О чём шепчут незабудки

      Раньше Маринетт никогда не казалось, что размешивать обычный кофе будет так сложно. Она всё вглядывалась в тёмную жидкость и никак не могла унять боязливую дрожь. Ложка постоянно билась о стенки чашки, напоминая чем-то удары часов. Кругом будто всё звенело и шумело. Головная боль нарастала. Тяжесть давила. А сдерживать кашель становилось труднее.       И вот снова. Дикая сухая перхота смертельно разъедала внутри. Горло невыносимо болело, грудь будто жгло горячим огнём, а в глазах мутнело. Голова раскалывалась от боли, и всё плыло. Дюпэн-Чэн тщетно пыталась унять кашель, но, казалось, он только становился сильнее. И единственное, что она сейчас могла сделать — зажмурить глаза и ждать конца этой пытки. Очередного припадка.       Лишь стоило недугу её слегка отпустить, и она уже обессилено сваливалась на стол. Она была не в состоянии шевельнуться. Тело совсем её не слушалось. Через силу открытые глаза стремились охватить всё то жалкое пространство, которое она могла видеть. Но даже при большом желании разглядеть что-либо кроме этой яркой пелены было невозможно. Не удивлюсь, если они даже в кофе попали. Видимо, придётся заново заваривать, — усмехнулась про себя Маринетт и едва сдержалась, чтобы не зарыдать в голос. Это было так жалко, так беспомощно, так безнадёжно. Она была безнадёжна.       Вдали раздался короткий писк телефона. Девушка никак не отреагировала. Скорее всего, это был ещё один ненужный ответ на её сообщение. Порой брюнетка не понимала, зачем люди повторно всё переспрашивали и перепроверяли, если она сразу всё чётко сказала. Особенно это касалось её немалочисленных партнёров. Почему-то каждый из них норовил всякий раз вывести её из себя подобными вопросами. Словно они отказывались верить, что всё кончено. Что они в конце-концов не смогли осчастливить её.       Но больше всего в её многочисленных отношениях Дюпэн-Чэн нравились эти ванильные обещания её ухажёров. Когда дело обычно доходило до близости, и её тёмная тайна раскрывалась, её жалели. Все думали, что смогут избавить её от этих цветочных оков. Как же это было наивно с их стороны!       Маринетт опять посмотрела на рядом лежавшую незабудку. От одного её вида воротило, а от запаха становилось ещё хуже. Она словно напоминала черноволосой то, что она никак не хотела вспоминать. Не забывай меня — девушка сжала зубы. Она вновь одна. И какой это раз? Седьмой? Девятый? Она давно сбилась со счёта. Но одно она помнила точно — далеко не первый. Помни меня — эхом отдавалось в голове, и Дюпэн-Чэн была готова на всё угодно, лишь бы не слышать это. Но синие незабудки как будто глумились над ней. Они не давали ей и возможности успокоиться. Горькая слеза потекла по её горячей щеке, оставляя ощутимый мокрый след. Маринетт закусила губу.       Она не знала точно, от кого заразилась, но тем не менее хотя бы могла догадаться почему. Если быть честным, брюнетка никогда не умела говорить правду. Обычно она её скрывала. Так, например, когда её лучшая подруга влетела к ней в комнату и на радостях начала рассказывать о новом парне, Дюпэн-Чэн и подумать не могла, что у них с Альей будет общий возлюбленный. Только вот она сохла по Агресту уже два с половиной года, а Сезер официально состояла с ним в отношениях. И Маринетт не смогла придумать ничего лучше, чем поздравить счастливую подругу. В том случае она больше не могла ничего сделать.       С того момента она твёрдо решила отказаться от Адриана, от её розовых мечт и с головой погрузиться в несовершенную реальность. Только вот осуществить это у неё не получилось. Когда парень случайно спутал её с подругой и поцеловал, она поняла, что не в состоянии забыть его. Что особенно её удивило, так это поведение юной модели. Он совсем не возражал. Наоборот, ему нравилась идея существования любовницы в лице Маринетт. И не привыкшая к близкому контакту, она не смогла отказать объекту своей любви.       Уединившись в школьной каморке, они в тайне от всех узнавали друг друга всё больше и больше, порядочно преступая черту дозволенного. Лёгкие поцелуи стали для них нормой, а объятья и касания — средством безмолвного общения.       Конечно, в начале Маринетт всё грызла и мучила совесть, но девушка никогда не могла похвастаться репутацией хорошей подруги. И после месяца их тайного беспутства, когда желание затмило разум, Дюпэн-Чэн уже не чувствовала тяжести на сердце. Ежедневные встречи с Агрестом стали для неё вещью обыденной и привычной.       Опомнилась черноволосая, только когда застала зарёванную Алью, низко склонившуюся к полу. Слёзы неустанно текли по её щекам, а губы всё шептали: «Изменил! Изменил! Изменил!». Маринетт помнила, как впервые открыто солгала подруге, ответив на её вопрос: «Мог ли Адриан так поступить?», отказом.       Агрест не мог. По-правде говоря, брюнетка сама бы так уверенно заявила, если бы не знала его настоящего. Милый и послушный мальчик на людях вовсе не был порядочным человеком в действительности. Он изменял. И до начала отношений с Сезер, и после них. Длительные связи утомляли его, он ненавидел их. И именно поэтому искал временные и короткие развлечения. И Дюпэн-Чэн тоже была одной из них.       В тот день вместо обычного приветствия она безразлично взглянула на него. Вместо обычного поцелуя холодно отвернулась в сторону. А когда он силой впечатал её в стенку и навис над ней — оттолкнула.       — Хватит. Пора заканчивать, — это было единственное, что она кинула ему прежде, чем уйти. Навсегда. Больше она не ходила в ту тесную каморку, не отвечала на его сообщения и звонки и всячески избегала с ним встреч. Позже, после окончания академии, она даже уехала из этого чёртового городка, лишь бы ненароком не пересечься с ним.       Сейчас же ей двадцать восемь, и этот месяц для неё последний. Через пару недель она окончательно сляжет с этой мерзкой болезнью, и в какой-нибудь пасмурный день её будут горько оплакивать. Интересно, придёт ли Адриан на её похороны? Вряд ли. Такие мероприятия для него слишком скучны, — в очередной раз думала Маринетт и криво усмехалась. Ещё удивительно, как она вообще продержалась столько! Благополучный финал её жизни ей прогнозировали ещё семь лет назад, когда она в панике пыталась всё переварить. И с того дня вплоть до сегодняшнего она жила мыслью, что скоро умрёт, да только смерть никак не приходила к ней. Наверное, поджидала удобного момента. Ну вот и дождалась. Она, одинокая двадцативосьмилетняя женщина без семьи, мужа и хороших перспектив на будущее. Что может быть ещё лучше?       Девушка досадно ударила кулаком по столу. Способность двигаться уже вернулась к ней, а понимание происходящего — ни капли. Она понятия не имела, как ей жить дальше или, вернее, как доживать свои последние дни. Желание жить ещё было в ней, но она совершенно не знала, куда его девать. Зачем оно ей было нужно? Лучше уж досталось это кому-нибудь другому, хоть с пользой бы использовали!       Она тяжко вздохнула, пытаясь остановить солёные слёзы и привести себя в порядок. Но это у неё вообще не получалось. Каждый раз на неё наваливалась ещё одна волна и смывала её полностью, круша на своём пути все её жалкие попытки. Она опускала руки и билась о берег, как рыба. Она уставала и уже не доплывала до моря, оставаясь на песчаном берегу. Её уже ничто не могло спасти. Да и спасения ждать было неоткуда.       Внезапный звонок заставил её испуганно вздрогнуть. Она поспешила открыть дверь. И, кажется, в тот момент болезнь её окончательно одолела, раз на пороге своего дома она уже лицезрела иллюзии в лице Адриана.       — Прости, я опоздал, — тихо произнёс он в то время, как из девичьих глаз снова градом полились слёзы.       — Незабудки… — лишь смогла она промолвить, закрывая лицо руками. Она уже не могла сдерживать тот поток волны, который стремился обрушиться на неё опять.       Адриан безмолвно наблюдал, как горючая влага обжигала её щеки, и сердце его было неспокойно. Сколько он винил себя в случившемся? Сколько корил себя за притворство и лживость? Сколько раз пытался найти оборвавшиеся и потерянные нити их судеб? Бессчетное количество он размышлял и анализировал, страдал и терпел поражение. Бессчетное количество пытался уверить себя в том, что где-то в глубине души отрицал. Нет, Сезер не была его спутницей. Это было ложью, иллюзией, которую он создал сам. Он создал видимость желаемого, и пока его тело принимало игру за чистую монету, сердце противилось. Его выбор был неверным. Свидания с нелюбимой были ошибкой. А само отрицание зародившихся чувств к Дюпэн-Чэн - грехом. Теперь же сама причина его терзаний стоит перед ним и рыдает навзрыд. И что он может сейчас сделать?       — Я думал, ты их любишь, — едва прошептал Агрест, снова посмотрев на букет. Он суматошно перебирал все знакомые ему варианты утешений, но сейчас, как назло, ни один не подходил! Он не знал, что делать дальше. Душу пробирали различные сомнения. А что, если она не примет? - об этом даже думать было страшно.       — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — она неосознанно бросилась к нему на шею, попутно проклиная всех и вся. Почему, когда ей остаётся всего лишь месяц этих мучений, вдруг ни с того и ни с сего появляется он и всё портит? Почему ему вечно не сидится на месте? Почему он постоянно терзает её? Почему? Почему? Почему?       — У нас всегда было мало времени, но теперь оно же не имеет значение, да? — его вопрос остался без ответа, и только крепкие объятья заставили его успокоится и убедится раз и навсегда что: да, теперь у них была целая вечность и даже больше. Теперь у них была целая жизнь.       Букет синих цветов давно выпал из его рук, заваренный кофе давно остыл, а незабудки всё продолжали ярко гореть синевой. И только это несгораемое индиговое пламя олицетворяло верность и преданность горячих сердец. Только оно гласило: «Я тебя не забуду». Только оно могло значить «навсегда».