Достаточно

Их взаимоотношения были… весьма неоднозначными. Больше, чем обычные знакомые, но и друзьями их назвать было нельзя. Не близки, но и не чужды друг другу. Между ними не было симпатии или ненависти в привычном значении этих слов. Они не испытывали неловкости или стеснения в присутствии друг друга, но не было там и холодного безразличия. - Недостаточно, - ее хриплый шепот разносился над равниной, вздымаемый в воздух вместе с клубами пыли. Колени упирались в измельченные в осколки камни – тело отказывалось подниматься, руки, дрожа от напряжения, до боли сжимали древко Оружия Духа. «Недостаточно» - упорно твердило изможденное сознание, заставляя израненное тело повиноваться снова и снова. Он наблюдал за ней, не произнося ни слова. Не отводил взгляд ни на мгновение, смотря сверху вниз. Не подавал руки, не помогал встать – сейчас он не джентльмен, а она – не леди. Они – каджу. И гордость главы клана – не пустой звук. Он лишь крепче сжимал рукояти Духовного Оружия и вслушивался в шелест листвы и ее голоса, понимая ее, вероятно, лучше кого бы то ни было. Недовольство собой преследовало их призрачной тенью вместе со званием слабейших каджу в истории. Он – тот, кто никогда не пробудит свою мощь целиком, она – та, кто приняла бремя главы рода слишком рано. У нее уйдет не одно столетие прежде, чем многочисленные битвы и горький опыт наделят ее силой. Ему же понадобится прожить свою жизнь перед тем, как он приумножит силу своего брата, который, несомненно, станет достойным ее внимания. Ни он, ни она никогда не искали оправданий. Ни себе, ни своей слабости. Но они никому ничего и не доказывали. Кроме себя. Лишь самим себе они доказывали вновь и вновь, что достойны зваться «каджу». Ни один из них никогда и ни в чем не винил никого и ничего – ни родителей, что оставили их так внезапно и непозволительно рано, ни судьбу, что так несправедливо с ними обошлась. Даже после принятия титула, когда позиции их кланов сильно пошатнулись, они считали недостаточно сильными лишь самих себя. Раэль с так внезапно и ярко вспыхнувшими чувствами, вопреки тайным и не очень осознанным опасениям, не изменил в их взаимоотношениях ровным счетом ничего. Сухие и будто брошенные невзначай слова извинений с обеих сторон воспринялись одинаково равнодушно. Но если окружающим, привыкшим к официальным визитам и витиеватым прочувственным речам, это казалось странным и даже грубым, то им двоим такого было вполне достаточно. Они не были близки. Не были друзьями, да и врагами тоже. Они не обменивались письмами и едва здоровались на общих собраниях. Но знали и понимали друг друга они так, как никто другой.