Наследство

Как любая дочь человека и эльфа, она была человеком. Но всё равно напоминала эльфийку, эльфийку без острых ушей. И эта ее легкая поступь, и ее фигурка — хоть и детская, а все же не такая, как у обычной человеческой девочки. Слишком тонкая, узкая, а запястья так и вовсе напоминали едва потянувшиеся вверх веточки саженца. По спинке крошки Лиандры, расшалившейся и катавшейся по песку, гонявшейся за неизвестно откуда взявшейся яркокрылой бабочкой, била тонкая белая косичка. Косичка была сплетена неумело и криво — пока мать была с дочерью, Фенрис и не думал о том, что ему придется сплетать дочке косы. Лиандра почему-то унаследовала его белые волосы — такие, какими они стали после ритуала. Должно быть, ритуал Данариуса каким-то образом повлиял и на это. Мало ему было лириумных меток по всему телу, мало было боли, от которой избавляли лишь лириумные настойки возлюбленной. Когда Фенрис узнал, что Мариан носит дитя от него, он был в ужасе. Настолько, что даже не сумел это скрыть. Она тогда обиделась. Запальчиво заявила, что он волен отправляться на все четыре стороны, а потом расплакалась. А когда Фенрис попытался ее утешить и пояснить, что не имел в виду ничего подобного, сначала дорушила магией какую-то и без того разрушенную стену, мимо которой они проходили, а потом запустила свой посох в уже горящий огонь. Вытаскивал из пламени оружие мага уже сам Фенрис. — Папа, смотри, — раздался тихий шепот Лиандры сбоку. Фенрис повернул голову, и увидел, что на руке девочки сидит бабочка. Чуть поводит крыльями, но не улетает. — Отпусти ее. Пусть летит. — Я не держу, она сама! «Отпусти ее... Она сама...» Боль, куда худшая, чем от зудящих на палящем солнце лириумных меток, заставила скривиться. Фенрис нащупал под рубахой, у сердца, два письма — последнее письмо Мариан и письмо Варрика. Стало немного легче, но девочка, наблюдавшая за его лицом, нахмурила бровки и отошла. — Пап, я не делала ничего такого, что нельзя делать. Я всё помню. — Ты хорошая девочка, ты не делала ничего плохого, — нашел в себе силы улыбнуться Фенрис. — Наверное, пить хочешь? — У тебя мало воды осталось, — проницательно заметила девчонка. — Ты сам почти не пьешь. Как же она была похожа на Хоук! Несмотря на эти ее неестественного цвета, передавшиеся от него, белые волосы. Тот же упрямый взгляд, те же сурово сдвинутые бровки. Он редко проявлял к Лиандре отцовскую нежность, но сейчас позволил себе: щелкнул по носу и повалил, пощекотав. Девочка засмеялась, охотно валясь на песок и отбиваясь, и бабочка тут же улетела. Фенрис недовольно отметил, что в одиночку плохо следит за дочерью — помимо кривой косицы, и мордашку неплохо бы умыть, и платье постирать. Но здесь вода была на вес золота. И ведь золото было, да толку-то от него. — Скоро спать будем ложиться, пап? — Тебе уже пора бы. — А ты мне почитаешь вслух перед сном? — Ты и сама можешь себе почитать, не маленькая уже. А то я зря тебя учил? — Я умею, — запротестовала Лиандра. — Но когда ты читаешь или мама — это совсем другое... А мама... — уже привычно вздохнула она. — Ей там точно хорошо? Создатель ее не обижает? А то вдруг ей там плохо? — Если бы ей было там плохо, я бы сам пошел к Создателю, и тогда бы уже точно никто не посмел ее обижать, — Фенрис прижал девочку к боку. — Но у Создателя всем хорошо. Когда-нибудь и мы с тобой, когда будем совсем старыми, пойдем туда, и там встретим маму. — Вот бы поскорей. — Нет, поскорей нельзя. Мама такому не обрадуется. Да и Создатель тоже. — Ладно, я сама себе почитаю, — вздохнула Лиандра. — Но ты обещай, что будешь спать сразу, как я засну. А то я как ни проснусь — ты уже не спишь. — Конечно. Здесь нам некого бояться. Ты заснешь — и я тоже сразу лягу рядом с тобой. Лиандра, уже выплакавшая все слезы по маме и многократно утешенная, заснула быстро. Фенрис говорил правду, неправду, говорил и то, во что не верил — лишь бы убедить дочь в том, что ее мать в безопасности и в лучшем мире, и прямо сейчас рядом с тем, кто создал этот мир, а значит, всемогущ. Мариан, уезжая после письма Варрика в недавно созданный орден Инквизиции, оставила Фенрису довольно много лириумной настойки, не зная, сколько ей придется там пробыть. Пока настойки хватало. Он мог и не спать. И почти не пить. Мариан учила его и как самому сделать такую настойку, но тут всё равно не было подходящих ингредиентов. Вокруг расстилались сланцевые пустыни Андерфелса, последний родник был восемь дней назад... Встретится новый — нужно не забыть постирать одежки Лиандры, мыло точно еще оставалось. Вход в пещеру был прямо посреди оазиса в такой же унылой пустыне. Место было точным. Недавно Фенрис с Лиандрой прошли через довольно большую деревню, переночевали там. Из этой деревни к Мариан Хоук и приходили письма. Необычной компании из эльфа довольно угрожающего вида и девочки с белыми волосами почти сразу указали нужное направление. И вот это место нашлось. — Папа, здесь совсем тонко, — настороженно заметила Лиандра. — Тонко с той, другой стороны. — Я... догадываюсь, — напряженно ответил отец. — Не чувствуешь ли, здесь есть кто-то? — Есть, но они все добрые, — непосредственно кивнула девочка. Ее, похоже, больше ничего не заботило. Она выпростала ручонку из напряженной руки отца и отправилась к стене — там на веревочке просушивались травы. Девочка подтянула к себе веревочку, понюхала засушенную траву... Где-то впереди, в пещере, журчал родник. Лириум стоило экономить, хотелось пить, а потому журчание звучало в ушах все сильнее и сильнее. Словно песня. В полумраке пещеры Фенрис увидел фигуру. — Не враги, — звучно и коротко произнес он. Обрисовавшийся силуэт как будто чуть споткнулся, приостановился. — Какой... знакомый голос, — произнесли оттуда. — Я уж думал, Ангрин из деревни за помощью прибежал, у его жены со дня на день роды должны начаться. А это, похоже, призрак из прошлого? — Я Фенрис, — назвал себя посетитель. — Мы знакомы. Хозяин обитаемой пещеры подошел ближе, и Фенрис даже отшатнулся, увидев его на свету. Что с ним случилось?! Уж этого бы точно не сломили угрызения совести ни за что им совершенное! Может, одержимость так влияет?.. Андерс прошел еще ближе, и Фенрис понял, что ошибся. Нет, он вовсе не дряхлый старик. Вполне себе человек своих лет, просто сильно отросли волосы и борода. Да и сутулится, вот и выглядит старше. Впрочем, перед кем ему теперь хорошо выглядеть-то? — Что случилось? — Андерс говорил резко, жестко, совсем как в последние дни перед битвой, разрушившей Киркволл — каким и запомнил его Фенрис. После он его не видел; Мариан не показывала писем, а Фенрис болезненно относился к личному пространству и даже не пытался заглянуть в эти письма или узнать что-то у нее самой или у общих знакомых. Но ситуацию нужно было прояснять незамедлительно, и воин ответил так, как привык: — Со мной девочка. Дочь Хоук. Я привел ее к тебе... Лиандра! Подойди! Лиандра на повелительный возглас отца обернулась, но не подошла — она всегда так делала. Впрочем, так делала и старшая Хоук, как про себя скорбно отметил Фенрис. — Здравствуйте. Можно, я еще тут посмотрю? У вас здесь такие травы, которых я не видела. — Конечно, смотри, — Андерс едва взглянул на светловолосую девочку и словно с отчаянием повернулся назад: — Зачем?! — Что — зачем? — пробурчал Фенрис. — Я не очень на это рассчитывал. То есть... Ну, предполагал, конечно, что так может быть, но все равно не очень... И вообще, это не твое дело, как мы там... и когда! — Она же маг! — Я знаю! — теперь уже Фенрис в отчаянии сжал зубы так, что они заскрипели. — Мариан больше нет! Что ты мне предлагаешь?! Круги распущены, повсюду восстания. Повсеместно применяется Право Уничтожения. Храмовники и маги воюют даже не за... просто так воюют. — А ты бы сдал свою дочь в Круг? — вдруг ровно бросил Андерс. — Дочь Хоук — и свою? Фенрис почувствовал, как горят лириумные линии под кожей. Слишком давно он не принимал зелья... оно кончилось... и спать снова хотелось... и пить, и есть... — Я... я не знаю, — устало сказал Фенрис. — Пока Мариан была... пока она была — разумеется, нет. Мариан могла научить. Я ничему научить не могу, разве что сдерживать это всё. Потому и привел через полмира к тебе. Мариан говорила — если не она, то ты. У меня есть золото. Ты не будешь жить непонятно где, я куплю вам дом и сумею обеспечить надолго. Возьми ее себе и научи тому, что сам умеешь. Это всё, чего я хочу. В память о Хоук, если еще помнишь о ней. Фенрис долго, весь путь сюда, готовил эти слова. Но сейчас они были высказаны куда проще, без всего того, что он хотел оговорить и потребовать. Надо было еще сказать, что он сделает всё для дочери, пока она не сможет так или иначе обеспечивать себя — да хоть в рабство готов продаться, чтобы для нее зарабатывать; но уже не успел. — Как погибла Хоук?.. — спросил Андерс. — Мариан. — Она... Она поехала к тем... не знаю, слышал ли ты об этом здесь. Инквизиция, так они себя называют. Они пытаются как-то поправить это всё, что ты начал. Она поехала по письму Варрика. И Варрик же мне потом написал. Что она... — Что — она? — резко вопросил Андерс. — Что она осталась в Тени! Против врага, которого никто не мог победить. Сама... вызвалась. Что Корифей... помнишь его, мы же тогда... Она сильная! Она ведь маг, она смогла бы! Маги ведь могут... всё! Фенрис не чувствовал уже, как его обхватила за шею по-прежнему крепкая рука целителя — так же, как много лет назад, когда Мариан приводила его, едва дышащего, в лечебницу к Андерсу в Клоаке. Не услышал, как вскрикнула его дочь, подбегая. Лириумные линии ярко вспыхнули, словно на пике ярости, и медленно начали гаснуть. — Папа долго не спал, не ел... даже не пил, хотя было жарко, — воскликнула Лиандра. — Он говорил, что всё хорошо, хотя я чувствовала!.. И зелья своего много пил, ему столько сразу нельзя. Ему плохо! — Я помогу, — кивнул Андерс. — Посиди вон там. Там живет медведь, но он тебя не тронет. Он ручной, он нас знает. Может, вы с ним даже подружитесь. — Вы папу сможете донести? Давайте помогу. Вот, у папы еще и меч упал... Девочка с трудом приподняла тяжелый меч и начала заволакивать его в пещеру. — Вы ведь маг. Вы его спасете? — Иди, Лиандра. Иди. Не смотри. Твой папа ведь сказал — маги могут всё.