Сделки

      – Тебе не кажется, что это… бесчеловечно? – Бак, ссутулившись в кресле, скользит невидящим взглядом по запросу на очередной эксперимент. Правду тогда говорил – кричал – ученик Книжника, люди неисправимо глупы, не делают никаких выводов из своих ошибок, снова и снова суют руки в огонь, с маниакальным упорством рубят высоченную сосну, не имея ни малейшего понятия, в какую сторону и на кого она рухнет, и чем это все чревато... Мальчишку силой уводили Вороны. Ему уже девятнадцать, но он все равно мальчишка – умный и опытный не по годам, но именно сейчас – растерянный и беспомощный.       – Наше обожаемое руководство не давало мне права выбора, – Комуи хмурится. Очки, вопреки обыкновению, отлёживаются в нагрудном кармане, и взгляд, не искажённый стёклами – простыми, кстати, зрение у Ли-старшего отменное, – уставший и безысходный. Комуи с утрированным интересом рассматривает песочные часы, на дне которых лежит горстка розовых лепестков. Удивительное дело – Канда не стал объяснять смотрителю, по какому маршруту ему стоит идти, когда тот попросил показать странную святыню.       По возвращении из Матеры он вообще стал намного спокойнее. Нет, не спокойнее даже – безразличнее, ко всему и ко всем. Или почти ко всем. Если бы не это «почти», можно было бы сказать, что Юу Канда, каким его знали все эти годы, вовсе перестал существовать.       – Сколько было кандидатур? – резко спрашивает Бак. – Кого запрашивало Управление?       Канда молча стоит у окна, не обращая внимания на обсуждающих проблемы насущные директоров. Его судьбу решают за него, уже в который раз, – ему не привыкать.       – Их заинтересовали четверо, – после продолжительной паузы отзывается Комуи. – Аллен…       – Но Пианист, даже если его обвиняют во всех смертных грехах, слишком ценен, – Бак издевательски-понимающе кивает.       – Именно. Лави, но…       – Но ученик Книжника не под Ватиканом ходит, а с книжниками конфликтовать – себя не уважать, – Бак все кивает и кивает, как китайский, прости господи, болванчик.       – Канда, – Комуи бросает короткий взгляд на стоящего в нескольких метрах от него юношу. Второй апостол спокойно смотрит в открытое окно. Игнорировать происходящее он умеет мастерски.       – И Линали, – взгляд Бака вмиг становится хлёстким. – Краеугольные камни наших побед.       – Да, черт возьми! – от удара по столешнице песочные часы подпрыгивают с печальным звоном. – Им нужен был материал, лучшие из лучших, но не маршалов же им в лаборатории тащить!       Бак понимает, прекрасно понимает. И характер экспериментов ему знаком и близок до тошноты – мать не скрывала от него, какой ценой и из чьих глоток Орден выгрызает право на свои победы. Не считая «жертвоприношений» Рувелье, шестьдесят два совместимых в Главном, неисчислимое множество образцов в североамериканском отделе, все непроснувшиеся Вторые и практически весь штат Шестого Азиатского…       Бак хорошо помнит. Скоро уже десятая годовщина, нужно будет зажечь свечи перед фотографиями отца и матери.       Граф побери Ватикан и его фанатиков, он не хочет снова браться за эксперименты, сгубившие столько жизней, не хочет снова отправлять Канду в лаборатории – и отнюдь не только потому, что тот вполне может повторить устроенный Алмой локальный геноцид. Но права выбора ему не давали, со всеми тонкостями модификации совместимых знакомы только Чан и Эпстейн, а Рени ещё не скоро оправится. С памятной декабрьской бойни прошло уже около года, раны телесные успели зажить, но на то, чтобы исцелились душевные, и жизни не хватит. И все равно, это безрассудство и зверство. Бак точно знает, успеха в этом деле не будет. Не выдержит даже Канда.       – Я вернусь через полчаса, – неожиданно произносит объект размышлений, отлипая от стены.       Комуи, вздрогнув от спокойного, безучастного голоса, словно от удара плетью, сперва замирает, а затем медленно кивает. Канда молча выходит из кабинета, бесшумно притворив за собой дверь.       – Куда он? – Бак выныривает из мутного омута мыслей, и несколько секунд привыкает к свету окружающей действительности.       – Попрощаться, – Комуи с видимым трудом выдавливает из себя это слово. – Здесь есть те, к кому он… привязался.       – Страшный ты человек, Комуи, – Бак говорит тихо, но его слова словно резонируют от стен, и обрушиваются на смотрителя с силой сошедшей с гор лавины.       – Не трави душу, – Ли-старший до побелевших пальцев вцепляется в подлокотники своего кресла. – Я не отдам им Линали, неважно, какой ценой. Тебе ли не знать, какими могут быть последствия!       Бак знает. Бак очень хорошо знает, и он бы хотел, чтобы Комуи собственными глазами полюбовался на это зрелище, прежде чем судить о цене, узнал, сколько заплатили Вторые. Бак и об этом знает столько, что готов проклясть свою отменную – книжникам на удивление, – память, мать оставила весьма подробные записи о физической, а отец – о психологической стороне проекта.       Комуи объясняет и рассказывает, приводит доказательства, в красках описывает перспективы, ожидающие пошедшего на риск, если эксперимент увенчается успехом – Бак все это знает не хуже, а то и лучше него, но отчего-то не спешит перебивать. Взлетевшие до небес показатели физических характеристик, в разы выросший боевой потенциал, невосприимчивость к вирусу акума – даром что для двоих из четверых кандидатов эта способность была включена в «стандартную комплектацию», – повышение процента совместимости… Заманчиво. Если не знать, что шестнадцать совместимых, принудительно отправленных на этот эксперимент, не пришлось даже кремировать, только уборщики умаялись отмывать стены и потолок от заляпавшей их однородной массы, до начала опыта бывшей мышцами и костями. Руководство об этом прекрасно осведомлено – отчёты им были предоставлены в высшей мере содержательные, даже с фотоснимками, для пущей убедительности. Но святоши все равно считают, что экзорцисты с высоким процентом совместимости выдержат. Будь у Бака возможность, он с нескрываемым удовольствием отправил бы всю палату кардиналов с Папой во главе в лаборатории. В качестве подопытного материала. И плевать на последствия.       Нет, Комуи, конечно, прав… Из тех четырёх вариантов, которые запросило Управление, Канда – оптимальный. Более недееспособный Второй апостол – идеальный материал, с этим не поспорить, его хоть на куски режь – восстановится… Наверное. И для Ордена, в случае чего, утрата невелика, как боевая единица он уже не представляет собой ценности, а у Линали Чистая Сила уникальная, такую терять нельзя, ни при каких обстоятельствах… Демагогия все это. При желании можно найти десятки отговорок и оправданий, но себя-то не обмануть.       Какую цену уже заплатил Канда, никого не волнует. Игроков не тревожат мечты и чаяния пешек, которых подставляют под удар, чтобы съесть как можно больше вражеских фигур. Пешкам права быть людьми не давали.       Бак поднимается на ноги и, распрощавшись с Комуи, молча направляется к залу портала. Третьи врата, как обычно, тускло мерцают, ожидая «гостей». Подождут ещё немного, Канда сказал – «полчаса», значит, будет с точностью до секунды. Бак спокоен и собран, как и подобает директору Азиатского подразделения. От него ничего не зависит – ему права выбора не давали вовсе. А Комуи Ли нередко приходится заключать сделки.       В том числе и с собственной совестью.