Изменяя себе

Лунный свет серебрянной дорожкой лился прямо на пол комнаты Усаги, едва касаясь и путаясь в её растрёпанных волосах. Кошка Луна мирно спала на прикроватном коврике, пока её хозяйка мучилась перед компьютерным экраном, щуря покрасневшие от голубоватого света монитора и переутомления глаза. Усаги Цукино не была примерной ученицей, но дабы избежать уже надоевших издёвок подруг и снисходительного взгляда Мамо-тяна, она, поступив в университет, наконец взялась за ум. Утро девушки начиналось вовсе не с кофе, а с конспекта по географии, обеденный перерыв был занят решением задач под пристальным надзором Ами, а ночи вот уже который месяц сопровождались тусклым свечением компьютера с заданиями по английскому. За это время Усаги похудела, кое-как маскировала круги под глазами — подарок бессоных ночей. Смех, такой частый ранее спутник, почти совсем оставил недавнюю хохотушку. Она стала больше грустить, хандрить. Думать, устремив взор в окно, о правильности своих действий и о том, к чему её это в конечном счёте приведёт. Да, раньше она была никудышной девочкой-проблемой. Шумной, неугомонной и вечно попадающей в неприятности. Глупой сладкоежкой, несерьёзной дурочкой. Мамору часто приходилось краснеть за её очередные выходки и пробелы в знаниях. Она всё замечала: и то как он иной раз прячет глаза, и то как нервно озирается по сторонам, уверяясь в отсутствии свидетелей её очередного позора, и то как он… Да много всего было, но такие думы не надолго застревали в её голове. Добрый нрав и непосредственность сбрасывали со счетов неудобные мысли, полагая подумать об этом позже. Момент преломления настал поздно вечером, когда Усаги готовилась ко сну перед новым учебным годом в университете. «Я стану лучше!» — вскрикнуло её сознание, полоснуло по душе. На лице проступил румянец, перед глазами замелькали все картинки её нелепых моментов в жизни: вот она спотыкается и падает на каждом шагу, вот здесь она уплетает два пирожных, роняя крошки и отчаянно чавкая. Вот Рей и Ами шепчут ей про манеры, одёргивают, показывая пример своим поведением. А вот Мамору ест её подгоревшее печенье, едва скрывая отвращение. Слёзы потекли по круглым щекам Усаги, немые рыдания сдавили грудь, она укрылась одеялом с головой и проплакала всю ночь, а на следующий день с головой окунулась в учёбу, вычёркивая из себя образ той неудачливой недотёпы. Накопив немного денег, она записалась к репетиторам, частным педагогам и усиленно выполняла их требования, мысленно выстраивая шкалу своих успехов. Пересилив себя, Усаги, скрепя сердце, почти отказалась от сладкого, позволяя себе лишь несколько конфет в конце недели. От недостатка сахара у неё ухудшилось самочувствие, часто портилось настроение. Привыкшая к сластям, она утратила былой позитивный настрой и перестала различать цвета жизни. Весь мир предстал перед ней одним большим серым панно, без единого намёка на яркую деталь. Отчаянно и нервно она перебирала свой гардероб, пристально оценивая каждую вещь. После нескольких дней мучений, она попросила Минако помочь разнообразить ей стиль, добавив в него нотки элегантности и женственности. Подруга охотно помогала Усаги выбирать новую стильную одежду, аксессуары, обувь. А вечером дрожащими руками Усаги прятала джинсовки с кроликами и розовые комбинезончики подальше на чердак, развешивая на плечиках обновки. Минако и Рей по очереди учили её премудростям макияжа, но посчитав их опыт недостаточным, девушка обратилась к знакомому визажисту. Со временем Усаги освоила и эту науку — искусство преображать своё лицо. Действительно, с выбранным умеренным макияжем, её глаза приобрели большую выразительность, продуманный контуринг сужал наивное круглое лицо, неброская помада придавала пухлым губам особенную чувственность. Видеоуроки в интернете обагатили и её познания о причёсках, после чего она отказалась от оданго, предпочитая им локоны и искусно заплетёные косы. Да, она ломала себя. Свои принципы, убеждения, понятия о главном и второстепенном. Она научилась вставать точно по первому звонку будильника, не опаздывать. Вместо вечной болтовни о пустяках, она или рассуждала о прочитанном в очередной книге, или молчала, опустив глаза и отчаянно пытаясь убедить себя, что это правильно. Это единственный верный путь, единственное решение. Она решила так сама и тысячу раз повторяла себе это, записывая в блокноте очередную победу над «глупышкой Усаги». Она почти избавилась от надоевшего образа дурнушки с хвостиками. Этот образ исчезал вместе с искрами счастья в васильковых глазах и лучезарной улыбкой на хорошеньком личике. — Я довольна. Всем довольна! — Усаги закрыла лицо ладонями, подхватила кошку и выпалила. — Довольна, Луна! Я счастлива! И опять в её глазах стояли слёзы. Голова гудела от недосыпа и большого количества информации, по щекам текли тёмные дорожки от продуманного визажистом подчёркивания глаз. На столе аккуратной стопкой стояли книги и тетради, в шкафу рядком висели наряды на любой вкус и случай. В комнате витали ароматы дорогого парфюма и диетического обеда. Она счастлива! Правда, счастлива. *** Усаги заснула посреди комнаты на полу в обнимку с Луной. Шерсть кошки щекотала её нос, отчего девушка то и дело чихала, но не решалась отпустить от себя любящее и живое существо. Последнее свидание с Мамору прошло более чем хорошо: они гуляли по аллеям и паркам, перекусили в небольшом кафе, долго целовались на скамейке перед прощанием. На ней было довольно простое, но вместе с тем необычное платье из тёмно-синей ткани, на фоне которого блестящие волосы отливали золотом более явно чем на бывших светлых одежонках. Губы Мамору настойчиво впивались в её и Усаги не без самодовольства отметила, что он то и дело вдыхает ягодный аромат её новой помады. Его пальцы перебирали светлые пряди, а другой рукой он прижимал Усаги к себе за талию. Их ничуть не смущали прохожие, то завистливо, то осуждающе смотревшие на них; влюблённых интересовал только этот поцелуй. Долгий, горячий, влажный. Знакомый настолько, что уже успел надоесть им обоим. Конечно Мамору оценил масштабные перемены своей девушки и тихо восхищался её новым образом, манерами, но вставлял иногда и новые замечания, внедряя свои представления об интеллигентном поведении в обществе. Усаги молча соглашалась, делая заметку в голове о новых тонкостях и понятиях её парня. Ей было это важно. Почему? Потому что Мамору — её судьба, её принц. Она всегда была уверена в том, что их любовь родилась несколько тысячелетий назад и, пройдя весь этот нелёгкий путь, пьянящим ароматом роз соединила их сердца крепким узлом. Часто во снах девушки, ей виделись колонны огромного дворца и стоящие возле них фигуры: ангелоподобная принцесса в воздушном платье из белого шёлка и царственного вида молодой человек в тёмных доспехах — их с Мамору реинкарнации. Так ей мечталось когда-то давно, года три назад, когда вопрос об этикете не стоял так остро и болезненно. В тот вечер на скамейке Усаги первая отстранилась от губ Мамору и слегка смущённо склонила голову. Но не от его близости и смелости алели девичьи щёки, а от стыда, родившегося по причине её равнодушия. Да, Мамору Чиба был первым женихом в их префектуре, да, за ним бегали толпы поклонниц и зло смотрели на то, как он вновь берёт за руку свою Усаги. Да, таких начитанных и идеальных молодых людей теперь днём с огнём не сыщешь, а его поцелуи действительно умелые и приятные. Но она устала от них. Как и от его всезнающего взгляда, и от его парфюма, и от всего него. Устала. Ей надоело соответствовать его параметрам, но она продолжала этим заниматься, разрушая все логические рамки и вместе с ними разрушая себя. Она до последнего боялась потерять его, единственного, того, кто снился ей по ночам и спасал от всех невзгод. Этот юноша, подаривший ей первый вкус поцелуя, зародивший в девичьем сердце огонёк любви. Ей было неимоверно стыдно от новых безразличных ко всему чувств и она, отбрасывая их подальше, на чердак к джинсовкам и розовым кроликам, вновь бросалась к любимому в объятия и шептала нежные слова на прощание. Смотрела в синие глаза, гладила идеально уложенные чёрные волосы, нежно вдыхала аромат его рубашки, осторожно прижимаясь к груди возлюбленного. Да, он её судьба. Она в праве делать свой выбор и строить свою жизнь. Ей никто не может запретить меняться, приобретать новые привычки, потому что это её жизнь; только она в ней господствует и принимает решения. — Я люблю тебя, Мамо-тян, — пухлые губы прикоснулись к гладковыбритой щеке, — люблю. — И я тебя, Усако, — он вновь притянул её к себе, прижимая всё сильнее. Так сильно, что наружу выскользнула неискренность — лучшая спутница перебора в действиях. Войдя в свою комнату, Усаги расстегнула идеальное платье, распустила волосы, смыла макияж. Компьютер дисциплинированно дожидался прихода хозяйки, но та даже не взглянула на него. Дав наконец волю чувствам, она расплакалась. Слёзы не переставая капали на пол, она не отирала их; телефон вибрировал, извещая Усаги о новых сообщений от подруг и любимого. Любимого. Рыдания душили её с новой силой. Она показалась себе такой слабой, ничтожной и никчёмной. Пряди волос намокли от слёз и теперь жалкими сосульками спадали на покрасневшие глаза. Усаги шептала какие-то слова, тихонько скулила. Луна, почувствовав неладное, запрыгнула к ней на кровать и потёрлась о её вздрагивающее от рыданий плечо. Девушка дрожащими руками притянула к себе кошку и провалилась в сон. Ей снились пирожные и торты, поставленные на самую верхнюю полку, до которой она не могла дотянуться. А ещё розовые кролики и мудрые глаза кошки Луны. Проснулась она от солнечного луча, светившего ей прямо в глаза. — Ещё пять минуточек, — промычала Усаги, как вдруг до неё дошло. «Проспала!» И взаправду, ведь вчера она не выставила время на будильнике, а мама, уже привыкшая к её пунктуальности, видимо решила, что сегодня занятия отменили. Ужас! Кое-как расчесавшись, она по привычке заплела оданго — самая быстрая причёска во всей Вселенной. Не успев подобрать себе одежду, Усаги мигом накинула единственную не мятую блузку с изображением божьей коровки и джинсы Мако с разорванными коленками, которые она оставила у неё во время их последней совместной ночёвки. Не по размеру джинсы то и дело спадали с её узких бёдер и она наскоро закрепила на них первый попавшийся ремень. Накинув на плечо рюкзак, она поспешила вниз. — Мама, я опаздываю! Икуко, уже отвыкшая от данной фразы, лишь непонимающе уставилась на запыхавшуюся дочь: — Но я не готовила тебе завтрак. Я думала, что ты уже ушла, — она в недоумении развела руками. — Ладно, неважно. Перекушу возле университета, пока! «Глупый день!», — Усаги не могла простить себя за такую безалаберность. Её жизнь ведь только начала налаживаться, но фантомы прошлого всё ещё застигают врасплох. На проездной карточке у неё кончились деньги, потянувшись за кошельком в рюкзаке, она умудрилась защемить молнией прядь своих волос. Вскрикнула. С подвизгиванием, как тогда, когда ударялась от нерасторопности о столбы рекламных щитов и как верещала от очередного пореза пальца. Её лицо залила краска, она тщетно пыталась высвободить волосы, не повредив их. Но сегодня удача решила покинуть её во всём. Она заметила взгляды людей. Маленькие дети тыкали на неё пальцем, компания молодых людей уже сочинили про неё шутку и весело смеялись над незадачливой блондинкой. А один высокий мужчина и вовсе решительно направился к ней, видимо решив прочитать ей проповедь о правилах поведения в общественных местах. Усаги закусила от обиды губу и вновь расплакалась. От стыда и неловкой ситуации. От своей глупости и никчёмности. — Вам помочь? Она с удивлением подняла глаза. Перед ней стоял высокий блондин. Тот самый, который должен был прочитать мораль. Но только лицо его выражало не недовольство и отвращение, а дружелюбие. Без получения ответа, он принялся ловко освобождать непослушные локоны Усаги из металлического плена молнии. Случайно сбоку она заметила зеркальную стену и с содроганием взглянула на себя: в нелепом наряде, в нелепой ситуации, без макияжа, с мокрыми щеками. А незнакомец всё продолжал оказывать помощь. И вот, когда волосы растерянной девушки вновь обрели свободу, она испуганно глянула на него, кратко поблагодарила и побежала к выходу метро. Выйдя на улицу, хлопнула себя по лбу: «Зачем я вышла? Мне же надо ехать на учёбу!» Электронные часы показывали половину девятого — опоздала. Уже бесповоротно. — Это не Ваш? Вновь незнакомец! Глаза на солнце отливали сиреневым, волосы мерцали как снег, в руках виднелся её проездной. С дурацкой фотографией и подписью Цукино Усаги. Провал. Это настоящий провал. Она робко взяла свою вещь. — Спасибо. Сегодня явно не мой день, — карточка снова оказалась на своём законном месте в кармане. Незнакомец не уходил, продолжая завороженно и с лёгкой улыбкой смотреть на уже пунцовую от смущения Усаги. — Цукино Усаги? Университет Джубан? — он не отрывал от неё своего взгляда. Она покраснела ещё больше и нервно затеребила в руках кончик хвостика. Мужчина продолжал: — Я знаю это место. Там учится мой младший брат. На факультете моды и дизайна, — он говорил просто и искренне, будто они с Усаги были давно знакомы, — не удивлюсь, если и Вы учитесь на этом же отделении. Такое смелое дизайнерское решение, — он осмотрел её одежду и хохотнул в кулак. Усаги потупила взор и не знала куда себя деть. Испытующий взгляд молодого человека учащал биение сердца, торопил его привычный стук и вгонял в краску, не сходившую с её лица. В эту злую для себя минуту, она, сама того не подозревая, выглядела более чем мило: румяные щёки и растерянный вид придавали ей особую притягательность, идущую под руку с простотой и естественностью. Она не знала почему не может двинуться с места, почему стоит и слушает его разговор, почему ей нравится его взгляд, да и сам он ей… нравится. Взвесив все «за» и «против», она решила поддержать беседу, мысленно наплевав на пары в университете и прочие обязательства — сегодня её день. — Я же говорю, сегодня не мой день, — она широко улыбнулась и начала прикладывать ладони к щекам, успокаивая их жар, — всё валится из рук, проспала, вышла из метро не успев в него зайти. Оба засмеялись. Как давно она не смеялась! Как давно не говорила первого пришедшего на ум, как давно не болтала о чепухе. — Вы свободны сейчас, Усаги Цукино? — спросил он, шутя подавая ей руку. Она уверенно вложила в его большую прохладную ладонь свою: — Абсолютно! Новое, странное чувство зарождалось в её истерзанной от непонимания и неизвестности душе — бунтарство, взращивоемое изнурением от пережитых рамок и стереотипов. Усаги понимала риск шага в неизвестность, понимала его суть и возможную опрометчивость. Возможно этот молодой человек ограбит её или использует в своих целях. Действительно, кто приглашает первую попавшуюся девушку на свидание? Тем более такую незадачливую и неуклюжую — почему бы и нет? Но это не остановило её улыбнуться своему решению. Давно забытое любопытство и жажда приключений снова, как тогда, несколько месяцев назад, раззадорили всё её естество. Она шагнёт. И было замечательно. Они вдвоём вдоволь наелись мороженого, покормили уточек в пруду, послушали игру уличных музыкантов. Алмаз оказался прекрасным собеседником, знающим много, но не привыкшим выставлять свои знания напоказ. Он отвечал на её бесконечные вопросы, читал свои любимые стихи, наполненные глубоким смыслом и скрытой загадкой. Усаги больше внутренне, чем внешне ощущала, как с её тела кусками спадал выдуманный портрет идеальной девушки. Она хихикала над его шутками, пела себе пол нос песни из любимых мультиков и искренне радовалась отсутствию косметики на лице, которая прежде так сковывала её, не давая выразить истинные эмоции. «Будь что будет», — решила она и нырнула в позабытый омут беззаботности, изредка посматривая на спутника. Тот то еле сдерживал улыбку, а иногда и сам начинал безудержно хохотать, заражаясь её переливчитым смехом. Время прошло незаметно. Начало темнеть, но они не могли наговориться. Усаги уже пересказала все прочитанные комиксы, ловя себя на мысли, что даже близкие подруги не выдерживали такого количества её болтовни, но Алмаз спокойно слушал, задавал вопросы. Из вежливости? Вряд ли вежливости первого встречного хватит на 11 томов манги о супер воительницах и столько же о незатейливых романтичных произведениях. Нет, он искренне интересовался поворотами сюжета, спрашивал о внешности главных персонажей. Сам он поведал ей о своей семье, работе, об увлечении живописью. Усаги пошарила рукой по дну рюкзака, вытащила телефон. 17 пропущенных. Мамору. Гневные сообщения об её отсутствии. Только появившаяся искра в васильковых глазах вновь пропала под натиском дымки отчаяния. — Что-то не так? — глаза цвета аметиста смотрели на неё настроженно и обеспокоенно. Перед Усаги поплыли кадры надуманной игры с горой учебников, каждодневной депрессией и апатией. По щеке снова скатилась слеза, другая. Она стояла с телефоном в руках, невысокая, с растрёпанными волосами, в широких джинсах с нелепым ремнём и плакала. Который раз за сегодняшний день? Она рассказала ему всё. Первому встречному, чужому человеку, сумевшему за одну прогулку пробудить в ней столько положительных эмоций. — Грош цена такому человеку, который не ценит личные качества дорогих людей. Взрастить и облагородить в себе индивидуальность гораздо ценнее, чем потеряться в мире, став копией надуманного идеала, — он говорил спокойно и сдержанно, подавая ей бумажную салфетку. Усаги отёрла лицо, всхлипнула и подняла взгляд на Алмаза: — Спасибо тебе, — искренние слова, чистосердечная благодарность. — Тебе спасибо, Усаги, за чудный день и весёлую прогулку. Давно я так не смеялся. Она зарделась, в душе разлилось тёплое чувство признательности к молодому человеку. На прощание он лишь слегка пожал её руку, с нежностью вгляделся во вновь ставшие лучистыми голубые глаза. Алмаз понимал, что пока не имеет права на большее. Хотя ему хотелось прикоснуться к её щеке, вдохнуть аромат волос, однако столь решительными действиями он скорей бы оттолкнул её от себя, а это явно не входило в его планы. Необыкновенная девушка покорила его сердце своим прямодушием, наивностью и особым незримым светом, исходившим от неё. Он проводил взглядом её удаляющуюся фигуру. Поморщился, вспоминая её недавнее откровение. Ну почему это сокровище смогло достаться такому тюфяку? «Почему ты не дождалась меня?» Блики уличных фонарей мелькали в его белоснежных волосах, освещали мужественную фигуру молодого человека, в душе которого бушевал океан контрастных эмоций. *** Усаги казалось, что за спиной выросли крылья — невообразимая лёгкость и свобода, рождённые за время прогулки с Алмазом, окутали её разум. Она буквально летела домой. Хотелось поскорее поделиться этими новыми чувствами с близкими: — Здравствуй, мама! — прокричала Усаги с порога. Икуко, выйдя из кухни, подошла к ней и строго спросила: — Почему ты не ходила на занятия? Где ты была? — она знала каким тоном говорить похожие вещи, чтобы у дочери пробудился стыд, но в ответ Усаги счастливо и со всей силой обняла мать. — Усаги? На плите уже закипал чайник, из духовки тянулся аппетитный аромат. — Я так проголодалась, мамочка! Простота и ликующий вид дочери полностью обезоружили Икуко — мигом испарился и её грозный вид, и приготовленные слова назидания. А ещё в голове мелькнула мысль, что в жизни Усаги вновь настают перемены. Вещее материнское сердце всегда подсказывает правду. *** — Нам пожалуйста два чизкейка, лимонный пирог и жасминовый чай, — Алмаз знал все слабости своей девушки, потому всегда верно угадывал её выбор и делал заказ сам, в то время как сама Усаги поправляла причёску в уборной — два пучка оданго часто растрёпывались от её скорой ходьбы. Подходя к столику, она точно знала, что официант принесёт именно то, чего ей сейчас хочется больше всего. — Откуда ты всё знаешь? — Я знаю тебя всю. Он всегда подбирал самые лучшие слова и для её успокоения, и для мотивации. После первой прогулки, Усаги пришло сообщение с приглашением на вторую встречу — согласилась, после на третью — и снова Алмаза ждал положительный ответ. Девушка продолжала брать уроки у репетиторов, а после них, они вместе разбирали новый материал. Алмаз указывал на её ошибки, подсказывал верные ходы. Он хвалил её усердие, тягу к пунктуальности. «Саморазвитие — один из важнейших пунктов в росте гармоничной личности». Постепенно, Усаги вновь начала надевать легкомысленные комбинезоны с нашивками, яркие футболки — Алмаз видел её прекрасной в любой одежде, а ей в привычных вещах было комфортнее. Заболтавшись с ним, она то и дело норовила упасть, но парень зорко следил за своей замечтавшейся возлюбленной, и в последний момент подхватывал её под локоть или притягивал к себе, уберегая её белокурую голову от встречи со столбом, но чаще он предпочитал прогуливаться в более безопасных местах. Их свидания становились всё желаннее для Усаги, ведь на них девушка могла быть самой собой и знать, что если она и будет близка к встрече с очередной неприятностью, то верный спутник избавит её от этого, предугадав развитие ситуации. С необычной внешностью, загадочный, понимающий, он удивительным образом чувствовал каждое, даже самое мимолётное движение её души. Уже со второй встречи Усаги ощутила, что из её нутра начал выветриваться привычный аромат роз, уступая место незнакомому, пока едва уловимому дуновению мяты и хвои. Алмаз сочетал в себе силу и мягкость, спокойствие и неудержимую страсть, податливость и твёрдость. Вскоре Мамору заметил подозрительную мечтательность в глазах избранницы, её уклончивость в ответах, томное молчание, хвостики с оданго, вновь вернувшиеся в её каждодневный образ. Она убегала от серьёзного разговора две недели, пока парень не поймал её за руку в коридоре: — Надо поговорить, Усако. Сердце девушки болезненно сжалось: теперь её так называл другой человек, пряди которого напоминают воздушные облака, а сиреневые глаза — всепоглащающий океан, тёплый, обволакивающий, чувственный. — Да, Мамору, нам надо поговорить. Он отвёл её в ближайшее кафе, заказал диетическую рыбу в листьях пекинской капусты для Усаги и крепкий кофе для себя. Когда принесли заказ, девушка самоотверженно пыталась изобразить интерес к блюду, но её хватило лишь на несколько тыканий вилкой; Мамору сразу отметил её извиняющийся взгляд и приступил к тяжёлой беседе: — Усаги, — она вздрогнула, опустила глаза, мысленно подгатавливаясь к непростому диалогу. Они говорили больше двух часов. Гневные восклицания парня перемежались тихими ответами девушки. Он отчитывал её за непристойное поведение, за вновь появившиеся ужимки, громкие возгласы к месту и нет. Спустя время беседа перетекла в монолог Мамору: из его глаз летели холодные синие искры, губы сжались в тонкую линию, он продолжал винить её в глупости, в измене, он привёл ей массу доводов о её несовершенстве и тщетных попытках изменить данное положение, которые она начала нарушать, вновь направляясь в привычное русло беззаботной легкомысленности. Негромкий, но уверенный вопрос Усаги прервал его обличительную тираду: — Тогда зачем я тебе нужна, такая? Заранее подготовленные слова парня вразумления рассыпались на множество частей, повисла напряжённая тишина. Прошла минута, другая. Скорыми эпизодами пролетели в голове Мамору долгие годы их связи, вдруг показавшиеся ему чередой непонятно кем прописанных несвязных, нелепых и бессмысленных явлений. Он отпустил её, неидеальную, со смешными хвостиками-оданго, импульсивную, смешливую девчушку, которая обрела своё счастье в другом человеке. Который дал ей то, чего Усаги не смогла обрести с ним, который не пытался подстроить её под себя, а лишь верил в неё. Она ушла, сдержанно кивнув головой и поблагодарив его за все счастливые минуты их отношений. Она ушла навсегда, оставив за собой лёгкий шлейф цветочных духов, тех самых, которые он запретил ей использовать, которые теперь будут преследовать его в тягостных думах о минувшем. Он долго смотрел на почти нетронутую рыбу и несколько скомканных салфеток возле полного бокала минеральной воды. Его сердце требовало времени на размышления о настоящем, что так стремительно превращалось в прошлое. *** На сумрачном небе начало разливаться бесчисленное множество подсвеченных солнцем облаков; следуя за уходящим днём, они неспешно плыли в неизвестную даль и щедрой на оттенки и полутона палитрой дарили людям надежду на светлое будущее. Молодая пара стояла у набережной, опираясь на перила моста, и провожала пылающий глубокими красками закат. — Скажи, я очень глупая? — внезапно спросила Усаги, пряча лицо в ладонях. Яркие лучи заходящего солнца пестрели, мелькали и смешивались с золотом её волос, светлая кожа казалось сотканной из вечернего света, а ненавязчивый нежный букет фруктовых духов дополнял невероятный облик особенной девушки. — Ты прекрасна, Усаги, — ласково произнёс Алмаз, не отрывая от неё взгляда, — бдагодаря своему жизнелюбию, ты легко преодолеваешь каждое из попавшихся препятствий и схватываешь всё на лету. В этом мире таким как ты открыты любые двери. Не привыкшая к подобным комплиментам, она смущённо опустила голову, сложив руки на перилах. Алмаз устремил взор на отражение неба в воде: густые бордовые тона перетекали в размытую алую дымку, невинный светло-розовый терялся в размашистых пурпурных объятиях. — Высший разум одарил каждого из нас особыми качествами, отказываться от которых крайне неразумно, но веление общества настойчиво диктует нам свои правила, стандарты, и может быть поэтому люди отказываются принять себя в первозданном обличии? — он нежно провёл пальцами по её спутанным волосам. — Усаги, ты пыталась отвергнуть свой внутренний жизнеутвержающий свет, скрыть его под настилом нарочитой элегантности, — Алмаз притянул к себе её лицо, — в этом и заключалась твоя глупость: ты боялась правды самой в себе и заслонялась от неё всеми способами, доставляя себе же массу трудностей. Глупо ограждать себя от истинного пламени, твоя цель — одаривать им окружающих. — Алмаз, — прошептала она и прижалась к его груди, все слова улетучились и испарились в горящем закате, но её молчание говорило лучше любых признаний. Он осторожно прикоснулся своими губами к её, она робко ответила. На девичьих щеках заиграл румянец, так похожий на небесные разводы вечерней зари.