гоумерову железу, секрет которой был ему так важен, когда вырывал её из пастей, полной пенящейся лимфы, когда, довольно сжав кровоточащие синим трабекулы, он открывал портал обратно в своё измерение — он точно не думал, что его таким увидит Бет. Её зрачки сузились до такой степени, что Рик видел только белок её глаз и дрожащие губы. Бет была причиной многих его изобретений, но Рик никому не говорил, что изыматель памяти стал одним из них. — Мне кажется, что-то с ней не так. Диана никогда не говорила плохо ни о Рике, ни о Бет, но она точно беспокоилась — для того, чтобы это понять, даже не требовались быть Риком. — Может, она просто хочет стать хирургом? — пробормотал Рик, наблюдая, как Бет на кухонном столе молча, без капли жалости, свернула шею кролику и взялась за короткий нож. Диана отвернулась. — Ну... Тогда она станет самым выдающимся из всех хирургов, ведь в ней твои гены, — легко чмокнула она в нос Рика и удалилась. Диана не переносила вида крови, а Рик не мог жить без её улыбки и улыбки Бет, но Бет больше никогда не улыбалась.