Непостижимый человек

— …Аббаккио, верно? — спросил Буччеллати. Шуршал по крышам, по тротуарам, по куполу зонта дождь… — Moody Blues, пауза, — рыкнул Леоне, ставя стакан на стол. Станд щёлкнул и послушно остановил воспроизведение, застыл точно выполненной куклой в полный рост, манекеном с витрины модного магазина. Движение губ замерло на полуслове. В меблирашке средней степени паршивости, которую снял Леоне, почти сразу же избавившись от опеки нового командира, Бруно Буччеллати с вечерней улицы, в белом, окутанный лилово-оранжевым свечением от фонарей, с каплями дождя в волосах (когда успел?..), изящно поднявший руку, в которой тогда держал зонт, был таким же неуместным гостем, как… как Его Святейшество Папа, заглянувший перед ужином, чтобы отпустить Аббаккио грехи. Леоне сгрёб со стола стакан, встал и обошёл вокруг своего станда, пытаясь собрать правду по уликам: складкам у бровей, изогнутым вниз углам рта, каменно-твёрдым скулам, прищуру. Заглянуть в механическое нутро плеера — пара отвёрток и раз плюнуть; засунуть руку в голову собственного станда, чтобы ухватить пустоту, — ещё проще; заглянуть в голову человеку — непосильная для него задача. Может, если бы Леоне в своё время больше интересовался работой мозгоправов в участке, он сумел бы понять, что скрывалось за словами: «Ты мне нужен, Аббаккио». Что толку, когда он мог увидеть в глазах Moody Blues самого себя, каким был в тот вечер, но не мысли Буччеллати? — Moody Blues, дальше. Станд щёлкнул и продолжил: — …важен не результат, а каким путём… Стекло захрустело, стакан лопнул, на пол полился чай со льдом, смешанный с кровью: Леоне бросал пить и сохранял ритуалы, чтобы подавить желание тянуться к бутылке. Слышал, что курильщикам такое помогает. С пальцев воспроизведённого Бруно Буччеллати тоже закапала кровь, но станд даже не вздрогнул, продолжая проигрывать заданный момент. — Хватит! Станд шагнул к нему, на ходу теряя позаимствованный облик, cползавший с него бензиновыми разводами, и растворился в воздухе. Леоне заставил себя разжать руку, стряхивая осколки на грязный пол, длинно выругался и схватил полотенце, чтобы зажать располосованную ладонь.

***

Назавтра Буччеллати, скользнув по нему взглядом, настойчиво поинтересуется: «Что с рукой?» «Порезал», — сквозь зубы процедит Леоне, засовывая в карман перебинтованную кисть, и Буччеллати покладисто кивнёт, уже не глядя на него: если ничего серьёзного, то хорошо. Непостижимый человек, в самом деле. Такие быстро умирают.