Осколки разбитой мечты

Она не может дать определение своим мыслям и ощущениям, когда просыпается в странном, незнакомом месте, как не может определить и то, кем же является она сама. Впрочем, это не особо её волнует. Кто-то смотрит на неё, стоя совсем рядом, но она не знает, что именно выражает взгляд этого кого-то, как не знает и что такое взгляд. Пустота и пространство объятое туманом неизвестности — наверное, такие чувства живые создания испытывают, появляясь на свет. Информация постепенно вливается в неё, и она жадно вбирает в себя данные, словно путник, мучимый жаждой и наконец добравшийся до долгожданного источника. Множество знаний, вызывающих яркий интерес, проникают в неё, даря ощущение жизни. Масахико Оюгай, человек, что привёл её в этот мир, кажется, также одержим жаждой познания, и вскоре она понимает, что наибольший интерес в нём вызывает она сама. Факт её принадлежности к не человеческой расе не вызывает удивления. Это всего лишь данность, которую она равнодушно принимает, как и то, что она особь женского пола, о чём ей сообщают пока ещё не совсем ясные инстинкты. Оюгай изучает её, обучая всему, что известно людям, пока она изучает его и постепенно познаёт человеческий мир. Масахико добр к ней, но в то же время всегда настороже. Она понимает причину его отдалённости, но почему-то это знание, пришедшее также, возможно, инстинктивно, вызывает странную, негативную реакцию. Чувства. Она узнаёт о них, когда читает человеческие книги, прекрасные романтические истории о том, что люди зовут любовью. Листая щупальцами страницы, вчитываясь в строки, она словно переносится в эти выдуманные миры, такие яркие и радужные, что хочется навсегда в них остаться. Одна история вызывает негативную реакцию, которую теперь она может охарактеризовать как «боль» или «грусть». История о человеке, полюбившем монстра. Эта сказка настолько далека от действительности, что поверить в подобное просто невозможно, но у людей очень богатая фантазия. Но она не понимает, почему её щупальца дрожали, когда она листала страницы этой нелепой книги, и что за странные капли влаги текли из её глаз? Масахико смотрит на неё с удивлением, словно видит нечто нереальное, но вскоре его лицо озаряется мягкой улыбкой: «Это слёзы,» — отвечает он, когда она спрашивает, что с ней происходит. «Ты плачешь. Совсем как человек.» Он протягивает руку, но так и не решается дотронуться. Структура её тела отличается от человеческой, и её формы слишком необычны даже для такого, как Масахико Оюгай. Она знает, что Оюгай хорошо к ней относится, но для человека естественно испытывать омерзение при виде её тела. В этот день он дарит ей имя. «Сайя». И с этим подарком он словно признаёт в ней личность. Когда Оюгай внезапно исчезает, на миг проскальзывает неприятная мысль, что он бросил её, но после она понимает, что эта идея далека от правды. Сайя впервые выходит в человеческий мир, что долгое время до этого разжигал её любопытство. Этот мир, описанный в множестве книг, должно быть, так прекрасен, фантазирует она. Но глазам её предстаёт лишь бесконечная холодная пустыня, так непохожая на мир в придуманных историях. Это мир для людей, и всё в нём соответствует представителям этой расы. Таким, как Сайя тут не место. Сайя впервые задаёт себе вопрос: зачем она здесь? Где мир, откуда она родом? Если Масахико Оюгай привёл её в эту реальность, значит, он может и вернуть её обратно, с другой стороны, у всего есть причины, значит, и в этом мире она появилась с определённой задачей. Инстинкты подсказывают, что задача её — превратить пустыню в цветущий сад, прекрасный мир, где лишнее звено станет частью общей картины. Но она впервые противится своим инстинктам. Никто не полюбит чудовище, а создавать новый мир в оплоте равнодушия, всё равно что пускать в землю гнилые ростки. Страх в глазах людей и отчаянный безумный крик, срывающийся всякий раз с их губ, когда они видят её, лишь подтверждают её мысли. Сайя не верит, что найдёт Оюгая в этой больнице, но другого места, куда она могла бы пойти, нет, и она продолжает искать, издали наблюдая за людьми, скрываясь от них, лишь по ночам позволяя себе покинуть убежище. Люди боятся того, что слишком далеко от их понимания. Люди боятся того, чья форма слишком не похожа на их собственную. Как и все живые существа, люди ведомы инстинктом самосохранения, и этот страх — лишь воплощение подсознательных реакций организма. Сайя понимает это, но почему-то знание очевидных фактов не облегчает тяжесть, подобную громадной каменной плите, медленно раздавливающей внутренний орган, что заменяет ей сердце. Сайя не верит, когда человек, к которому она приходит очередной ночью, говорит с ней без толики тревоги в голосе, и совсем удивляется, когда он просит подержать его за руку. Может, это мираж или шутка? Но никто из людей не смог бы так пошутить над ней. Никто из людей, кроме Масахико Оюгая, так и не смог даже заговорить с ней. — Ты странный, — признаётся она, но подползает ближе, оставляя на полу дорожку тёмно-зелёной слизи, и нерешительно протягивает ему щупальце. И парень осторожно сжимает его чуть подрагивающей рукой, словно спасительную нить. Без отвращения, без страха, держит её щупальце в своей руке и благодарно улыбается. Оцепенение мурашками проходит по телу, и Сайя не может произнести ни слова. Впервые она ощущает тепло человеческой руки. Что-то меняется в ней после встречи с этим чудаком, словно внутри загорается яркий свет, зовущийся надеждой. И каждую ночь проводя за разговорами с ним, она понимает, что чувство, гнетущее её на протяжении всего этого времени, звалось одиночеством. Этот парень тоже был одинок, неожиданно вырван из некогда привычной ему реальности, и оставлен в мире, больше напоминающем ночной кошмар. Сайя думает, что теперь они смогут вырвать друг друга из цепких лап жестокой реальности, смогут освободиться от одиночества, но и эта идея кажется слишком зыбкой, как и предложение юноши остаться с ним, такое настойчивое, больше напоминающее отчаянную мольбу. Но она принимает его просьбу, не желая отпускать тонкую нить надежды, что, казалось, готова порваться от случайного неловкого касания. Когда он обнимает её, безмолвно проливая слёзы благодарности, прижимает к себе, осторожно, словно боясь испугать таким внезапным взрывом эмоций, Сайя боится, что открыв глаза, вновь окажется в холодной пустыне. Боится, что происходящее окажется лишь сном, ведь это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Не может человек обнимать её, чудовище, чей вид вызывает лишь с ума сводящий ужас. Она нерешительно обвивает щупальца вокруг него, стараясь не сжимать их слишком сильно, помня насколько люди хрупки в отличии от неё. — Мне правда можно остаться? Его жизнь — руины. Лишь в ней он видит своё спасение, единственное светлое, что осталось в его болезненном существовании и в этом мире, что теперь предстаёт перед ним в виде зловонной груды гниющего мяса. Сайя не понимает, как может он благодарить её? Ведь это именно он её спас. Фуминори любит её. Это неоспоримый факт, в котором Сайя ни разу не усомнилась с тех пор, как согласилась быть с ним. В реальности, открытой его искажённому взгляду, она не монстр, а прекрасная девушка, потому лишь он касается её без отвращения, потому целует и дарит некогда неведомые чувства её душе, пока его собственная душа разваливается на части, медленно разлагаясь. Любить, значит, делать всё для счастья дорогого человека, вносить свет в его жизнь, но Сайя видит, что её любовь затопляет всё вокруг единственного, кто принял её, бесконечной тьмой. Они медленно тонут в чёрном болоте, постепенно опускаясь ко дну. Но ведь это нормально, ведь связавшийся с чудовищем и сам станет монстром. Когда Фуминори впервые с удовольствием пробует человеческую плоть, отмечая, сколь великолепен её вкус, противоречивые чувства бьются в Сайе. Она счастлива, что теперь может наконец не скрываясь есть вместе с любимым, может приготовить ему что-то действительно вкусное, и в то же время в смятении: нормально ли для человека поедать себе подобных? Ещё не поздно спасти его от того, кем он стал. Но стоит представить, как его лицо исказится в ужасе при виде неё, когда он увидит её истинный облик, как становится тошно. Монстру не место среди людей. Монстр не в праве любить человека. Эти дни, казавшиеся моментами из книг, которые раньше она взахлёб читала, — прекрасные в своей непосредственности и такой непривычной теплоте, — могут остаться лишь воспоминаниями, что после медленно убьют. Но кем она будет, если лишит любимого выбора? Если не даст ему возможность вернуться к прежней, нормальной жизни. Сайя догадывается, каким будет его ответ. Но парень не перестаёт удивлять её своей непредсказуемостью. Он выбирает её, навсегда отринув свою прошлую жизнь и всё, чем дорожил прежде. Переступив черту, обратно нет возврата. Алый. Цвет предзакатного неба. Цвет прекрасных ядовитых кладбищенских цветков ликориса. Цвет любви и страсти, что поглотила двоих, дав одной надежду, и отняв у другого человечность. Грохот выстрела оглушает, и резкая боль проносится по телу Сайи, когда женщина, пришедшая вместе с Коджи в их с Фуминори временное убежище, стреляет в неё. Эта рана — ничто: плоть быстро срастается, регенерируя почти сразу. Но когда Тоно бросает в неё открытый термос с жидким азотом, медленно замораживающим, пригвождая к полу и заставляя судорожно дрожать от холода, ледяными иглами пронзающего тело, она понимает, что не сможет выбраться из этой ловушки, не сможет помочь любимому, с отчаянным криком, держа в руках топор, несущегося к Тамбо Рёко. Сайя не успевает ничего предпринять, когда женщина снова стреляет в неё и сносит одним мощным выстрелом дробовика часть её замороженного азотом тела. Сайя не успевает осознать произошедшее, и лишь белый туман, стелющийся перед глазами, напоминает тот самый миг, когда она впервые очнулась в этом мире, в лаборатории Оюгая. Алый. Цвет крови, тёмным пятном расползающейся по грязному плиточному полу из разрубленной головы Сакисакэ и мёртвого тела Рёко. Боль. Сайя узнала это чувство, когда пришла в человеческий мир. Такое острое. Невыносимое в своей бесконечности. Она бы закричала или забилась в истерике, если б на то остались силы, впрочем, и это было бессмысленно. Слёзы не возвращают к жизни. Пожалуй, Сайя даже рада, что и ей самой недолго осталось. Такие раны даже с её регенерацией невозможно исцелить. Пульсирующая боль проходит по телу, заглушая боль от ударов стальной трубой, щедро сыплющихся на неё от бывшего друга Фуминори, пытающегося окончательно уничтожить её, монстра, настойчиво ползущего из последних сил к мёртвому телу любимого. Если б она могла обернуть время вспять, если б могла уберечь самое дорогое, что было в её короткой и, казалось, бессмысленной жизни, то уничтожила бы всё что угодно ради их будущего, ради светлого, цветущего мира лишь для них двоих, где не было бы места людям, отвергающим всё выходящее за рамки их понимания. Коджи пытается отогнать её от трупа Фуминори, продолжая неистово избивать трубой её изувеченную, омерзительную для его человеческого взгляда плоть. Разве не всегда люди обходятся так с чудовищами? Разве не всегда люди пытаются стереть эдакую аномалию прокравшуюся в их привычный мир? Не всегда. Сайя помнит тёплую улыбку Фуминори, его добрый взгляд, и как он нежно обнял её, даже когда узнал, что она не человек. Коснувшись щупальцем его запачканной кровью щеки, она подползает ещё ближе, игнорируя яростные удары трубы, разрывающие в клочья её тело, уже не способное восстановиться, и ложится рядом с любимым, накрыв его ослабшим щупальцем, как в моменты, когда они засыпали в объятиях друг друга. Сайя закрывает глаза. Ей хочется верить, что хотя бы в этом бесконечном сне они с Фуминори встретятся снова, в мире, где не будет разницы, человек ты или монстр, в мире, где им обоим найдётся место.