***
Феликс берёт лезвие с верхнего ящика в ванной, стремительно отводя взгляд от собственного отражения: слишком бледный, слишком неживой. Бредёт по длинному коридору, скрипящим доскам, не боясь разбудить кого-то — им всё равно. Прозрачная пелена застилает глаза и всё вокруг расплывается. Накидывает куртку, не удосужившись застегнуться и выходит на улицу. Два часа ночи, в переулке ни души. Отдалённо слышится сирена и чей-то смех. Ветер охватывает парня, охлаждая горячую кожу, но Ли всё равно. Пальцы быстро леденеют, и удерживать тоненькую полоску становится труднее. Он перекладывает лезвие в ладонь, крепко сжимая. Холодный металл тут же впивается в кожу, рассекая мягкую ткань, но Феликсу не больно. Тепло ручейками стекает по руке и это даже приятно. Алые капли окрашивают белый снег под ногами. Пар на выдохе вместе с теплом покидает тело. У него в голове только одна мысль: «почему это случилось со мной?». Он потерян, подавлен, на грани. Частички здравого смысла кричат, вопят вернуться домой, дождаться утра и начать новый день. Конечно, ничего такого Ли и не думал делать. Его телефон разрывается от звонков и уведомлений. Раздражает. Он резко вырывает гаджет из кармана, замахивается, чтобы выбросить куда подальше, но в конечном счёте просто отключает. «Слишком поздно» — проносится в голове. Слёзы ручьями льются по щекам, парень яростно их вытирает, не останавливаясь ни на секунду. Сердце отбивает быстрый ритм, ударяется о грудную клетку, посылает кровь по венам слишком быстро, слишком сильно. Рассудок мутнеет на секунду, перед глазами всё плывёт. Парень останавливается, опирается рукой о какую-то стену, переводя дыхание, а почва медленно ускользает под ногами. «Только не сейчас». Он пытается глубоко дышать, закрывает глаза и постепенно приходит в норму. Медленно фокусирует взгляд, отталкивается от стены и продолжает свой путь. Высокий забор не является преградой, особенно когда в нём есть незаметная щель. Особенно когда ты сам проделал её. Феликс без труда пролазит на территорию старого парка, оглядываясь по сторонам — никого. Он проходит вглубь, хрупкий снег мнётся под ногами, деревья склонились от тяжести белоснежного покрывала. Парень вновь оглядывается, и продолжает уверенно идти вглубь по заученной дорожке. Руки и вовсе окоченели и пальцы уже давно не чувствуются, ему бы бояться заболеть, да только всё равно же. Ли добирается до озера — его личного потаённого уголка, единственного места, где он чувствует себя хоть немного живым. Мало кто знает о его существовании, а потому здесь практически никогда не бывает людей. Особенно в два часа ночи. Особенно в будний день. Температура упала достаточно низко к середине зимы, чтобы неглубокое озеро покрылось узорчатым льдом. Феликс делает первый шаг — успешно, и проходит вглубь, на самую середину. Холодная поверхность покрывается трещинами, но выдерживает хрупкое тело парня. Ликс ложится, взглядом впиваясь в небо. Клубы пара улетучиваются вверх, к самым облакам вместе с мыслями молодого человека. Вокруг возвышаются деревья и Ли чувствует себя таким крошечным. Ему почти не холодно и он мог бы пролежать так вечность. Хотел ли он умирать? Вовсе нет. Это был порыв, всплеск эмоций, он схватил лезвие, но на самом деле не собирался его использовать, а потому кулак медленно расжимается, порез жжением отдает в кончики пальцев и Феликс рад, что чувствует физическую боль. Потому что с психологической он бороться уже не в силах. Окрашенный запёкшейся кровью кусочек металла скользит меж пальцев, чудом не задевая, и падает в белоснежную гладь. Ли закрывает глаза, медленно проваливаясь в воспоминания. Разве сложно подарить одному человеку минуту своего времени? Драгоценного, невосполнимого, да, но…как же сильно 1 минута может решить исход целой жизни. Больно осознавать, что в огромном мире, среди потока людей ты один, совершенно один. Никто не поможет, никто не поймёт и не поддержит. Есть только ты, и ты сам себе опора. Феликс никогда не нуждался в друзьях, они у него были в бесконечном количестве. До переезда. Потом связь потерялась, друзья забылись, а те, кто остался не знали всего, что творится в жизни их друга, а потому помочь никак не могли. Казалось бы, что может быть тяжелее? Он остался один, что же ещё? Но Феликс любил. Преданно, искренне, как только мог, всем искалеченным сердцем. Любовь сочилась из его взглядов и прикосновений, он выдыхал её, чтобы вдохнуть в ответ, но вместо желанного он получал еле заметный взгляд, смятые простыни и пустую постель с утра. И не то, чтобы его не любили, совсем наоборот. Любили, но по своему, и не в единственном числе. От того становилось критически невыносимо. Он растворил себя в другом и сейчас не может собрать крупицы. Вначале это трепетное чувство буквально возвысило парня, помогло пережить стресс в чужой стране, он не видел ничего и никого, кроме одного человека, но стоило ему хоть немного приоткрыть глаза, как он понял — насколько лживо было его мнимое счастье. По веснушчатым щекам вновь побежали слёзы нескончаемым потоком. И вот он лежит один в огромном целом мире, посреди замёрзшего озера, греша мыслями, как бы лёд треснул и холодная вода захватила красивое тело, навсегда впечатав его в водную гладь. Глаза давно опухли, губы обветрились и покрылись ссадинами. От яркого солнечного мальчишки ничего не осталось. Он разбился о жестокую реальность. И всё, что было нужно — одна минута. Поинтересоваться, как дела, узнать, всё ли хорошо, принял ли он таблетки и пожелать хорошего дня. Это ведь мелочь, правда? Как жаль, что люди забывают из чего состоит жизнь. Один взгляд спасает от мучений, одно слово усмиряет боль, одно касание возрождает сожженную душу. Так мало, но одновременно создаётся мир. Космос начинается с удара сердца. Одного удара, одного вдоха. Космос начинается с одной минуты. Одежда уже почти промокла насквозь, но Феликс и не думал вставать. «Может, выйдет здесь замёрзнуть?» — вдруг возникла мысль и Ли решил, что это не так уж и страшно — просто уснуть. Ведь внутри пустота уже давно разъела душу, и сердце будто перестало биться — незачем. Он пытается найти хоть одну звезду, но тщетно — белое пятно распласталось вместо синей глади. Феликс закрывает глаза, знает, что если сейчас не успокоиться, будет хуже. Потому он прилагает последние усилия, останавливая слёзы, но дышать всё равно тяжело. Глубокий вдох, медленный выдох и так пять раз, как учил доктор. Он знает, что слишком много стресса было за сегодня, лимит превышен и в следующий раз он окажется в больнице. Если успеет дойти. Когда дыхание восстанавливается, а сердце прекращает барабанить о грудную клетку, Ликс успокаивается и расслабляется. Его не волнует, что он не чувствует ног, не волнует, что холодный воздух уже изнутри охлаждает кровь, циркулирует по организму, замедляя все процессы. Он почти засыпает, когда слышит слишком знакомый, слишком родной голос. Улыбка трогает губы и мысль «Хотя бы во сне тебя увижу» поселяется в голове у парня. — Феликс? Чувак, что ты делаешь? — Голос доносился с берега. Он не осмеливался ступить на лёд. Ликс не реагировал. — Твою мать, Ли… Эй! Ты слышишь меня? — Феликс лежит неподвижно. — Да чтоб тебя…- Чанбин чертихается и ступает на озеро. Он медленно подходит к светловолосому. И когда Со оказывается совсем рядом, Ли открывает глаза. Смотрит в почти черные хёна, а в своих совсем пусто, безэмоционально. Феликс тут же отводит взгляд. — Ты что делаешь? Встань, — Чанбин засовывает руки в карманы. — Я что, уже умер? — Блять, ты себе мозги что ли отморозил? Ты замёрзнешь, я сказал встань, — властный и холодный тон пробирает до мурашек. Забавно, а Ли казалось, что он уже ничего не почувствует. — Как ты меня нашел? — Феликс осмеливается вновь посмотреть на Со и в миллиардный раз жалеет. Волосы растрёпаны, куртка нараспашку, помятая рубашка и протёртые джинсы. Младший так хочет встать и прильнуть к родному телу, согреться и никогда не отпускать, но никому это не надо. — Тебя это сейчас волнует? Да встань уже! — Чанбин подходит ближе и приседает. — Зачем? — Переводит взгляд на серое небо. Сердце снова начинает слишком быстро биться. — Никому нет дела до меня. Ни тебе, ни моим в очередной раз напившимся родителям. Я сдохну, а никто и не заметит, так что проваливай. Возвращайся к своим шлюхам. — Парень не смотрит на хёна. Слишком больно. Снова. — Феликс, не глупи. Последний раз прошу: Встань. С. Чертова. Льда, — каждое слово Со медленно отделяет, наклоняясь вперёд. — Я устал чувствовать боль, Чанбин. Знаешь, есть поговорка: когда тебе больно, посмотри на небо и боль отступит, — Феликс указывает пальцем вверх, затем добавляет шепотом: — небо затянуто тучами, — ироничная улыбка трогает губы парня. — Так, ну всё. Поиграли, и хватит. Подъём, — Со тянется к Феликсу, хватает его за руки, но тот дёргается. — Не трогай меня! Не смей меня трогать! — Парень резко садится и вырывает руки, — Ты ни черта не знаешь! Я никогда не был тебе нужен, какого хрена ты сейчас здесь строишь из себя заботливого парня? Мне не нужно это! Тебя, — одышка становится слишком сильной, — никогда… — воздух почти закончился, — нет рядом, — Вот оно. Приступов так давно не было и сейчас он так не во время настигнул парня. Феликс не может дышать, лёгкие обжигает, критически мало кислорода. Он упирается руками о колени, становится легче совсем на капельку. Ему страшно, из глаз льются слёзы. Так не может закончиться. Не может. Он снова пытается вдохнуть — тщетно, только клокочущее, хриплое дыхание разрывает тишину. Он сжимает руки в кулаках и сильно зажмуривает глаза. — Феликс? Феликс, посмотри на меня, — Чанбин почти удачно скрывает панику. — Где твой ингалятор? — Со быстро обыскивает карманы в куртке Ли — ничего, — Черт…— проводит рукой по волосам, он в растерянности. Парень не первый раз в такой ситуации. Когда они только познакомились Со видел приступы младшего, но они были короткие и практически сразу проходили. — Ну же, давай. Смотри на меня, дыши со мной. Это не трудно, Ликс, вдох, выдох. Смотри на меня. Я рядом, — Чанбин обхватывает лицо парня. Феликсу становится только хуже. Он пытается, правда пытается вдохнуть желанный кислород, но не выходит. Ему больно и страшно, сейчас он понимает, как сильно не хочет умирать. Он уже видит расплывающуюся темноту перед глазами и у себя в голове произносит «Спасибо, что сейчас здесь», следом закрывая глаза. Внезапно Чанбин отстраняется и судорожно лезет во внутренний карман куртки. Его руки сильно трясутся, но он извлекает зеленоватый предмет. Быстро встряхивает и подносит к губам младшего. Тот плотно обхватывает мундштук и делает желанный вдох. Практически сразу становится легче. Феликс чувствует тепло чужого тела и обмякает в руках старшего, постепенно приходя в себя. Темнота отступает, а лёгкие снова дышат. — Видишь. Всё хорошо, я рядом, — Со поглаживает влажные волосы младшего. — Тебя никогда нет рядом, — хрипит Ли, но осознание того, что хён обнимает его ударяет в голову и Феликсу становится не по себе. Он так долго ждал этого. — Я знаю… знаю, — взгляд падает на кусочек железа, лежащий на льду. В сердце неприятно колит, а глаза незаметно пробегаются по видимым участкам кожи на запястьях. — Но спасибо. Понятия не имею, как мой ингалятор оказался у тебя, но…правда, спасибо, — Феликс отстраняется и смотрит в глаза Со. Впервые за долгое время там таится что-то ещё, что-то кроме безразличия. — Помнишь, как мы гуляли летом, и у тебя начался приступ? Он был дольше, чем обычно. В тот же вечер я купил несколько ингаляторов и раскидал по курткам, портфелям, чтобы в случае чего я мог помочь, — голос звучал тихо, неуверенно. — Это…вау. Ого? — У Феликса расширяются глаза, он искренне удивляется и что-то теплое, совсем крошечное оживает внутри. — Ликс, я знаю, что много натворил и… — Ты не называл меня так уже больше года, — младший перебивает. — Да, я… Можешь поехать со мной? — Чанбин с надеждой смотрит и видит противоречие в глазах Ли. Он буквально видит эту борьбу «за» и «против». — Пожалуйста, ты практически насквозь промок и я хочу поговорить. — Думаю, не стоит. — Младший отрицательно машет головой и собирается встать, но Со его не пускает, крепко удерживая в своих руках. — Обещаю, я не притронусь к тебе. Ты выпьешь чего-то горячего, выслушаешь меня, а потом, если захочешь, я отвезу тебя домой. Прошу, Ликс, — Чанбин берет руку младшего в свою, несильно сжимая. Узор льда отражался в его глазах, тая в глубинах горячего сердца. И Феликс сдаётся.***
Чанбин долго извинялся. Казалось, он миллиард раз произнёс одно единственное слово вперемешку с оскорблениями в свою сторону. Вы спросите, почему его перемкнуло? Возможно, через чур сильный приступ, лежащее лезвие рядом. Может, Чанбин испугался, что потеряет единственного человека, который был настолько ему предан. А может там, в очередном прокуренном клубе, какая-то девица так отвратно мерзко его целовала, что стало невыносимо противно от себя самого. Тяжелое осознание ударило в голову и Со в спешке покинул дешевое место, отталкивая изрядно пьяную девушку и направляясь по известной дороге, попутно набирая знакомый номер. Никто не узнает настоящую причину, но даже самых потерянных и безнадёжных людей тянет прозрачная ниточка к единственному светлому в их жизни. Это светлое для Чанбина — Феликс. Некогда радостный, весёлый мальчишка, что так заливисто смеялся, заставлял улыбаться всех вокруг, а его веснушки, отдельным искусством оседали на лице и отпечатывались в памяти у Со. Как больно терять, и как больно осознавать, что ты причина оборвавшегося желания жить. Хочется верить, что всё будет хорошо. Чанбин пытался дозвониться, писал, но всё тщетно, Ли не отвечал. Тогда он пришел домой, дверь была открыта, но младшего там не было. Сердце беспорядочно сокращалось, а в голову лезли найпротивнейшие мысли. Они заполнили всё сознание. Больной рассудок, рисуя страшные картинки холодил кровь и заставлял бежать ещё быстрее. Чанбин не знал, где будет Феликс, он мог оказаться в любом уголке города, но почему-то ноги сами вели его в то место. Как-то давно, Со впервые нагрубил младшему, довёл его до слёз, накричал и оставил одного посреди оглядывающихся школьников. После ему было невероятно стыдно, и хотелось извиниться, но страх не давал сделать первый шаг. Это была их первая ссора. Чанбин проследил за Феликсом после учебы, шел по пятам, всё не решаясь подойти. Ли привёл его в старый, будто заброшенный парк к кристально-чистому озеру. Было тепло, и лучи солнца, что смогли пробраться сквозь листву отражались в воде, переливисто скользя по тонкой глади. Тогда Со не показал себя, он ушел, но ещё неоднократно возвращался в это место, заставая там Феликса. Поэтому вариант у него был только один, куда Со стремительно направлялся. Чанбин рассказывал Ли всё в мельчайших подробностях: как нашел его сегодня, как понял, насколько ошибался, как винил себя каждый день за то, что так холодно и грубо обращался с младшим. Чанбин долго извинялся. Шепча «прости» через каждый поцелуй любимого тела. Его касания бархатом проходились по талии и тонким рукам, губы беспорядочно осыпали лицо и каждую родную веснушку. У Феликса глаза закрыты и всё блаженство начиналось и заканчивалось на кончиках его подрагивающих, пушистых ресниц. Младший терялся в осознании момента, он давно простил, ещё тогда, заметив тайком спрятавшегося за деревом хёна, в один из дней их очередной ссоры. Казалось, Чанбин не думал о себе вовсе, он думал, как доказать, что он любит, любит также сильно, как и Феликс его. Вырисовывая кончиком языка незамысловатые узоры, он лишь целовал так трепетно, как только мог. Никаких укусов, никаких засосов, лишь мягкие и теплые прикосновения. И младший ему верил. Со переплёл свои пальцы с пальцами Феликса, поднося руки к своему лицу, затем высвободил руку Ли, прижимаясь губами к запястью. Смотрит прямо в глаза и Ликс не отводит взгляд, наблюдает. «Прости, прости прости» — казалось, в миллиардный раз старший проговаривал как мантру эти слова. Чанбин долго извинялся. Он знает, что должен заставить Феликса чувствовать себя нужным, родным и любимым. Потому он двигался медленно, не вбивая парня в матрац, как было обычно, вовсе нет. Он продолжал целовать тонкую кожу на пояснице, губами проходился по выпирающим позвонкам, Феликс же впервые ощущал такую нежность, он плавился в руках хёна и если бы тот всегда извинялся вот так, то он прощал бы ему любые шалости. Чанбин вновь переплёл пальцы, крепко сжимая чужие в своих. Близко-близко прижимался горячей кожей к разгоряченной напротив. Сцеловывал выступающие капельки пота, в бреду шепча множество признаний. Ли впервые стонал настолько громко, своим низким голосом заполняя всё пространство, отдаваясь в каждом ударе сердца Чанбина. Их тела сливались в одну сплошную любовь, потому что так и возрождаются из пепла сожженные чувства. Дрожащие колени, сбившееся дыхание, запачканные простыни и двое счастливых парней. — Ты не сдержал обещание, — Феликс поворачивается на бок и смотрит в упор на хёна. — М? — Чанбин в ответ смотрит в глаза. — Ты сказал, что не притронешься ко мне, — улыбается. По-настоящему. Чанбин одним властным движение придвигает Ли к себе. Тот утыкается носом в шею, пряча ухмылку. — Ты был не против, — кладёт руку на талию, чуть выше накрывая оголённый участок простынью. Ещё один жест, от которого у Феликса замирает сердце. Непривычно. — Ликс, я…ты можешь мне не верить. Но я не уйду, — он поднимает лицо младшего за подбородок. — Я знаю, что проебался множество раз, но сейчас всё по-другому. Ладно? — Глаза блестят и в них скопилась искренность. Ту, что Ли так долго ждал. — Ты сейчас спрашиваешь, можешь ли остаться со мной? — Хрипит младший, потому что голос почему-то осел. — Вроде того. Феликс не отвечает. Он накрывает хёновские губы своими, вкладывая все чувства, что так долго томились в его сердце. В эту ночь они оба обрели нечто особенное. Они нашли свои потерянные, израненные, но выжившие души, нашли их друг в друге, и там и оставили.