Горький привкус победы

Феличиано стоял за дверью, украдкой поглядывая на единственную оставшуюся в зале совещаний страну, которую в народе окрестили жестокой Империей Зла. Ему безумно хотелось подойти к Брагинскому и поговорить с ним насчёт Людвига и выяснить, что они не поделили и по какой причине уже второй день выясняют отношения. На этот раз саммит проходил в столице Италии. На своей территории у Венециано заметно прибавилось храбрости, но вот так вот просто подойти и спросить напрямую Варгас не решался, да и страх огребсти по черепушке стальным краном заметно притуплял его восхрабрившийся разум. — Ну, чего стоишь? Долго я тебя ещё ждать должен? — за спиной раздался взбешённый голос Романо. — Ве? Романо, извини, мне нужно поговорить кое с кем по поводу Людвига. — Ну, так иди и поговори, и поживее! — фыркнул тот, скрестив руки на груди. — Я не могу, он сейчас в кабинете и… — Отойди! Сам с ним поговорю, — не обращая внимания на извечное нытьё брата, Романо ввалился в кабинет, широко распахнув глаза от удивления. В кабинете не было никого кроме России, страх Феличиано был оправдан. Ловино и сам боялся этого русского не меньше крошки Италии. От своего дорогого братца Романо был наслышан о том, что у Германии в последнее время возникают серьёзные распри с какой-то страной, и кто бы мог подумать, что глава Евросоюза извечно спорит с непобедимой Империей Зла. — Италия? — обернулся к нему Брагинский. — Ты что-то хотел? — Н-нет, я Романо и… Да! Мне нужно поговорить с вами. — Ох, прости! Прости! — тепло улыбнулся русский, подходя к дрожащему итальянцу. — Вы с братом так похожи… Ну что же, я тебя внимательно слушаю. — Это насчёт Германии, вы с ним часто ссоритесь в последнее время. — Это да, — Иван тяжело вздохнул. — Но по большей части это вина наших Боссов, за которыми нам приходится зачастую «убирать мусор», — лицо русского озарила недобрая улыбка. Заметив, как парень побледнел, Брагинский достал из кармана пластмассовую зеленую коробочку округлой формы с многообещающей надписью «Монпансье» и протянул её Италии. — Что это? — несмело взяв столь неожиданный подарок и сняв крышку, итальянец удивлённо произнёс. — Конфетки? — Си, небольшой гостинец, доставленный сюда прямиком из России. — С-спасибо, — с едва заметной улыбкой проговорил Романо. — Если посчастливится побывать в России, ждите и от меня подарок, точнее сувенир. — Единственная вещь, которую я бы с радостью взял в качестве сувенира, это тебя, — на этом моменте Иван даже хихикнул, культурно прикрыв рот ладонью. — К-как это? — заволновался итальянец. — А вот так. Аккуратненько заверну в коробочку, завяжу её ленточкой и отправлю сам себе по почте. А уже дома разверну и затискаю. — Боюсь, что ваш суровый климат быстро загубит меня. Я очень чувствителен к холоду. Россия лишь рассмеялся, опустив ладонь на плечо забавного итальянца. Закончив разговор и попрощавшись, Романо вернулся к брату. На Феличиано, как принято говорить в народе, лица не было. Северный Италия сильно переживал за братика, что так безрассудно сунулся к могучей Империи Зла. Но Ловино быстро его успокоил, сумев убедить, что все его домыслы чистой воды вымысел и никакой выдуманной им войны не намечается. Облегченно вздохнув, Венециано побежал к своему единственному и от того дорогому другу со всем известными криками: «Германия! Германия!». А Ловино так и остался стоять посреди коридора. Да, они с братом разные, очень разные по характеру. Но их объединяет общая культура и единство нации. Не подавая виду, Варгас отправился домой. Им просто воспользовались и выбросили, он больше не нужен ни брату, ни Испании. Хотя, насчёт последнего спорный вопрос. — Чего приуныл, макаронник? Повертев головой, Романо заметил Пруссию, что важно по-солдатски вышагивал рядом с ним. — Может, заскочим в бар, пропустим по стаканчику? — Давай, — пожав плечами, пробормотал Варгас. В трезвом уме Ловино был резким, дерзким и вспыльчивым, но когда в его кровь попадал градус алкоголя, он становился более разговорчивым и зачастую жаловался на девушек, что по его примеру провели с ним ночь, а на утро исчезали. — Я так её любил… — с пьяну бубнил он бессвязную ахинею. — А он бросил меня! — в рассказе этого итальянца не было логики, ибо люди, о которых шла речь, извечно меняли пол и имена. — Представляешь? — Да-да, ужас просто, — не поддаваясь эмоциям, поддерживал разговор Байльшмидт. — Официант! Ой! Бармен! Повторите! — завопил на весь бар Варгас. Решив, что ему точно уже хватит лакать спиртное, Пруссия повёл итальянца в свой гостиничный номер, ибо дом Варгасов по всем расчётам определённо уже был занят его братом и крошкой Италией. Которые там явно не в шахматы играть собирались. Уложив Ловино на кровать и накрыв его сверху одеялом, Гилберт опустился в кресло и стал ждать. Чего, спросите вы… Утра, конечно. Утром это чудо с завитушкой проснётся, накричит на него, покроет трехэтажным матом и отправится к себе домой, даже не сказав элементарных слов благодарности. А Гилберт как ни в чём не бывало пойдёт к брату, сманивая его в бар, тот, конечно же, откажет ему. Тогда Пруссия пойдёт один и встретит Романо. Точно встретит! Его просто не может не быть там! Они крепко выпьют и пойдут, скорее всего, в отель, где всё и произойдёт. Гилберт поцелует его, шепнёт что-то пошлое и непонятное на своём немецком и начнёт стягивать с итальянца одежду. А потом всё пойдёт по проложенному сценарию, как в самых лучших немецких порнофильмах. А самое сладкое в этом дело то, что Романо не будет сопротивляться, просто не сможет устоять под соблазном алкоголя и упорством немца.