По ту сторону горизонта

Тени скользили по воде, черной, слабо отражавшей неяркий свет фонариков, покоившихся на легких суденышках. Впрочем, этого освещения вполне хватало, чтобы заметить одного из пассажиров. На его лице замерло пугающее, отрешенное выражение; оно выдавало не задумчивость, но безразличие. Глаза же оставались пустыми, словно они не принадлежали живому человеку. В какой-то степени так и было. Этим человеком был Джеймс Норрингтон, бывший адмирал, служивший Ост-Индской торговой компании и погибший не в бою, как, казалось, ему суждено, нет; он принял смерть от руки одного из матросов Джонса. Мысли, прежде такие стремительные, теперь застыли, еле сменяя друг друга. Лишь большим усилием воли мужчина заставлял себя все-таки думать, ибо он, оглядываясь во сторонам, видел весьма пугающую картину: люди вокруг хоть и казались живыми, на деле никаких признаков жизни не подавали. На их лицах не было ничего, и это пугало Джеймса, пожалуй, сильнее всего остального. Теперь, находясь словно в стороне от всех земных мыслей, Норрингтон равнодушно дал оценку всем своим поступкам. Память осталась – даже не просто осталась, она стала еще острее. Джеймс отметил, что эта способность явно приобретенная, но этого его совсем не удивило, а скорее позабавило. К тому же, подобное преимущество очень кстати – чем еще заняться, пребывая в полном одиночестве, как не вспомнить свою жизнь? Только пользы от извлечения уроков больше не будет… Останется только глухая боль и от своей глупости, и от осознания, что ничего уже не исправить. Может быть, поэтому все, кто вокруг, не думают, а просто покоряются судьбе, отдаваясь на милость волн? И все-таки Джеймс не мог думать так же. Он не мог и не хотел бездействовать, растворяясь в приятном тумане отсутствия мыслей; нет, в его голове выстраивалась цепочка воспоминаний, и с каким-то внутренним удовлетворением мужчина взглянул на свою жизнь, но в первую очередь, на смерть. Над причиной долго думать не пришлось – она лежала на поверхности. Но ни сожаления, ни досады… Только холодное спокойствие. Любви больше не существовало; а может, ее и не было никогда? Джеймс задумался: а если это из-за его нынешнего состояния? Но даже если это так… Сейчас он чувствует себя в тысячу раз лучше, чем при жизни. Рассуждай он тогда так, как сейчас, и многих ошибок удалось бы избежать. «Ну вот, начинается», – с досадой на самого себя подумал бывший адмирал, но услужливую память было уже не остановить. В голове пронеслось все: от первого дня знакомства с Элизабет до последнего. Все слова, все ситуации, все мысли… Он будто заново переживал и редкие минуты счастья, и частую боль оскорбленного самолюбия. Так проходила целая жизнь… В погоне за чем-то призрачным и неуловимым; делал ли он это из чувства или, может, лишь из собственных понятий о правильном? Или потому, что в его собственной жизни не было человека, готового отказаться от всего ради любви? Если создать иллюзию, что такой человек есть, жить становится немногим легче. Но Джеймсу жизнь показалась бесконечно тяжелой – по крайней мере, в последние годы. Понятия о добре и зле смешались, и мужчина порой смотрел на себя как будто со стороны; смотрел и не узнавал. Но, говорят, смерть искупает все грехи… Джеймс не знал, правда это или нет, а все-таки чувствовал – он пожертвовал собой не зря. Неизвестно, сколько лодка с бывшим адмиралом дрейфовала по этим мертвым водам. Все окружающие люди не шевелились и тем более не разговаривали; маленькие суденышки плыли друг за другом, и это молчаливое однообразие начало навевать на Норрингтона странное оцепенение. Его взгляд смотрел куда-то вдаль; он бы и дальше замер, рассматривая на горизонте несуществующую цель, если бы не произошло невероятное – лодка с правой стороны неожиданно повернула и зацепила его борт. Столкновение оказалось несильным, но оно вывело мужчину из оцепенения. Повернув голову, Джеймс встретился со знакомым серым взглядом, прежде таким холодным и живым, а ныне – спокойным и чуть удивленным. И все же в глубине этих глаз Норрингтон заметил знакомое насмешливое выражение внутреннего превосходства. – Лорд Беккет, – приветствие вышло натянутым и неискренним. – Адмирал Норрингтон, – в тон ему ответил мужчина и выжидательно взглянул на своего бывшего подчиненного. – Не думал, что доведется снова вас увидеть. – Взаимно, – с холодной улыбкой Джеймс рассматривал фигуру главы Ост-Индской торговой компании, но никаких видимых повреждений не заметил. – Как же получилось, ваша светлость, что вы оказались здесь? Беккет поморщился: в нем, по-видимому, сожаления о случившемся были еще болезненны. – Сердце Джонса проткнул мистер Тернер, – ответил Катлер после недолгого молчания. – «Голландец» вышел из-под нашего контроля, но сражение началось, как вы и велели, адмирал. Мы пустили на дно большую часть их, с позволения сказать, флота, когда в нескольких метрах от «Эндевора» показался «Летучий голландец». Многие, насколько я успел заметить, смогли спастись, спрыгнув за борт… – Неужели вы не стали этого делать? – в голосе Норрингтона послышалось искреннее удивление и… уважение? Беккет поморщился, догадываясь о том, что сейчас думает его собеседник. – Можете себе представить, – последовал ответ таким голосом, что Джеймс не смог сдержать улыбку. Повисло молчание, прервать которое никто не решался. Странности продолжались – две лодки плыли параллельно друг другу на совсем небольшом расстоянии; насколько можно было видеть, такого не наблюдалось еще ни у кого. – Да, бесцельное времяпрепровождение, на мой взгляд, сводит с ума быстрее любой пытки, – вздохнул Катлер, словно прочитав мысли Джеймса. Тот как-то испытывающе взглянул на Беккета: – Вы как будто не сильно расстроены. Лорд не ответил: он все так же смотрел на бывшего адмирала, которому, надо сказать, стало весьма интересно. Неужели у Катлера и сейчас был план? Поверить в это было трудно, но Норрингтон как никто знал, что от этого человека можно ожидать всего. – Дело в том, что у меня еще есть некая надежда, – медленно протянул мужчина, и Джеймс не поверил своим ушам. – Да, адмирал, держу пари, вам не терпится услышать эту историю, – по лицу лорда скользнула улыбка, – я всегда говорил, что любая информация имеет свою цену. Когда Джек Воробей необыкновенным образом вернулся из мира мертвых, я смог узнать, как именно это произошло. Подобное стоило огромных трудов, но самое главное, что в конце концов мы добыли карты, благодаря которым можно отыскать путь как раз вот сюда, – красноречивым взглядом Беккет обвел окружавшую их безмолвную картину. – Именно поэтому параллельно с подготовкой к главному сражению Мерсер исполнял еще одно мое поручение. Он набирал команду самых верных людей на корабль, который я приобрел незадолго до нашего отплытия. Зачем, спросите вы? Потому что риск был слишком велик, а надежды на то, что компания пожертвует своим кораблем, значительно малы. Да, это стоило неплохой суммы, равной вполне приличному состоянию, – спокойно пояснил Катлер, заметив изумление в глазах Норрингтона. – Но, смею надеяться, эта жертва себя оправдает. Так или иначе, я отдал распоряжение в случае моей смерти всей команде отправиться по указанному маршруту. Если повезет, они смогут отыскать нас прежде, чем это сделает «Летучий голландец». – Еще никогда я так не хотел, чтобы ваш приказ был исполнен, – тихим голосом заметил Джеймс, и Беккет согласно кивнул. Они не озвучили своего главного страха; но если Норрингтон быстро отмел эту мысль, вспоминая действия лорда и отмечая, что тот просто невероятно предусмотрителен, то сам Катлер пребывал в непривычном для себя состоянии бездействия, и это плохо на нем сказывалось, ибо тысячи сомнений тут же одолевали мужчину. Привычка сомневаться вообще стала неотъемлемой чертой характера Беккета. Он всегда понимал, что каждый человек несовершенен – у него могут внезапно появиться другие мотивы, он легко может предать, ибо нет ничего важнее собственной выгоды. Примеряя на других этот принцип, Катлер редко ошибался; под это правило не подходил только Джеймс. Хотя он и не думал о карьере, для него все же большее значение имел вопрос морали, нежели корысти. И именно поэтому лорд никогда не мог быть с ним до конца откровенным… А жаль. Норрингтон оказался одним из немногих, кого бы его светлость хотел видеть в своем окружении. Храбрость, уверенность, сила, прямолинейность – это то, чего не было у большинства приспешников лорда, и потому с такими людьми он обращался без капли жалости. Их легко можно было подставить, предать, обмануть, нарушив данное слово… И совесть при этом покорно молчала. Почему же сейчас, глядя на Джеймса, в душе шевельнулось что-то давно позабытое? Может, это из-за очередной лжи? Или потому, что он, Катлер, сам отправил адмирала на тот корабль, полный негодяев, приспешников Джонса? Случилось удивительное – Беккет испытывал слабое, почти неуловимое чувство вины, в котором не мог признаться даже самому себе. Один быстрый взгляд на Норрингтона, который уже и не смотрел в его сторону, – и лорд принял решение спасти Джеймса. Если, конечно, это будет в его силах… А бывший адмирал словно почувствовал пристальный серый взгляд и повернулся, угадав по лицу мужчины, что тот задумался над чем-то важным. – Неужели вы думаете, как проще избавиться от меня и на этот раз? – со смешком поинтересовался Джеймс, скрывая, впрочем, за этой насмешкой глухую досаду, ибо он понимал, что иначе лорд поступить не может. – Знаете, раз каким-то непостижимым образом мы с вами даже здесь встретились, то бросать вас одного будет высшей формой неблагодарности, тем более, что своей победой я обязан и вам. – И давно вы стали фаталистом? – с иронией в голосе спросил Норрингтон, на что Катлер так же натянуто улыбнулся: – Вы имеете обо мне не совсем верное представление, адмирал. Впрочем, какое удовольствие обсуждать то, чего нет. – Надо же, в который раз мне начинает казаться, что вы говорите искренне, – отметил мужчина, чувствуя внутри странную эмоцию, похожую на удовлетворение. – На моей памяти вы еще ни разу не держали свое слово, лорд Беккет. А обещание тем более. Катлер в который раз еле удержался от глубокого вздоха. Все-таки они совершенно разные по своим взглядам люди, и каждому кажется, что другой живет неправильно. Норрингтон осуждает Беккета, считая последнего мерзавцем, а Катлер, в свою очередь, не перестанет относиться к мировоззрению адмирала с какой-то снисходительностью, считая того наивным романтиком. Жизнь куда приземленнее, и не стоит ко всему применять понятия чести, которые вряд ли кто сможет оценить по достоинству. Взять, к примеру, его одержимость этой девчонкой… И все-таки лорд решил не говорить этого вслух, понимая, каково сейчас его собеседнику. Ну, Катлер хотя бы пытался это представить. – Если вы говорите мне это прямо в лицо, представляю, какие речи сейчас ведутся в Порт-Рояле, – мужчина сказал это довольно отстраненно, но Джеймс уловил, что скрывалось за этой фразой. – Вас, адмирал, будут вспоминать как героя. А меня… в лучшем случае и не вспомнят, – многозначительно закончил Беккет, но Норрингтон уловил и этот подтекст. Но что можно было возразить? Поэтому собеседник скромно молчал. Замолчал и Катлер. Вновь повисла звенящая тишина; Джеймс про себя усмехнулся – даже сейчас, пребывая бог знает где, они вели такой деловой разговор. Адмиралу вскоре надоело молчать, и он прервал ход мыслей его светлости. – Как думаете, где мы? – просто спросил Норрингтон, вдруг понимая, как наивно звучит его вопрос и каким саркастичным сейчас будет ответ. – Мы в ожидании, пока новый капитан «Летучего голландца» перевезет нас туда, откуда возврата уже не будет, – почти скучающе пояснил Беккет, глаза которого остановились на лице адмирала. – Теперь вы понимаете, почему я так хочу, чтобы этот корабль не появлялся как можно дольше? – Конечно, – задумчиво протянул Джеймс и вдруг по его лицу скользнуло изумление: – Не может быть... Да, за такими фразами обычно и следует крушение всех планов его светлости. Так было и теперь: проследив за взглядом своего собеседника, Катлер про себя согласился с его восклицанием, ибо впереди показался знакомый силуэт корабля, который и стал причиной смерти Беккета. Он подплывал все ближе, и вот, двое мужчин уже могли видеть, как на его борт поднимаются люди из шлюпок. Очень скоро «Летучий голландец» поравнялся и с ними. Его капитан, мистер Тернер, показался на палубе вовремя, чтобы увидеть два знакомых лица; но если при взгляде на адмирала отразилось удивление и даже сочувствие, то к лорду он этих эмоций явно не относил. Один короткий кивок, и приказание капитана все поняли без слов. На борт поднялся один Джеймс, который, кажется, испытывал сожаление касательно судьбы Катлера. Тот лишь досадливо поморщился и едва заметно кивнул, давая понять, что подобное стечение обстоятельств, возможно, и к лучшему. – Надеюсь, мы с вами еще встретимся, адмирал Норрингтон, – негромко произнес Катлер, быстрый и ясный ум которого не могло сломить даже пребывание в этих мертвых водах. Беккет едва заметно улыбнулся: и Тернер, и Джеймс не так различны, как может показаться на первый взгляд. Оба живут понятиями чести и долга, и мужчина готов поспорить на что угодно, – нынешний капитан чувствует вину перед бывшим адмиралом, который спас вздорную девчонку Суонн. Лорд знал эту историю и был уверен в том, что Джеймс вернется в мир живых. Но вернется ли в него Катлер? Посмотрим... Ведь ни в чем нельзя быть уверенным до конца, не так ли?