Дегустация алкогольных напитков различных ценовых категорий

— И-и поэтому я... Поднимаю тост! Киришима говорил неожиданно громко, когда основательно выпивал, и Бакуго толкнул его в плечо. — За что, дерьмоволосый? — За... Друзей! Моих замеча-а-ательных... друзей! — За друзей, говоришь? — Катсуки ухмыльнулся. Киришима ткнулся в плечо Бакуго. — Прости-и-и! Дорогой, прости-прости-прости! — Кири, мы же уже пили за твоего парня,— закатил глаза Серо. — Причем раз восемь. Ты очень настаивал. Момо улыбнулась. Изначально, что забавно, идея собраться и выпить с бывшими одноклассниками принадлежала Джиро, хотя она пришибла бы Яойрозу, если бы та кому-то сказала: Кьеке была невероятно дорога ее репутация нелюдимого эмо. Но очень многие были заняты, особенно Тодороки с Мидорией, с которыми Момо особенно хотела увидеться, так что встречу решили перенести, а вместо этого — просто посидеть с Джиро. Однако Каминари настолько настроился сегодня выпить, что все равно собрал своих и, удостоив Момо сообщением "будем чрз 15 мин :))", завалился к ним со всей своей безумной оравой. — Смотрите-смотрите! Там Аояма! — завизжала Мина и показала на телевизор. Серо сделал громче. — ...Разумеется, это заслуга нашей сплоченной команды героев. Но я очень рад, — Аояма, как всегда, говорил с улыбкой, показывающей, что он влюблен в себя с самого рождения — и эти чувства взаимны, — что вы решили отдельно упомянуть мое участие в этой операции. Ведь, mon dieu, меня действительно трудно не заметить. Он встал в свою фирменную позу шоумена, и компания покатилась со смеху. Мина спросила: — А Аояма с Токоями придут? Они же придут, да? Яомомо, пожа-а-а-алуйста, позови их! — Мина, я позвала весь класс. Если у этих двоих ничего не изменится, то они тоже придут. Каминари громко икнул. Из всей компании он пил активнее всех — на уровне с Джиро (с ней он негласно соперничал по обьемам выпитого вина) и Серо (который, хоть и принес с собой две бутылки водки и в одиночку их почти прикончил, был трезвее всех ныне живущих. С виду, как минимум). Киришима выпил не так много, но развезло его довольно быстро— наверное, привыкший к здоровому образу жизни организм не был готов к алкоголю в принципе — так что, посмеиваясь, лежал на плече у Бакуго. Последний старательно делал вид, что он трезвый, как стеклышко, но по красным щекам, рукам, похабненько лезущим Киришиме под майку и каким-то комментариям парню на ухо (очевидно, довольно пошлым, потому что Эйджиро краснел, хихикал и вертелся, как юла) можно было понять, что Катсуки уже основательно пьян. Момо сидела, расслабленно помешивая вино в бокале, и размышляла о чем-то своем, нерегулярно участвуя в беседе о Аояме и (вроде как — ей вино уже тоже немного дало в голову) Токоями. Сидящая рядом Мина, казалось, становится только активнее от выпитого алкоголя. Она плавно (нет) переводила разговор в комфортную для всех (вообще нет) тему школьных парочек. Джиро сидела у Момо под боком, целенаправленно накидываясь вином с впечатляюще отвратительным вкусом. Пару часов назад Яойрозу предлагала ей выпить своего дорогого испанского вина, но Джиро, смутившись, отказалась, не желая опустошать дорогие, как все имущество Джиро, запасы хозяйки. А теперь она сидела и давилась каким-то ужасом со вкусом горя, разочарования и заплесневелой покрышки. Но гордость! Гордость не позволяла несчастной героине этой трагедии вылить это поило в унитаз, где ему было самое место (или в рот Каминари — там ему тоже было самое место) и попросить себе немного вина с прекрасным запахом, букетом вкуса и не мутного на вид. — Та-а-ак, а теперь... А с кем вы шипперили Мидорию в академии? — с искрами в глазах спросила Мина. Бакуго издал странноватое рычание и зарылся лицом в волосы смеющегося Киришимы. Джиро цокнула языком: — Ну, это, по-моему, вполне очевидно. С ними с Ураракой все еще с академии все было ясно. Серо улыбнулся. — Да, я с ними еще тогда все понял. Мне кажется, очевидно было вполне всем. — А-а по-моему... — с заплетающимся языком забухтел Каминари, — то он... эт, ну... Мидория... Я его сначала-а-ала шипперил с... Бакуго. — ЧТО-О-О?! — Бакуго вскочил на ноги, и Каминари, пискнув "Ой", на ватных ногах побежал из комнаты. Бакуго бы, может быть, и мгновенно его догнал — если бы сам был не уже почти что в щи. Они рванули по лестнице наверх, громко матерясь: один от ужаса, другой от злости. — Осторожно, не разбейте ничего! — крикнула Момо, и сверху донесся грохот и звон чего-то тяжелого и возмущенный "Ай!" Каминари. Яойрозу печально вздохнула и хорошенько пригубила из бокала. Джиро словила себя на том, что уже минут пять неотрывно любуется Момо: ее аккуратными бедрами, нежными руками, темными глазами и разрезом губ, через которые лилось вино — ароматное, вкусное, манящее... Кьека смутилась, поняв, что она думает вовсе не о вине. И, к тому же, что ее собственное дешевое вино уже хорошенько обосновалось у нее в мозгу. Серо изящно допил водку из горла бутылки и, не поморщившись, спросил у развалившегося, как дохлая медуза, по всему дивану Киришимы: — Как у вас вообще с Бакуго? Киришима прикрыл один глаз, невразумительно замычал и неуклюже переполз в сидячее положение (сохранять которое, откровенно говоря, у него получалось не очень хорошо). — М-м-м, у нас... все хорошо! Он меня... На руках носит! Почти, — Киришима захихикал. Мина присвистнула: — Ого! Мы-то думали, у вас там ссоры каждый день. С Бакуго не очень просто уживаться. — Да не-е-е, с Бакуго так классно! Он на самом, — Киришима икнул, — деле такой заботливый... И добрый... И он просто охренительный в по... — ТАК, СТОП, — резко прервала его Джиро. — Некоторые секреты Бакуго пусть остаются секретами Бакуго. И твоими, видимо. — Э-эй! — обиженно воскликнула Мина. — Я хотела подробностей! Внезапно из коридора появились Бакуго с Каминари: первого основательно шатало, а второго еще и потряхивало — видимо, от пережитого стресса. Катсуки навис сверху над Эйджиро и, вопреки всем дифирамбам Киришимы, угрожающе на него уставился. — И о чем мы разговариваем? — О тебе, — Киришима расплылся в улыбке. — О том, какой ты хороший, и ммлый, и добрый, и... — Эйджиро, завали ебало, — резко бросил Бакуго и страстно его поцеловал. Все отвернулись, донельзя смущенные, а Каминари почти пустил слезу: — Мой мальчик... Уже та-акой... Взрослый... Киришима оторвался от методичного изучения ротовой полости Бакуго и повернулся к Каминари: — Ками, ты всего на пару месяцев старше меня. — Не... не спорь со стар-ршими. Бакуго и Киришима заняли более подобающее (и приличное) положение на диване, прислонившись плечами, что было бы донельзя мило, если бы не взгляд Бакуго, говоривший, что он убьет каждого, кто как-либо это прокомментирует. В это время Джиро, продолжавшая вливать в себя вино с усердием, достойным лучшего применения, пошатываясь, поднялась и взяла где-то из кучи своих вещей у входа потрепанную акустическую гитару. — Сейчас... будем... Музыка! Раздалось нестройное улюлюканье, и Каминари с заплетающимся языком затараторил: — А давай... Нет, лучше ту, где... А можно... Давай там, где это, ну, такое "ПАМПАМПАМПАМПАМ ТУДУ ТУДУ"? Джиро покачала головой. — Неа. Сейчас мы будем слушать... "Крэнберрис"! Она ударила по струнам и запела, чисто и безумно красиво — совершенно нельзя было сказать, что стремительно всасывающееся внутри Джиро дешевое вино планомерно доводило ее до состояния "в дрова". Спустя несколько строчек нежным сопрано присоединилась Яойрозу, и вместе они звучали просто божественно — до того момента, как бухущий в щи Каминари решил, что этой песне не хватает его агонических воплей. Кьёка поморщилась, но продолжила играть, а Момо посмеялась. Эйджиро, будучи не менее пьяным, чем Денки (и опрелеленно не менее музыкальным), подсел к другу, и они, обхватив друг друга за плечи, протяжно завыли припев. Мина хихикнула, Серо фыркнул "Два алкаша, ей-богу", и они оба, драматично схватив полувыпитую Миной бутылку текилы, тихо присоединились к квартету. Через пару секунд Джиро услышала пьяноватый тихий бас — даже Бакуго, слегка покачиваясь в такт музыке, присоединился к их хору. Песни лились одна за одной, Киришима давно уже пересел обратно к Бакуго на диван (на котором они начали сонно вытворять что-то слабопонятное, но совершенно точно не очень пристойное), а Джиро, которой алкоголь ударил в голову с мощью товарного состава, творила на гитаре нечто импровизированное и подпевала "АААаАааОоАООоаАААААааооО...". Момо, вздохнув, поднялась и сказала: — Так, товарищи, вы все очень хорошо накидались, да и поздно уже. Бакуго, Киришима, пойдем, я вам постелю. Они втроем двинулись из комнаты, и парочка глупо улыбалась — Киришима обнимал Бакуго за талию, а Бакуго засунул руку в карман. Киришимин. Когда троица удалилась, Джиро, проводив Яойрозу влюбленным взглядом, глубокомысленно икнула. — Е...ебануться, как я ее люб-блю. Серо ухмыльнулся, а Мина захихикала и спросила: — Как у вас с ней? Кьёка сосредоточила расплывающееся зрение и сказала всей шестерке (двум Минам, двум Серо и двум полулежащим отчаянно бухим Каминари): — Она... мне очень нравится. А я... Я не знаю... Я хочу ей сегодня приз-знаться. А то я так ее люблю а она... даже не зн-н-нает. А вдруг я ей не нра-авлюсь? Серо выглядел обеспокоенным. — Джиро, ты вообще как себя чувствуешь? — Да я это, ну, в порядке. По... моему, я ей тоже нравлюсь. Я уже не по-о-о-омню, как давно я влюбилась... Боже, какая я пьяная. Мина присела перед Джиро и торжественно констатировала: — Джиро, ты просто в распиздень. Тут вернулась Момо и, аккуратно подняв Кьеку под руки, повела в спальню. Там она усадила девушку на кровать и сказала: — Подождешь меня? Мне надо троицу снизу уложить спать. — О...кей, в шокола...де. Яойрозу хихикнула и вышла, а Джиро осталась наедине со своими спутанными мыслями. Что, если она не нравится Момо? Что, если та от нее отвернется? Как сказать о своих чувствах? Смогут ли они быть вместе? Почему она такая бухая? Пока Кьёка прятала лицо в ладонях, вернулась Момо. — Хэй... Ты как? — Яомомо... Мне нужно с тобой поговорить. О нас. Про это, самое... Чувства, вот. — Кьека... Ты сколько выпила? — Да парочку... — Чего? — Бутылок. — Кьёка... — По-до-жди. Я хочу тебе сказать... Ты мне нравишься. По-моему, я теб-бе тоже... нравлюсь, — Джиро икнула. — Я хотела... Знаешь... Ты хочешь со мной... Встречаться? Момо пару секунд молча смотрела в глаза Кьеке, а потом звонко, словно колокольчик, рассмеялась. У Джиро упало сердце. Яойрозу наклонилась к находящейся на грани рыданий девушке и аккуратно и нежно поцеловала ее в губы, потом в щеку и, обняв Джиро, прошептала той на ухо: — Кьека, пьяница ты моя любимая, мы, вообще-то, встречаемся уже три месяца. Джиро икнула.