Atelier

Ее студия расположена в одной из многих пустых комнат в ее пентхаусе. Справа от двери есть верстак, а над ним несколько полок, заполненных кистями, банками и тюбиками с краской. Слева еще полки, мольберты, холсты, незаконченные картины и рамы. Мольберты покрыты мазками черного и фиолетового, желтого, красного и ярко-голубого цветов. На одном холсте вихри разнообразных красок, которые выглядят как черные дыры и галактики, черные на черном, фиолетовые на черном, синие на черном. На другом полотне, полосы голубого и желтого на огненно-красно-оранжевом. На третьем, пятнышки цвета на чисто белом гессо; на четвертом, ничего кроме самого гессо. Позади есть и менее абстрактные части, например: органические формы телесного цвета, сложенных друг на друга и все на ярком зеленом фоне; переливающиеся куски сырого, красного мяса в прозрачном бульоне; двойные спирали, которые подобно ветру, раскручиваются, переплетаясь в бесконечных узорах. Грубые, неизученные до конца изображения, но суть которых четко ясна. Она не знает, как их хранить, их пока меньше двух десятков, и даже если бы холсты начали гнить, а цвета стали блекнуть, они, так или иначе, все равно не имели бы никакой ценности ни для кого другого. Иногда она рисует белок. Ей нравятся формы, которые дает ей природа - ей нравятся формы, которые она придумывает сама. Иногда ее терапевт просит принести картины, если она не против, чтобы их можно было проанализировать - чтобы ее можно было проанализировать. У нее в голове полнейший беспорядок. Сложно. Картины позволят другим людям понять её, а то, что она видит на полотнах, для нее не является чем-то новым. Плоть и абстракции. Она никак не определяет свои фигуры. У ее фигур никогда нет лиц; она тратит гораздо больше времени на то, чтобы белки выглядели правильно, она может потратит много часов, лишь накладывая краску, чтобы создать совершенно прямую линию, но она не достигла прогресса в человеческой фигуре, хотя, она один или два раза смогла нарисовать лица без всяких отсылок, но это все, на что она способна. Когда она это делает, они все выглядят угрюмыми, усталыми, одержимыми. Ей не нравятся эмоции, которые они изображают, или то, как они все смотрят на нее. Она рисует своих собак. Она рисует Эрнеста, своего добермана, на зеленых холмах и лесах своей родной страны. Она рисует Бенбери, смесь терьера, играющую в Университетских садах Оазиса. Это грубые образы — ее собаки на самом деле выглядят совершенно не так, Эрнест действительно более худой и более изящный, а мех Бенбери имеет больше блеска, но она все равно считает, что живопись её расслабляет. Время от времени она берет уроки. Берет их в Оазисе и Дублине; она рисует, но проблема в том, что она слишком высока для мольбертов, и ее фигуры всегда вытянуты; она пробует уголь и пастели и акварели; акварели-это катастрофа. Однажды вечером она так увлеклась живописью, что после урока одна женщина неожиданно пригласила ее на ужин, сославшись на ее “ревностную и страстную преданность своему ремеслу”, но она отказалась. Женщина была слишком молода, не в её вкусе, и слишком современна, и она явно понятия не имела есть ли у них общие интересы и в каком месте надо будет встретиться в назначенную дату. Она расписывается в правом нижнем углу каждого полотна, О'Доран, а затем год, 76-й. Но на самом деле, ее подпись стоит меньше, чем холст, на котором она написана. Ее студия — самая грязная комната в квартире. Остальные она держит в тщательном порядке из-за скуки и для своих собак, которые, при всей их подготовке, время от времени показывают свой темперамент и начинают жевать ее обувь, или кабели, или портят обивку. Она гуляет с ними каждый день и платит няне, чтобы та посмотрела за ними, когда она занята; В спальне шкаф заполнен игрушками для собак, кухонные шкафчики набиты кормом для них и разными угощениями, странными приборами, о покупке которых она даже не помнит. Им как-то удалось остаться вне студии. Она считает, что это благословение от божества, который все еще умудряется слушать ее, учитывая, как быстро она должна была отказаться от моральных норм любого рода. Одна картина — Портрет женщины: блондинка, голубоглазая, очень подробная. Ее взгляд твердый и осуждающий. Ее волосы покрыты ореолом света. Ее воротник, идеально белый, теперь испещрен темно-красными узорами, которые указывают на текстуру и вязкость крови. Портрет горд - красивая, ровная - нарисованная за одну бессонную ночь с нескольких фотографий, нарисованная тем, в ком была целеустремленная энергия и кто был одновременно , буквально, дьявольски одержим. "Этот можно и продать, — думает Мойра, — я бы купила его". Ее терапевт сказал ей, что хобби полезно — что это даст ее бурному уму средство для сосредоточения, размышлений, медитации. Когда она смотрит на них, она видит только хаос. Шум. Раскрепощенные эмоции. Она могла бы продать портрет Ангелы, картины ее собак. Белок и двойные спирали, однако, всплески цвета и толстые мазки краски на холсте - бессмысленность, насилие, тела, нечто то, что она намерена сохранить у себя. И, возможно, так будет лучше.