Brother issues

"Как со всем справиться?" ___________________________________________________________________________       Год сменяет другой стремительно, но время совсем не помогает забыть былое. Всегда есть то, о чем лучше не помнить, но воспоминания, как тяжёлый груз - не дают двигаться вперёд. Чжон боится своих воспоминаний и не может избавиться от резких черно-белых картинок в своей голове. Они слишком часто выдергивают его из настоящей действительности, заставляя чувствовать одно и тоже изо дня в день.       Его жизненный оптимизм уже давно превратился в толстый слой пыли и осел на полках суровой реальности. В какой-то момент возникло стремление прожить эту жизнь как можно быстрее. Эта мысль засела в нем так глубоко, что постепенно существование и вовсе показалось бессмысленным. Ненависть к себе разрушала все, хотя Чжон был убеждён, что у него ничего нет. Нечего разрушать. В его бесконечных, сложных и ненавистных днях не было совершенно ничего хорошего. ___________________________________________________________________________       Утро всегда тихое. В их с братом комнате светло и уютно, а с кухни доносится приятный аромат маминой выпечки и только-только заваренного кофе. Солнце слепит сонные глаза, настырно проникая сквозь слегка приоткрытые жалюзи, зайчиком отскакивая от напольного зеркала, в котором Ченлэ пытается найти себя. Его бледная кожа идеальное полотно для ярких уродств. Каждый синяк или засос, ссадина или укус - режут глаза. Запястья неприятно саднит, отчего Лэ задирает рукава идеально белой рубашки до локтей, и, вглядываясь в измученное отражение, - вспоминает все. Детально разбирает каждую секунду, когда не мог дышать; минуты, когда смотрел брату в глаза и готов был умереть. За ночь он готов умирать множество раз, лишь бы наутро не испытывать такую жгучую ненависть к себе. Он любит брата так же сильно, как ненавидит.       Мама появляется в комнате так спонтанно, что Лэ едва успевает спрятать свои запястья. Долго мешкается с манжетами, пытаясь застегнуть пуговицы - выходит слишком неестественно. - Милый, что с руками? - женщина подходит ближе, стискивая запястья сына в своих изящных ладонях. - Покажи, - требует мама, но Лэ лишь пятится назад, решительно высвобождая свои руки. - Ничего особенного, - Ченлэ понимает, что этих слов будет недостаточно, поэтому на ходу придумывает очередную легенду. - В университете проходили соревнования по перетягиванию каната, я был не осторожен и натёр руки, - первое, что приходит в голову, и Лэ считает это неплохой отговоркой. - Будь осторожен, - просит женщина и заботливо поправляет волосы сына, укладывая их прядка к прядке.       Ченлэ натянуто улыбается маме, пытаясь стереть беспокойство с её лица. Говорит что-то ободряющие и даже не громко смеётся, но стоит брату показаться из ванной комнаты, как сердце ухает вниз, а тело пробивает колючей дрожью. Ченлэ по-настоящему боится его. - Лэлэ у нас спортивный мальчик, - встревает в разговор Кун, бегло вытирая полотенцем влажные после душа волосы.       Голос старшего чётко пропитан ядовитой насмешкой, но лишь Ченлэ обращает на это внимание. Лишь он видит, как брат с удовольствием высмеивает его, с присущим высокомерием наблюдает за каждым его действием и ждёт, когда младший в очередной раз будет разбит.       Ченлэ не может скрыть в глазах явную панику и только Кун замечает его волнение. Мама же покидает комнату, не сказав ни слова, отчего Чжону все чаще начинает казаться, что она знает то, о чем он не решается ей рассказать.       Наедине с братом Ченлэ всегда испытывает страх, погружаясь в него с головой - он снова заперт в одной клетке с диким зверем, хищником. Да, именно хищник полностью олицетворяет Куна, - никогда не знаешь, когда нападет. У Ченлэ ненависть к брату граничит с безумием; в присутствии Куна хочется орать, ломать все, что попадётся под руку и просто, черт возьми, плакать. Однако, Ченлэ редко прибегает к этим, как ему кажется, слабостям. Он всегда держит лицо, сдерживает чувства и копит ненависть глубоко в себе - типичный ритуал ежедневного самоуничтожения.       Кун подходит тихо со спины, тянется за своей формой, аккуратно сложенной на стуле, а Ченлэ ног не чувствует из-за брата. Старший слишком близко - его сердце ритмично стучит в спину, дыхание оседает на коже огненной волной, а глаза сужаются до довольного прищура. И если Кун - хищник, то Лэлэ - маленький беззащитный зверёк, который каждый раз замирает в оцепенении, с ужасом осознавая, - спасения нет. – Ченлэ, у тебя все хорошо? - Кун запускает пальцы в волосы младшего и слегка сжимает их, проявляя фальшивую заботу.       На самом деле Кун далёк от таких понятий как: забота или любовь, преданность или доброта. Этого в нем нет попросту и никогда не было. Они всегда были разными с братом, хоть мама и старалась воспитывать их одинаково в любви. С самого детства они разительно отличались, являясь полной противоположностью друг другу. - Всё в порядке, - врет младший, обвивая пальцами руку брата, который крепко вцепился в его волосы.       Паника, засевшая в самом начале, сменилась злостью и горькой обидой, - Ченлэ решил бороться. Его борьба была внутренней и с самим собой. Чжону потребовалось много смелости, чтобы врезается ногтями в кожу брата, который так больно тянул волосы назад. - Отпусти, пожалуйста, - голос дрожит, а ком так и подкатывает к горлу. - Пожалуйста, братик, - добавляет Ченлэ, впиваясь зубами в нижнюю губу до крови.       Для Чжона назвать старшего "братик" - самое большое унижение. Кун любит унижать младшего. Каждый новый день старший делает вид, словно не он разрушает душу и тело своего младшего брата. Будто не он самый ужасный кошмар Ченлэ, который превратил их дом в самое страшное место на земле.       За каждую фальшивую, но такую сладкую, родную и красивую улыбку; за каждое фальшивое беспокойство и заботу, - Ченлэ ненавидит (любит) брата сильнее. Он знает, что это все ненастоящее, но хочет верить и верит, постоянно совершая одну и ту же ошибку. Каждый новый синяк на теле - напоминание о том, какая мразь его старший брат, и как он его ненавидит; каждый новый нежный поцелуй, пропитанный фальшью - надежда на что-то хорошее. Но что хорошего в человеке, который приносит столько боли - физической и моральной? Ченлэ не знает за что можно любить Куна, но разве сердцу когда-то было дело до здравого смысла? – Ченлэ, - рука Куна спускается ниже, – Не слишком ли много ты себе позволяешь, - пальцы сжимаются на тонкой шее и с каждой секундой воздуха все меньше, кажется, что ещё чуть-чуть и Ченлэ задохнётся. Снова.       Чжон смотрит в глаза брату и видит в них - пустоту. Он не находит там ни грамма сочувствия или же раскаяния. Полное безразличие абсолютно ко всему. Кун плевал на чувства своего родного брата. Всегда.       В противной тишине звонкая трель телефона стала спасительной. Ченлэ выбежал из комнаты без денег и вещей; он будто находился в прострации, все вокруг замерло и лишь его чувства бушевали внутри, выбивая воздух из лёгких, а вместе с ним и душу. Ченлэ покинул дом, не обращая внимания на мать, которая хотела отдать ему контейнер с обедом. Он бежал, нёсся так быстро, как никогда до этого. Чжон пытался сбежать подальше от этого дома, в котором успело накопиться так много неприятных воспоминаний, боли и слёз.       Иногда Ченлэ слышит осуждающие голоса в своей голове, которые винят его во всем, что происходит с ним. Ченлэ готов согласиться, лишь бы не слышать их никогда больше. Он постепенно сходит с ума и в его сумасшествии виноват один единственный человек - родной брат, кем он когда-то восхищался. Сейчас же Кун казался таким отвратительным, чужим, но Ченлэ все ещё продолжал находить оправдания его поступкам.       Недалеко от дома, за первым же поворотом, Ченлэ столкнулся с Джисоном. Друг словил его и впился длинными пальцами в худые плечи, останавливая. - В чем дело? - обеспокоенный голос младшего заставил Ченлэ сжаться от все ещё ощутимого страха.       Жгучая плена слез не давала разглядеть взволнованное лицо напротив. Ченлэ не нашёл что ответить и просто обмяк в руках Пака, утыкаясь лицом в грудь друга. Разговоры с Джисоном уже давно перестали помогать хоть как-то отвлечься. К слову, Пак в последнее время и не находил, что сказать, сталкиваясь с мёртвым отчаянием в глазах Лэ. - Кун довёл? - Джисон успокаивающе поглаживает Лэ по спине, отмечая для себя, что слишком часто спрашивает друга об одном и том же. Ченлэ слабо кивает головой, ещё крепче стискивая в своих пальцах ветровку Пака. - Давай уедем, - Чжон не просит, он умоляет. - Я не вернусь больше туда, - решительно заявляет старший, отстраняясь от Джисона, который до сих пор ничего не ответил.       Пак уже слышал подобное от старшего. Ченлэ ни раз сбегал к нему из дома. Долго стоял возле окон Пака, обычно где-то под утро, весь в слезах и побитый, с ненавидящими весь мир глазами, и просил всегда об одном - сбежать подальше. Подобных решений было много, но они имели особенность откладываться на долгое потом и никогда до этого не звучали настолько убедительно. - Подожди ещё немного, - тяжело выдыхает Пак, снимая с себя ветровку и накидывая ее на плечи старшего. - Ты всегда так говоришь, - раздражённо шипит Лэ, откидывая плечом ладонь Пака, вместе с ней и ветровку.       Ченлэ устал испытывать постоянное разочарование, но почему-то продолжал верить обещаниям. Джисон казался надёжным и готовым бросить все ради Ченлэ, но почему-то до сих пор не сделал этого. - У нас недостаточно денег, мы студенты, и если ты думаешь, что в жизни все так просто, то как собираешься жить дальше? - Джисона легко разозлить, но Ченлэ никогда не осторожничает с ним, потому и не боится сказать что-то не то.       Они слишком хорошо знают друг друга, чтобы притворяться. У них не то чтобы дружеские отношения и даже не такие близкие, как обоим, может, и хотелось бы, просто они дают друг другу высказаться. Джисон постоянно говорит о матери, которую не видел никогда, а Чжон о том, как ненавидит возвращаться домой. И во всех этих разговорах всегда так много боли, что порой говорить не хочется. - Я постоянно ошибаюсь, Джисон. Моя жизнь нихуя не простая, тебе ли не знать об этом? - Ченлэ опускает голову, скрывая неконтролируемые слезы, а Джисон вновь втягивает его в свои объятья.       Пак всегда чувствует боль друга, пропускает её через себя, но помочь не может. Сегодня слишком больно, отчего Джисон лишь крепче обнимает и шепчет, знакомое Чжону: - Я обязательно что-нибудь придумаю. - Ченлэ все ещё верит этим обещаниям друга. _____________________________________________________________________________       Не было никаких причин жить так, просто собственная никчемность подталкивала ко дну. Все казалось сложным и Тэён ненавидел это. _____________________________________________________________________________       Тэён лежит в луже собственной блевоты и чувствует абсолютное ничего; он не двигается, не моргает и, кажется, не дышит даже. Перед Тэёном лишь старая обшарпанная стена, побитая и разрушенная временем, похожа на Тэёна.       Ли не знает, когда его жизнь пошла под откос - год? Полтора года назад? Тэён не помнит - не помнит, когда первый раз попробовал свой первый наркотик; не помнит, когда начал уходить в долгие запои; не помнит, когда начал смешивать легкую наркоту с алкашкой. Не помнит и не хочет. Он не жалеет, не вспоминает свою прошлую жизнь, в которой он был примерным студентом, президентом студсовета, любимым сыном, которым гордились родители и многое другое, чего про него сейчас не скажешь - это уже не его, это уже не он.       Тэён хочет сдохнуть, но не может. Он делает все, но не делает ничего. Слабак. Ли ненавидит свою жизнь - обе свои жизни. Почему? Этого он не помнит тоже или пытается сделать вид, что не помнит. Вокруг Тэёна всё такое темное, сломанное и жалкое; одну единственную светлую вещь в своей долбаной жизни он ломает, делает похожим на себя и на все своё окружение.       В дверь стучатся и Тэён усмехается - вспомнишь лучик вот и солнце, так говорят? Он знает, кто сейчас по ту сторону двери; все идёт по старому сценарию - сейчас он стучит в дверь, потом позвонит в звонок, а потом просто войдёт и начнёт жизни учить, а толку-то? – Боже, Ён, - снова этот осуждающий тон и вздох, – ну сколько можно. – Джэхён, - Тэён по-прежнему смотрит в стену, но улыбается вполне искренне, так, как вообще может, – ты пришёл. – Я всегда прихожу, – Тэён знает.       Джэхён садится на корточки рядом с Ли, тянет за руку на себя, заставляя Тэёна принять положение сидя, и смотрит. В душу прям заглядывает и нет во взгляде этом жалости, лишь безграничная любовь и нежность, которую Ли не принимает и не понимает. Но Тэён благодарен Чону за это - не нужна ему жалость, не от Джэхёна, только не от него.       Тэёна моют, убирают в его квартире и, на удивление Ли, не читают нотации. Джэхён открывает холодильник и, не найдя ничего, кроме пива и ещё чего-то в непонятной бутылке, закрывает дверцу, разочарованно вздохнув, как, собственно, и всегда. Чон поворачивается к Тэёну и хочет что-то сказать, начать возмущаться по поводу беспредела в холодильнике, но молчит, ибо сам понимает, толку нет. Он садится на стул рядом с другом и смотрит, долго смотрит, а Тэён голову поднять боится - стыдно. За всё стыдно и всегда, но рядом с Джэхёном стыдно вдвойне. – Не смотри на меня, - наконец подаёт голос Ли, – пожалуйста, прекрати так на меня смотреть. Пожалуйста, - уйди. Тэён не может сказать этого простого, по сути, слова, потому что с Чоном трудно, а без него - так и подавно.       Младший будто мысли читает - встаёт и уходит. Но он вернётся, Тэён знает и верит, ведь Джэхён просто ушёл в магазин за продуктами. Джэхён вернётся, а Тэён ждёт. Всегда ждёт, хоть и отрицает, что нуждается в младшем.       Без Джэхёна жизнь Тэёна превратилась бы в ещё больший ад, чем есть сейчас. Не было бы сейчас у Ли этой потрепанной, полуразрушенной квартиры с гнилыми полами, потрескавшимся в некоторых местах потолком и с убогими стенами без обоев. Именно Чон платит за это нечто, он убирается здесь и сделал бы уже давно ремонт, если бы не Тэён, который наотрез отказался менять в квартире хоть что-то, ибо обстановка, окружающая Ли, напоминание ему о том, на какое дно он пал, и мог бы упасть ещё глубже. Кажется, что дальше некуда, но Тэён понимает, - это не предел, осталось ещё то, что можно уничтожить, разрушить. Остался Юно.       Чон возвращается с двумя огромными пакетами, ставит их на стол прям напротив лица старшего, отрезая тем самым все пути отхода. Сейчас Тэёна заставят готовить и никаких «нет» быть не должно, ибо Джэхён искренне считает, что готовка отвлекает Ли от наркоты, алкоголя и мыслей о суициде, - жаль, что это не так. Они готовят, Тэён почти счастлив, а Джэхён почти недоволен тем, что Ли переборщил со всем, с чем только можно: пересолил, переперчил, пересахарил, добавил слишком много специй и так далее по списку. Пока старший виновато хихикает, Джэхён просит прощения у блюда за то, что оно было так безбожно испорчено. Эта обманчивая идиллия и фальшивое счастье заставляют Тэёна чувствовать вину. Снова, снова, снова. Ли будто живет одним чувством вины перед Юно.       Их завтрак или обед, а, может, даже ужин, - Тэён только сейчас задумывается о том, сколько времени, - удаётся спасти волшебным образом. Вот бы с ним так же, как и с этим супом, исправить все и привести в порядок. Едят они в гробовой тишине, - не о чем говорить. Тэён съел совсем мало, больше не может, но очень хочется, ведь он так давно не ел нормально. Видимо, организм совсем отвык от нормальных порций, поэтому пара ложек для него - вполне достаточно и плевать, что Ли, вообще-то, хочет ещё. Напротив, Юно ест так хорошо и с таким аппетитом, - аж причмокивает, - что даже завидно.       Телефон Джэхёна звонит, и Тэён от неожиданности дёргается. Юно извиняется и уходит в другую комнату. «У него что, секреты от меня?», думает Тэён, заметно погрустнев от собственного замечания. Конечно, у него могут быть секреты, у кого же их нет, у Тэёна они тоже есть, но это, самую малость, обидно. Младший возвращается в кухню так же быстро, как и вышел из неё. – Ещё будешь? - Джэхён тыкает пальцем в, давно остывший, суп. Ответить он Ли, конечно, не даёт, подхватывает тарелку, выбрасывает содержимое и отправляет в раковину.       Тэён моргнуть не успевает, а со стола убрано, посуда вымыта, а Джэхён уже одетый стоит у выхода. Перед уходом Юно что-то очень быстро и непонятно говорит, Тэён болванчиком кивает головой на каждую фразу, хоть и не понимает ничего, треплет Тэёна по волосам, жест совершенно привычный, но каждый раз заставляет вздрогнуть, и уходит. Теперь Ли снова один. Становится так же пусто, как и до прихода Юно.       Парень падает на диван, закрывает глаза и думает о...а ни о чем он не думает, на это нет ни сил, ни желания. Он выуживает из-под подушки какие-то таблетки, названия которых он либо не помнит, либо не знает вовсе, закидывает в рот и запивает, прихваченным из холодильника, пивом. Тэёну совершенно не хочется что-то делать, желание просто напиться, наглотаться наркоты и уснуть, желательно навсегда. Ли так и делает, в который раз устраивая вокруг себя кавардак. Засыпает с мыслями о том, как бы было прекрасно не просыпаться завтра и не видеть Джэхёна, не испытывать чувства вины. Но Тэён, как никто другой, знает, что завтра он проснётся и все будет как и сегодня. Так происходит всегда.