1
22 ноября 2018 г. в 20:22
Грохот захлопнувшейся от сквозняка никем не придержанной тяжелой двери заставляет подскочить на метр и выронить журнал из рук. Про себя невольно ругнувшись и от раздражения нервно дернув плечами, вновь открываю дешевое туалетное чтиво – что-то вроде ежедневно издающейся желтушки, содержащей ничем не обоснованные народные слухи об экономике: как народный фольклор; информация менялась каждый день, и уже никто не был действительно уверен в мире сегодняшнего дня на самом деле – прямо как в романе Оруэлла; да это и не очень-то важно: я всего лишь коротал выделенное на перерыв обеденное время, с пользой ли, без нее проводя его в туалетной кабинке с затертой газетенкой в руках, удобно расположившись на закрытой крышке унитаза. Перелистав на нужную страницу, по-царски закидываю ногу на ногу, разваливаюсь насколько позволяли довольно не широко друг от друга расположенные боковые стенки и нахожу глазами строчку, на которой мне помешали.
Всего каких-то пару минут спустя послышалось быстрое и неравномерное, периодичное шарканье обуви по гладкому плиточному полу. В пустынном помещении его было бы сложно не заметить: голые стены, не застланный пол и высоченные потолки создавали потрясающую акустику. Оно то возобновлялось, то затихало. Поначалу я даже не придал этому особого значения, лишь слышал задним ухом, различал краешком сознания, пока еще пару секунд спустя тишину не нарушили вновь. Снова быстрые мельтешащие шажки. Слишком быстрые, чтобы их совершали две ноги – шли двое.
Не отдавая себе об этом отчета, я стал терять нить смысла, которую всего момент назад безо всяких усилий и конкретной сосредоточенности тянул из текста. Читать я, вопреки этому, не переставал. Хоть уже и вовсе начал забывать, о чем ведется речь.
На секунду воцарилсь полная тишина, которая показалась немного-немало подозрительной. Я проверил щеколду кабинки, в которой сидел, на всякий случай – задвинута. Неловко поерзав задницей по крышке и выбрав положение поудобнее, я откидываюсь спиной на холодный сливной бочок и ногами упираюсь в дверь: вовсе не для надежности – удобства ради. Встряхиваю замявшийся журнальчик, старательно пытаюсь сконцентрироваться. Усилием воли я возвращаю интерес к читаемому, и я даже вновь начал понимать, что буквы сложены в слова, слова строят предложения, а они – текст, и текст с определенной идеей и смыслом.
До того гробовую тишину резко вспарывает громкий смачный чмок и последовавшее за ним звонкое застенчивое хихиканье. Высокий голос почти хрипит от натуги – почти истерично. Это сопровождалось безумным слоновьем топаньем, как я понял, на одном месте. Словно под ногами раскаленный уголь, жгущий пятки и заставляющий отплясывать от боли, либо же вас развратно целует тот, кто вам всегда нравился, а вам нужно поломаться, построить из себя девственницу и неженку. Оба варианта казались безумными проделками не здраво работающей фантазии. Тогда, может... нервы? Не добежал поди?
С нескрываемым осуждением качаю головой и якобы смотрю на нарушителя тишины сквозь стенку кабинки. Краем сознания я понимаю, что сейчас моих ног не видно, и эти двое вполне могут подумать, что тут кроме них – никого. Вдруг, я стану свидетелем... чего-то запретного? Но эта мысль быстро оказалась задвинутой вглубь сознания и смыта новым потоком информации, зачерпнутым из текста.
—Ай! Ну э-эй, ну не на-адо!
Я узнал этот голос с первого лишь слога. Этот голос и быстрая речь со свойственным ей легким неуверенным заиканием, да еще и довольно своеобразное хихиканье, какое редко где услышишь, я узнаю из сотни других без особого труда. Это Мэтт.
Теперь я только делал вид, что читаю. Для кого - неясно. Сам себя обманывал, изо всех сил заставлял не обращать внимания. Но сознание рисовало интересные картинки, мучалось от неожиданно появившегося из неоткуда вопроса – с кем был этот засранец? Этот вопрос не давал покоя, саднил занозой, и потому я не мог думать ни о чем другом.
Шарканье приблизилось. Еще. И еще. Теперь я почти различал их скоростной пульс. Я разборчиво слышал полувозбужденное дыхание Мэтта, обрывающееся и утопающее во влажных почмокиваниях и томных полустонах, отдающихся тихим эхо в пустом помещении туалета. Я слышал, как шуршит их одежда, и воображение рисовало безумные картины происходящего за пределами этой тесной кабинки. Я представлял, как они желанно трутся друг о друга, как прижимаются и переплетаются друг с другом их возбужденные горячие тела. Я представлял, что они чувствуют. Это волновало меня. Сильно волновало. Но еще больше меня волновал все тот же вопрос, ответ на который хотелось узнать больше, чем что-либо еще.
—Дверь закрыта?
Он все так же кокетливо посмеивается, и я словно вижу, как, соблазнительно покачивая бедрами, он подходит к выходу. И действительно: скрипнула дверная ручка.
—Ммм... Закрыта...
Отвечает на свой вопрос сам. В его голосе слышится задуманная шалость и улыбка. Хищная. Дерзкая. Улыбнулся и я.
Шаг. Два. Три. Соприкосновение. Жаркий стон.
Шуршание кед шустро прилетает в соседнюю кабинку, а я забываю, что нужно дышать и моргать.
—Давай, детка. Сделай все быстро.
Почему же молчит второй голос?
Мэтт диктует четко и уверенно. Невольно я представил себе скромную поломойку, которая просто попала под горячую... под горячий... эм.
Конечно, кто не мечтает соснуть у Мэтта Беллами? Ха. Я, представьте, тихо признался себе, что даже сам Большой Д, вряд ли бы отказался...
Фантазия услужливо подкинула очередную веселую картинку: невинная голубоглазая Кэтрин - наша милая подружка по совместительству уборщица на этаже студии, – в своем синем фартучке, едва открывающем взгляду худые коленки; упавшая перед Мэттом, который беспощадно трахает ее в рот, грубо сжимая в кулаке копну светлых кудрявых волос. Я нервно сморгнул видение и сжал руки в кулаки.
Раздался грохот, и показалось, что кабинки вот вот рухнут одна за другой, как шашки домино. На полу слева от меня появилась тень, по которой можно было вполне без труда определить ход действий за стенкой.
Вот он прижат спиной к перегородке между нашими кабинками, вот второе тело плавно опускается перед ним на колени, вот уверенно обхватывает его бедра, и дальше раздается лишь громкий стон удовольствия, вырванный из груди влажным горячим прикосновением. Начались громкие сочные чмоки, влажные, мокрые чавканья, время от времени заставляющие меня сглатывать и напрягаться. Кровь по моему перенапряженному от испуга телу циркулировала необыкновенно быстро и обжигала невыносимо горячими потоками. Я хотел смыться в толчок. Я боялся шевельнуться, боялся уронить журнал, боялся, что у меня зазвонит телефон. Я боялся быть раскрытым в маленьком преступлении, что, все-таки, совершаю я, подслушивая, почти подглядывая.
Мэтт стонет безудержно громко, протяжно. Мурлыкает, и я вижу, как он поглаживает по голове ту, что внизу, а потом, как и предсказывало воображение, хватает ее за волосы, и кабинка начала неритмично покачиваться под его движениями.
Не тут то было. Беззастенчиво врезав Беллами по рукам, быстро поднимается. Я сжимаю зубы и зажмуриваюсь на долю секунды, а стоит лишь открыть глаза - мысы кед уже повернуты к стене, и теперь тень показывает тот поворот событий, что я никак не мог ожидать. Никак.
Звенит пряжка ремня, раздается тихий скрип расстегивающейся молнии – уже второй за последние несколько минут. И вновь грохот. Мэтт жалобно и тонко скулит, и вижу, как начинает покачиваться его тело из стороны в сторону. Трется. Просит. Так подсказало сознание, но верить ему я отказывался до тех пор пока...
—Возьми меня.
Не знаю, что громче: долбится мое сердце, распухая и раздавливая все органы подле себя, или рухнула челюсть на пол, проломив этаж?
—Повтори.
Так быстро, что я даже не успел понять, что наконец заговорил второй голос и кому он принадлежал.
—Возьми меня, быстрее.
Чем дальше шло дело, тем более глупо чувствовал себя я. Я не понимал, какого хрена? Почему он прижат грудью к стене, а ему в задницу упирается... кто? Кто, черт меня дери, собрался..? Хотелось врезать себе по голове, чтобы убедиться, что это правда происходит. Со мной. С ним.
—Еще.
Шепот второго голоса едва распознаваем, но он, очевидно, принадлежит мужчине. Слишком очевидно. До глупого очевидно.
Я почти подавился от подступающего к горлу комка.
Мэтт задыхался под ним, а второй лишь неторопливо целовал его, прижимаясь сзади. Дразнил. И был уверен в том, что делает, на двести процентов. Я ощущал это в его движениях, даже не видя их. Я ощущал его превосходство над Мэттом вполне.
—Я чувствую... как ты хочешь меня, — поток слов смешивался с жаркими короткими вдохами и нетерпеливыми стонами, я едва разбирал, — возьми. Возьми меня.
—Ты хорошо вел себя?
Второй голос по-прежнему не срывается с таинственно тихого шепота.
У меня потеют ладони, и начинает громко долбить в ушах. Я хотел провалиться, но одновременно меня невозможно раздирало узнать...
—Ну же, мать твою.
Тень дернулась, кабинка шатнулась, разнеслось громкое эхо пронзительного стона. Оба задышали.
Я закрыл глаза и отвернулся. Здравомыслие сдалось, я принял увиденное, принял, как факт или аксиому. Уже даже все равно... почти. Совсем почти. Да и не важно, кто; главное то, что...
Звонкий шлепок, виноватый всхлип.
Мэтт хнычет, ударяется головой, неловко уперевшись лбом в стенку.
—...чтобы я на всю жизнь запомнил.— Он заикается и проглатывает окончания, я буквально чувствую, как его трясет.
Он резко дергается и насаживается на встречный толчок, и это заставляет его кричать. Я снова жмурюсь и мну уголок страницы. Да что там, я готов оторвать от пола толчок, на котором сижу, не вставая с него.
Останавливаются на секунду, выдыхают, продолжают. Быстрее.
Меня как сковородой огрели по темечку.
Кабинка неумолимо расшатывается так, что кажется, что она развалится в щепки. Эхо циркулирует по помещению, не успевая затихнуть. Я не отрываюсь от тени, и уже сам прогоняю от себя здравые мысли, заставляющие отвернуться, уйти, наглотаться снотворного и забыть. Как страшный сон. Нет: теперь я глядел во все глаза.
Мэтта трахают как следует. С желанием, с яростью, с большим удовольствием. С таким удовольствием наказывали провинившихся - только микроскопическую зацепку дай. Вожделенно, со страстью. Где-то в глубине активизировалось сознание, отвечающее за отдел "дешевое порно. запретный сектор", и оно подкинуло мне мысль, думать которую я даже не стал. Это было как искорка – вот она есть, а через сотую секунды ее уже и след простыл.
"Да, да, детка, так этому сученышу и надо".
Внезапно что-то останавливает второго. Он прикасается к Мэтту. Осторожно, неожиданно нежно.
Я различаю, как плавно и размеренно двигается его ладонь, отчетливо слышу, чувствую, как умирает в его руках Мэтт. Он откидывается ему на плечо, присоединяется к движениям. Тихо просит еще. И еще. И еще. И он почти сразу получает свое: второй покорно выполняет его просьбу и грубо начинает двигаться быстро, заставляя стонать, заставляя просить и умолять, не позволяя закончить сразу. Мэтт извивается в его руках, я буквально вижу сквозь, как ломается силуэт. Наконец, что-то неуловимо шепнув, второй позволяет Мэтту излиться. Горячо и долго. Стонет. Дышит. И неожиданно кричит. Навзрыд, визжит и перестает дышать. Его продолжают жестко и беспощадно долбить. Меня передернуло ровно в тот момент, когда в голос застонал второй, прижимаясь к Мэтту грудью.
Я чувствовал, как рассеивается напряжение, тает в душном воздухе, растворяется. Быстро, словно и не было. Расслабился и я, обмяк, растекаясь по крышке унитаза. Я студень.
Вновь влажное почмокивание. По тени я догадался, что Мэтт облизывает второму ладошку, причем с нескрываемым удовольствием. Про себя сплюнув, морщусь и закатываю глаза.
—Спасибо.
На выдохе. Одновременно. Целуются. Долго. И это сводит меня с ума. Я заметил, что расковырял почти до крови собственную ладонь.
Дальше все произошло гораздо быстрее, чем начиналось. Они торопливо выходят из кабинки, открывают краны. Под шум воды позволяю себе выдохнуть непозволительно громко. Так громко, что мою кабинку с силой толкнули, и я вмиг почувствовал себя живым мертвецом.
—Закрыта. Никого. Пойдем.
Шум стих, тихонько щелкнула щеколда общей двери, шаги устремились за нее, я ощутил, что остался один, в этом, впрочем, сомнений, наконец, не было.
Ноги затекли, спина болела нещадно, а вопрос, занозой засевший внутри, зудил буквально в заднице и не давал покоя.
Я все еще слышал шаги, удаляющиеся по коридору вглубь здания, и потому, стремительно вылетев из кабинки и с опаской прильнув к стене, сосчитал до десяти, одернул футболку и с весьма цивильным видом вышел из туалета и свернул за угол.
Свернул и проклял весь мир от последнего века до нашей эры по сегодняшний день.
Я от всей души захотел, чтобы на меня упал потолок как можно скорее. Да нет - ощущения почти походят на то, будто это уже случилось. Мои глаза быстро узнали вторую фигуру. И я снова захотел себе вдарить. На сей раз с ноги. Моя челюсть лежала у ног, и вряд ли я соберу ее обратно.
Ноги, утянутые в темные узкачи, свободно болтающаяся футболка, светлая задорно лохматая макушка. А рядом с ним – Мэтт.
Дом по-дружески толкал Мэтта в бок, Мэтт пихал того плечом, оба дружно смеялись, что-то живо обсуждали, и я даже забыл, что две минуты назад один драл другого в зад в кабинке мужского туалета на этаже.
Они держались вполне им свойственно, выглядели деловито и уверенно, словно просто сбегали по делу. Ну а глядя на них, уверенно шагающих вперед, ведущих себя непринужденно и легко, как, впрочем, всегда, я пришел к тому, что произошедшему можно придать и более положительный оттенок, а лучше и вовсе закинуть в долгий ящик и всерьез задуматься над этим как-нибудь в старости, когда руки уже не будут держать бас-гитару так уверенно, как сейчас... ведь так или иначе, а мне все равно предстоит еще не раз выйти с этими парнями на одну сцену.
И, если честно, я этому искренне рад.