В одно касание

Эмма, честно, не понимает, почему внутри так колет, когда Робин берёт Реджину за руку. Господи, она знает, что они вместе уже давно, она пару раз видела их поцелуи, она уверена, что они делят постель (или шалаш, где там вообще живёт лесник?). Но этот жест, — всего лишь мимолетное касание руки, — выбивает из лёгких весь воздух разом. Поддержка в одном простом жесте, Эмма опускает взгляд в книгу, потому что б о л ь н о. Наверное, из-за Крюка; наверное, она по нему скучает. Не может же это быть из-за Робина и... Реджины? — Я... мне надо выйти, я сейчас вернусь. Она чувствует, как взгляд Реджины упирается в макушку. Всего десять шагов до двери, всего три вдоха, всего лишь дурацкие ладони, которых может касаться весь из себя замечательный Робин. Он появился из ниоткуда, а Реджина смотрит ему в рот и, кажется, не замечает ничего и никого. Эмма считает до пяти, прикрывает глаза, давая свежему воздуху охладить горящее лицо. Ждёт, когда звук долетит до перепонок, чтобы разорваться её именем. — Эмма? У неё на языке сотня вопросов, и снопы искр летят с пальцев, — Эмма пихает руки в карманы джинсов, — она тянет губы в напряженную улыбку. — Я в порядке. Просто... вышла подышать. Там душно, заметила? Ветер пробирается под самый свитер, и Свон фокусируется на его танце по коже. Думает, если умереть от пневмонии, будут ли её считать спасителем, которого нужно возводить в ранг рыцаря за вереницу случайностей?Смеяться хочется немного истерично. Реджина по-прежнему стоит напротив, смотрит внимательно, считывая всё по сжатым губам и лихорадочному блеску глаз. Её ж а л о с т и Эмма не выдержит, поэтому давит надрывное: — Всё хорошо, правда. Реджина ей не верит, но, спасибо, ничего не говорит. Эмма видит, как дергается её рука, но замирает и опускается на половине пути. Свон судорожно выдыхает то ли с облегчением, то ли с разочарованием. Они не переходят черту физического — это осталось в эпохе агрессивных стычек мэра и шерифа, когда они делили сына и притворялись, что ненавидят. Притворство осталось, мутировало в нечто абсолютно неясное и хрупкое, готовое сломаться в любую секунду, нарушив баланс. — Эмма, ты можешь идти домой, отдохнуть. Мы с Робином и Генри справимся. Маленькая идеальная семья, где Эмме нет места. Где её (её!) сын, где её (вычеркнуть за недостоверность информации) Реджина и этот... ...этот Робин-самый-благородный-Гуд. — Я останусь, — с уверенностью, которой хватает всего на два слова. Эмма распахивает глаза широко-широко, упирается взглядом в лицо Реджины, на тревожный изгиб губ и усталость по радужкам. Реджина кивает, принимая, — понимая, — все её мысли. В её молчании согласие, горькое "так нужно", которое Эмма ощущает инстинктивно. Их роли расставлены, Реджина бороться с судьбой в силу сказочного прошлого не пытается. Только следует законам пыльцы фей и искушающей магии; Эмма не знает, то ли плакать, то ли смеяться — она впервые хочет бежать не от, а к человеку. Но замирает на расстоянии всего лишь одного касания.