наши волшебные дни

Эльза

       Эльза касается кончиками пальцев толстого стекла полицейского участка, ощущая приятную успокаивающую прохладу, которая приятно гасит тепло кожи. По аккуратной асфальтированной дорожке отдаляется фигура Ханса, съёжившегося от ненавистного мороза, пока хрупкие одинокие снежинки оседают на нём, мгновенно тая. Женщина провожает его взглядом, складывая губы в тонкую полоску, когда супруг садится в машину. Он хлопает дверью, словно пытается отрезать от себя Сторибрук с его погодой, и отъезжает в сторону дома. В ту самую секунду, как автомобиль теряется из виду, блондинка прикрывает глаза, неявно выдыхая с облегчением, а затем идёт к своему столу, заваленному множеством бумаг.       Участок практически пуст и едва освещается фальшивым жёлтым светом дешёвых ламп, свисающих с потолка. Лишь где-то в углу вяло возится ещё один сотрудник, скрытый мраком. Уайлд вздыхает, садясь за первый отчёт. Ей казалось удивительным то, как легко и быстро справился с этой работой Ханс, не менее заваленный делами в последнее время. Эльза постоянно игнорировала бумажную волокиту, поэтому всегда откладывала её до последнего момента, а затем буквально тонула среди последних дел. Ничего серьёзного, конечно, это ведь Сторибрук. Мелкие кражи, пьяные драки, парковки в неположенных местах, аварии - самые страшные дела из тех, что приходилось расследовать в этом городишке. Блондинка отчаянно штамповала отчёты, переписывала показания, вставляла фотографии и отчёты экспертов, захлопывая одну жёлтую папку за другой. Через некоторое время производство было налажено, и Уайлд практически превратилась в живой конвейер. Она отчаянно ворошила свою память, вспоминая всех виновников событий, аккуратно выведенных её почерком на белых листах. Да, этот чудаковатый карлик устроил драку у дверей клуба... кажется, защищая честь стриптизёрши. К счастью, обошлось без травм, хотя теперь имена всех несчастных участников этого недоразумения ещё долго не сойдут с уст городских сплетников. Поглощённая процессом, блондинка даже не замечает, как закрывает последнюю папку. Обернувшись и глядя через огромные окна помещения, Эльза замечает, что за окном уже давно не закат, а густой мрак ночи. Самое время, чтобы отправиться домой. Пешком. Как бы офицер Уайлд не ненавидела работу с бумагой, она бы лучше занялась этим скучным занятием вместо того, чтобы идти в свою скромную обитель, где её уже ожидал Ханс с ужином. Мысль о том, что придётся остаться запертой с ним в одном доме, заставляла волосы вставать дыбом. Женщина максимально тянула время, находя отговорки для задержки в офисе, но после уборки на рабочем столе стало понятно, что больше тянуть с этим нельзя.       Эльза выходит в мрак и холод ночи и втягивает свежий морозный воздух, который мгновенно бодрит. Улица освещается ровными рядами фонарей, которые тускло светят на тротуар, стоя по бокам дороги. Женщина даже не думает вызвать такси или дождаться автобуса - она всё ещё тянет резину, надеясь прийти домой как можно позже, чтобы меньше пересекаться с дражайшим супругом. Это на людях мистер и миссис Уайлд улыбаются и играют в примерную семью, пускай и не без проблем. В реальной жизни, приходя домой, они снимают маски и не скрывают своего отвращения друг другу. Никто из них и не вспомнит сейчас, по какой именно причине они так спешно поженились много лет назад. Воспоминания размытые настолько, что удаётся вспомнить лишь отдельные кусочки того времени. Кажется, в какой-то период они действительно были влюблены друг в друга, но это сладкое состояние быстро прошло. Сейчас их союз кажется невероятной нелепостью.       Дорога занимает не больше двадцати минут, несмотря на медленный шаг. Чем меньше становится расстояние до дома, тем быстрее бьётся сердце Эльзы. Она знает, что этот вечер пройдёт так же, как сотни других до этого - без скандала, ругани, в холодном напряженном молчании, которое изредка будет нарушаться парой слов по делу. Однако мысль об этом заставляла женщину чувствовать себя жертвой, загнанной в угол. Кожа мгновенно становилась липкой, её бросало в жар, и храбрый офицер полиции долго мялась на пороге собственного убежища. Свет в окнах горел ярко, тепло и уютно, но внутрь заходить совсем не хотелось. А ведь она так надеялась, что Ханс, не обратив внимание на просьбу об ужине, ляжет спать и не дождётся её. Мысль о том, чтобы лечь с ним, даже уже уснувшим, в одну постель, казалась омерзительной на физиологическом уровне. Блондинке было неприятно представлять, как его кожа под одеялом касается её запястья или слегка обнажённой из-под футболки поясницы. Это место, казалось, мгновенно стреляло током, повинуясь желанию рефлекторно отдалиться. - Я дома! - произносит женщина, когда за ней захлопывается входная дверь. В ответ слышится слишком долгая тишина, от которой у Уайлд появляется надежда, что муж всё же уснул.       С кухни доносится запах еды, и Эльза чувствует лёгкий укол внутри. Значит, приготовил ужин, несмотря на усталость, а она уже приготовила шаблон обвиняющих фраз на утро. Отвращение и злость по отношению к сожителю чуть гаснут, но не уходят насовсем. Сейчас женщина готова придерживаться нейтралитета, изредка излучая лёгкую улыбку. Практически праздник для этого дома.       Уайлд слегка поднимает уголки губ, пытаясь продемонстрировать счастье от аромата индейки. Ханс сидит за обеденным столом, не отрывая глаз от собственных туфлей. Улыбка мгновенно сходит с лица женщины. Она ожидала увидеть чуть высокомерное лицо мужа, на котором было написано, что он приготовил ужин, совершил подвиг, и теперь целый месяц не стоит беспокоить его уборкой. Вместо этого в его глазах плясал незнакомый до этого момента огонь, челюсть напряжена, а сам он то и дело слегка крутил скрепленными в замок руками. От Эльзы не мог ускользнуть так же тот факт, что Ханс не спешил закидать её едкой иронией и не пытался досадить, возвышая себя и свои прекрасно отточенные манеры. Он так и остался на кухне. Не поспешил почти демонстративно прочь, заниматься своими делами. Не отгородился газетой. Остался сидеть, будто бы ожидая, когда жена окажется на соседнем стуле, превращая в расстояние между ними в едва ли не непривычно интимное. Женщина чувствует подвох и опасность, доносящуюся отовсюду, но пытается оградиться от неё ( него), ведёт себя, как сожитель, тень, на которую не стоит отвлекаться. Наложив себе еды, блондинка садится на диван в гостиной, не включая телевизор, который мог привлечь лишнее внимание к её особе. Просто ест. Быстро, не жуя, глотает куски ужина, надеясь как можно быстрее отправиться в ванную комнату, заперевшись там, спрятавшись от мужа, чьё присутствие в комнате она чувствует кожей. Приходится давить рвотные позывы и желание вонзиться зубами ( или ножом) в его шею, отрывая куски плоти и погружаясь в манящее, убаюкивающее одиночество. В такие моменты Эльза сама себя не любила - она считала себя мирным и чутким человеком, но когда речь заходила про Ханса, жажда насилия возрастала до невиданных размеров, и это ужасало. Ужасал факт, что миссис Уайлд, кажется, способна на такие вещи. - Милая, неужели ты даже не поцелуешь своего любимого супруга? - Эльза вздрагивает, услышав голос мужа из-за спины, и едва ли не роняя тарелку на махровый ковёр у дивана, хотя это не кажется ей неожиданностью. В любой другой день, да,- в этом доме не было принято разговаривать друг с другом. Но в это самое мгновение это не казалось чем-то внезапным. Ханс сама непринужденность, конечно же, он ведь мастер притворяться, и игра с ложью для него не так сложны, как это бывает у других. Вместе с великолепным навыком обманывать, Ханс также не обделен наблюдательностью, и обычно может понять, когда ему лгут и что-то стараются скрыть. Его руки достаточно нежно и плавно оглаживают спину блондинки, перемещаясь с лопаток на плечи и ложатся крепко теплыми ладонями, нажимая не сильно, однако это лишь начало. У обычных пар это достаточно приятный, даже интимный жест, способ расслабиться. Только женщина с каждым движением напрягалась всё больше и больше, будто бы готовясь к нападению. - Все отчеты дописала, дорогая? Я не надеялся дождаться тебя к ужину… Блондинка не спешит отвечать на вопрос мужчины - боится дать ответ, который его не устроит, и боится врать, ведь он прекрасно распознает ложь в её голосе. Прошлый раз, когда они заговорили друг с другом дома в трезвом состоянии не закончился ничем хорошим, и этот тоже сулит сплошные неприятности. Прикосновения становятся всё более напористыми и жёсткими, и то, что ещё пару мгновений назад ходило по тонкой грани с физическим удовольствием, перестаёт казаться приятным. Миссис Уайлд уже и не помнила его прикосновений - она отчаянно избегала любого, даже самого безобидного тактильного контакта с Хансом. На трезвую голову это удавалось практически всегда, а вот стоило лишь добавить немного алкоголя, и проблем было не избежать. Крепкое спиртное уже давно стало единственной причиной, по которой они изредка, но всё же занимались сексом. Но воспоминания о нём были обрывистые, неполные, представляли собой лишь мелькающую перед глазами картинку. В них не оставалось твёрдых прикосновений рук мужа, которые уверенно скользили по её коже, массируя мышцы с такой властностью, словно он касался своей собственности. Эльза ежесекундно ждёт удара, крика - чего-то, что покажет истинные намерения мужчины. Но он лишь стоит за её спиной, касается её тела, упиваясь тем, что супруга дня него - открытая книга и ему известны все её мысли. - Ханс, - в таких ситуациях голос женщины никогда не дрожал, звучал чётко и даже немного строго - мне больно, прекрати.       Она не ждёт от мужа пощады, но всё равно выбрасывает белый флаг. А в следующую секунду жалеет о своём поступке, чувствуя себя слабой и трусливой. Ханс регулярно заставлял её чувствовать себя подобным образом, но, по большей части, Эльза пыталась дать отпор. Удавалось далеко не всегда, зачастую попытки казались жалкими и ничтожными, но сам факт возможности выразить протест давал ей сил. Женщине казалось, что если она покорится судьбе, станет сглатывать оскорбления и недовольства, Ханс начнёт лишь отчаяннее напирать и станет более жесток, вскормленный вседозволенностью. Блондинке и так было тяжело от одного его присутствия. Не хватало только, чтобы он стал поднимать руку или насиловать её. От одной мысли о подобном у миссис Уайлд закружилась голова, она отчаянно вцепилась в руки мужа, отбрасывая их в сторону, но не двинулась с дивана. Офицер полиции повернулась, сев в пол оборота, лицом к супругу. - Что ты, милый. Я всегда спешу домой к тебе.       Голос Эльзы слишком фальшив, даже для неё. Она уже не стремится играть - от страха растёт и её агрессия, и теперь уже женщина мечтает насолить человеку, который так долго портит её жизнь. Тон пропитан едкой нагой иронией, и блондинка ждёт реакции. Она даже не подозревает о том, что маленькая стопка анализов и прочих бумаг для аборта уже не лежала в комоде под её нижнем бельём, а, раскрытая, находилась на самом видном месте кухонного стола. Наверно, узнай она об этом, даже не подумала бы дерзить мужу, которого всё же разумно побаивалась, а держала себя в руках. Или просто бы ушла на ночь из дома, расположившись на диване полицейского участка. Была бы мудрее.       Эльза чувствует вседозволенность в то недолгое мгновение, когда Ханс распиливает её на части взглядом. Каждый миллиметр кожи девушки ощущает острое желание мужа разорвать её, впиться длинными пальцами пианиста в волосы, болезненно таскать за них по всему дому, вырывая из Эльзы редкие вскрикивания боли. Но то, что Ханс держится, всего секунду, но не допускает порыв подобного желания, заставляет Уайлд почувствовать себя победительницей. На столь же короткое мгновение. От того, с какой скоростью женщина оказывается под мужем на лопатках, как его пальцы обхватывают её шею, мутнеет рассудок. Реальность перестаёт быть реальной, превращаясь в мелькающие перед глазами картинки, словно бы блондинка погрузилась в сон. - Ты… Смеешь еще издеваться? - озлобленно, с нотками истерии и ярости в голосе выкрикивает её в лицо Ханс, рука его не крепко ложится на её шею, и удерживает, чтобы совсем не вздымала рыпаться - Я знаю чем ты занималась, Эльза, думала я не замечу? Думала опозорить так меня перед всеми, м? Сколько? Сколько их уже было, а?! Отвечай!       Он обвиняет жену в измене, и Эльза чувствует, как в её голове вновь мелькают мысли об убийстве мужа. Она никогда не испытывала к нему нежной привязанности, от которой бы щемило в груди, не было у неё потребности знать о его самочувствии и стремиться быть рядом. Лишь желание избавиться, как от назойливого комара, жужжащего в ночи. То, что теперь Ханса отвращает вся её суть, Уайлд не трогало. Кровь в жилах бурлила быстрее от мысли, что он, что кто-то, мог допустить, что она способна на измену, даже нелюбимому человеку. От этого становится хуже, глаза застилает пелена, а тормоза исчезают. - Ох, милый, не счесть. В моём длинном списке почти весь город. И все они были намного лучше тебя.       Муж с ещё большей силой сжимает горло, и Эльза начинает с силой вырываться, пытаясь освободить из цепких лап мужчины хотя бы одну руку. Она чувствует, как кислород выскальзывает из лёгких, а тонкая шея грозится сломаться от прикосновения рук, что ещё совсем недавно приносили подобие удовольствия во время массажа, а теперь лишь боль. Уайлд отчаянно брыкается, толкая супруга всем своим телом, и отсутствие кислорода высвобождает нечто животное, увеличивая её силы. Блондинка сваливается с дивана, хватаясь за горло, но не позволяет себе остановиться - кашляет, держась за шею, и бежит на полусогнутых ногах в сторону кухни, пытаясь восстановить дыхание. Слёзы подступают к глазам, грудь сильно вздымается и опадает, она отчаянно и жадно хватает ртом воздух, опираясь одной рукой о кухонный стол. Взгляд замечает на столе папку, и женщина не сразу складывает мозаику в голове. Когда пульс более-менее приходит в норму, а за спиной уже раздаются шаги мужа, блондинка отчаянно хватает со стола первый попавшийся предмет, бросая его в сторону источника звука, но промахивается - тарелка пролетает в паре сантиметров, разбиваясь о стену за плечом Ханса. - Портишь общее имущество? - не только жене можно сегодня поострить и хоть немного задеть. Но его вопрос тонет, в перекрывшем его перекрестном высказывании. - Я! Тебе! Не! Изменяла!, - на повышенных тонах с нотками истерики произносит Эльза, швыряя в супруга первыми попавшимися предметами, лишь бы он не приближался. - Ха, да ну? А что же тогда это?... - Уайлд делает несколько шагов навстречу, и хватает бумаги, встряхивая ими так сильно, что те просто рассыпались вокруг него - ни это ли плод твоей измены, который ты умертвила? Не думала что интрижки могут довести до такого? Черт, скажи просто кто он, и мы закончим на этом… на сегодня.       Эльзу трясет, руки дрожат, больше не в состоянии крепко удерживать в ладонях первые попавшиеся под руку предметы кухонной утвари. Она чувствует, какими невыносимо тяжёлыми становятся вилки, ножи для масла, тарелки, и всё сильнее промахивается мимо намеченной цели, хотя фигура чуть успокоющегося Ханса становится ближе. Женщину трясётся, ежесекундно вздрагивая, к глазам подступают слёзы. Её тело кажется предательски невесомым. Казалось бы, это должно быть чувство свободы, ведь ощущалось, будто малейший порыв ветра способен унести её прочь. Но спокойнее от этого не становится. Это предательское чувство напоминает, что она тяжёлыми гирями привязана к этому человеку общей ипотекой, маленькой зарплатой, этим домом и тарелками, которые Уайлд уже готова просто бить об пол от отчаяния.       Спокойный супруг не сулит ничего хорошего. Такой Ханс способен трезво мыслить, ухищряться, в отличии от себя же в гневе, когда единственной возможной реакцией была попытка удушить жену и психологически выпотрошить. Произошедшее открывает все не зажившие раны - страх, отвращение к мужу, вечную тишину в доме, тем желчным взглядом, которым он смотрел на неё, редкими попытками напиться и переспать, после чего бледная кожа Уайлд покрывалась жгучими пятнами синяков. Она внезапно поняла, что жизнь не приносила не то, что радости, а простого удовлетворения - к чему бы она не прикоснулась, за что бы не взялась, ей всё казалось, что это не её. Не то, чего она хотела бы. Этот ужасный ковролин в гостиной, бежевые стены. Весь дом напоминал безвкусную палату для особо буйных пациентов психиатрической лечебницы. Дом не был местом, куда она хотела бы возвращаться. А учитывая неприятное дополнение в лице мужа, ей хотелось вжать в пол тормоза и уехать прочь. И тем не менее, каждый вечер она возвращалась домой, в эту обитель уныния.       Уайлд перестаёт сдерживать рыдание, и горячие слёзы потоком стекают по её щекам. Девушка отодвигается от мужа, вжимается спиной в холодный искусственный камень столешницы. Она откидывает назад голову, словно бы надеясь, что слёзы затекут назад и Ханс проигнорирует её состояние, полного отчаяния, но Эльза не строит иллюзий на счёт мужа. Она прекрасно понимает, что её ничем не унимаемое горе не будет ему безразлично - оно будет ему противно. И, как всегда, в самые важные, переломные моменты, блондинка останется наедине со своими проблемами. Дыхание даётся всё труднее, женщина вновь начинает дышать ртом, пытаясь делать это максимально незаметно, периодически болезненно прикусывая губу. Она не смотрит на мужа, который в эту самую секунду не имеет никакого значения. Вспоминает о нём лишь тогда, когда он оказывается невыносимо близко. Вместо того, чтобы нанести удар, Эльза сильнее впивается пальцами в столешницу за своей спиной, словно это единственная её опора. Уайлд становится неожиданно спокойна. Она опустошена, сил на какие-либо эмоции больше нет. Пустота. Непрерывная, злобно холодная, распространяется по ней, возвращая привычный Хансу образ скупой на эмоции жены. - Это... был... твой... ребёнок, - настолько тихо произносит она, практически лишь шевелением своих губ; она вздрагивает после каждого слова из-за остаточной истерики и севшего голоса.       Он не помнит той ночи. Алкоголь, видимо, стёр её из памяти мужа, как нечто абсолютно ненужное. Эльза не испытывает болезненного укола при мысли об этом, хотя её самолюбие оказывается немного задето. Впрочем, не стоило полагаться на то, что потерявший самообладание Ханс, запомнит то, как жена, не особо пьяная, лежала пластом, метаясь от жажды свернуть его шею к необходимости сиюминутно его поцеловать. Сейчас это вспоминалось как факт, как мысль, молнией промелькнувшей тогда в её голове. Даже в самых глубоких уголках души не находится отголоска на чувства той ночи. - Мы были пьяны. Как обычно, в такие моменты. Отцом ребёнка был ты.       Тишина в эти пару секунд была самым громким звуком за вечер. - Как ты… Почему ты… Это был мой ребенок?! — восклицает от удивления Ханс, — Это мой ребенок! —он вновь занервничал и настроение теперь скачет словно работает от поломанного рубильника, который то работает, то нет - как ты посмела сделать это сама?! Ты сделала аборт! Ты уби… Какого черта ты не говорила мне, Эльза?! Я должен был знать!       Эльза шмыгает носом. Это решение не было лёгким. Поджимая губы, она упрямо отворачивалась от монитора, где ей показывали набор клеток, маленькое ящероподобное существо, которое было принято называть ребёнком. Она искренне старалась не привязываться к нему и не думать о том, какое же будущее в эту секунды она обрывает. Она внушала себе ненависть и неприязнь, думая о негативных сторонах - более тесном общении с Хансом, тошноте, растяжке, отказе от работы и независимости на некоторый срок. В её случае вернуться к работе было бы непросто, ведь после родов она наверняка потеряла бы форму, а переход к бумажной работе означал бы добровольный спуск в Преисподнюю. Что, в конце концов, мог дать этому ребёнку Ханс? Пример насилия, корысти? Что могли дать они? Холод, разочарование, ссоры? Ни одно существо не должно было расти в подобных условиях. Уайлд не хотела себе признаваться, но отчасти она надеялась ранить этим Ханса, разозлить, вывести из себя. И это у неё прекрасно получилось, к удивлению.       Женщина никак не ожидала подобной реакции. Ей казалось, что муж был первым, кто бы подтолкнул её к аборту - он никогда не отличался эмоциональностью, тем более, любовью к детям. Но конкретно в эту секунду им скорее завладевает печаль, нежели злость или ярость от задетого эго. Буквально пара мгновений, когда он выглядит преданным и растерянным, с некоторой ноткой фальшивой заботы. На самом же деле, Эльза испытывает новый виток отвращения к супругу, когда он начинает напирать, ставя в укор единственное правильное решение, которое было буквально выстрадано женщиной. - А что ты предлагаешь? - Эльза невозмутимо поднимает брови, но её лицо и глаза по-прежнему красные, - носить твоего ребёнка? Ребёнка от человека, который каждый раз практически насилует меня, травмирует меня, которого я ненавижу за свою сломанную, несчастливую жизнь? Который втаптывает меня в грязь, относится, словно к вещи? Который перекрывает мне доступ к кислороду, которому нравится меня мучать? И что ты бы дал этому ребёнку? Свою подлость, - женщина морщится от отвращения, которое сейчас выставляет напоказ, - Надменность? Отвратительный циничный характер? Пример того, как нужно вести себя с женщинами? Унижать, пытать? Душить?       Она зла, невыносимо зла, и не скрывает этого. Но даже это сейчас не даёт силы, лишь усиливает жажду бежать прочь.       Звонкий в напряженной тишине дома звук пощечины доносится, кажется, даже до самых потаенных уголков дома. Рука Ханса ноет от резкого удара, а жена напротив привалилась на стол. Бил он не сильно, но резко и наотмашь. Место удара на скуле пульсирует, но гораздо болезненнее сам факт. Как бы сложно им не было, как бы сильно они друг друга ненавидели, они никогда не опускались до настоящих ударов. Эльза чувствовала... облегчение. Да, первая мысль, раздавшаяся в её голове: "Слава Богу, что дома. Без свидетелей".       Словно бы издалека раздаётся захлопнувшаяся дверь. Падает последняя преграда, и миссис Уайлд тихонечко садится на пол. Кончиками пальцев осторожно касается места удара, надеясь, что не появится синяка. Факт, что может узнать общественность беспокоит её наравне с фактом побоев, и чуть больше чем ссора с мужем. Эльза не имеет ни малейшего представления, куда Ханс отправится после того - наверняка в ресторан Тианы, флиртовать с очаровательной мулаткой. Блондинка поворачивает голову и смотрит на множество осколков от тарелок. Прорывает плотину, и слёзы начинают горячими каплями литься из глаз. Мерзко. Слабая. Она чувствует себя униженной перед собой. В груди полыхает ненависть. Женщина много раз думала о разводе, но каждый раз её сдерживало нечто. Сейчас, кажется, всё будет иначе.       Уайлд вытирает слёзы, стараясь сдержать новые, и медленно, с нотками полного безразличия, выкидывает в урну остатки перебитой посуды и следы нежеланной беременности.