То, что мы есть сегодня, — это следствие наших вчерашних мыслей, а сегодняшние мысли создают завтрашнюю жизнь. Жизнь — это порождение нашего разума. Будда
Человек не властен над тем, что он чувствует и думает, Бог это знает. Стивен Кинг
Наступало раннее утро, прогоняя ночь, таившую в себе огромное количество человеческих секретов. На улице только начинало восходить солнце, озаряя своими лучами вершины городских небоскрёбов. Чонгук открыл глаза и увидел незнакомую обстановку. Комната была не его. Но, на секунду замешкавшись, парень вспомнил, что произошло вчера, и как он оказался в квартире Айлин. Сразу же вставать не хотелось. В голову первым делом полезли воспоминания прошедшего дня. Чонгук был слишком вымотан эмоционально, поэтому погрузился в пучину сновидений, едва успев коснуться белоснежных простыней. Он не хочет снова возвращаться в ту квартиру. Там ему плохо. Там он одинок. Парень, чтобы не беспокоить Айлин, решил тихо уйти. Он бесшумно встал с нагретой постели, чтобы наконец-то проснуться и не откладывать подъем. Чонгук всегда был чистоплотным человеком. Он любил порядок везде: в комнате, на работе, на столе, в полках, в голове, в мыслях… Но на данный момент Чон мог навести порядок только в квартире Ли, в гостиной, где спал. Он надел свою вчерашнюю одежду. Она была слегка помята, но кого это волновало. Чонгук аккуратно сложил постельное белье и вещи отца Айлин, данные ему вчера вечером. Он, казалось, идеально загнул все углы и сровнял концы, будто от этого зависела жизнь человечества. Хотя, если бы от этого зависела жизнь людей, он бы, наверняка, так не старался. Но вещи были сложены идеально. Аккуратно оставленные на том же диване, они ждали следующего случая надобности. Чонгук хотел уйти тихо, не оставляя лишних следов, не беспокоя хозяйку квартиры. Но, проходя мимо комнаты Айлин, он не удержался. Ноги тянули его туда хоть одним глазком посмотреть на неё перед уходом. Он был уверен, что они ещё встретятся, и не по случайности, как прошлые два раза. Он слишком долго был один, чтобы потерять единственный лучик света среди пожирающей светлой реальности, словно пожар, тьмы. Чонгук едва слышно прошел в комнату, где спала Ли. Он с грустью понимает, что она сильно изменилась. Он уже не видит всегда улыбающуюся и яркую Айлин. Девушка стала такой тихой и спокойной. Можно даже сказать, что она боится. Похожа на бедную мышку, загнанную в угол. Только не тогда, когда спит. Юноша подошел к кровати, на которой спала Айлин. Она лежала спиной, укрытая одеялом. Хрупкие руки обнимали большого плюшевого медведя, периодически нервно сжимаясь. Губы Чонгука растянулись в едва заметной, но такой теплой, улыбке. Этого медведя ей подарили на один из Дней Рождения. Чон отлично помнит, как была счастлива его подруга, как ярко светились её глаза от счастья. Спала Айлин очень тихо, бесшумно. Лишь иногда морщились аккуратные бровки, и подрагивали пышные черные ресницы. Грудная клетка практически незаметно вздымалась и опускалась, издавая едва слышные вдохи и выдохи. Чонгук желал напоследок, перед уходом, прикоснуться к ней. Он медленно наклонился и нежно, совсем невесомо, словно прикосновение бабочки, поцеловал девушку в висок. Та еле заметно сморщила брови, но через секунду они вернулись в прежнее расслабленное положение. Чон так же тихо ушел, оставляя после себя лишь легкий древесный аромат с нотками цитрусовых, плотно закрывая за собой дверь.***
Яркое голубое небо, заставляющее глаза слезиться от яркого солнечного света. Чистый воздух, проникающий в каждую клеточку тела. Зелёная мягкая, словно махровая ткань, трава. Айлин лежала на коленях красивой молодой женщины, одетой в светлое, как облака на небосводе, платье. Мать совсем не изменилась, ни капельки. Казалось, что даже похорошела. — Как ты живешь, доченька? — ласково спросила женщина, гладя дочь по длинным смоляным волосам. — Мне тяжело мам, мне очень тяжело. Я скучаю… — грустно, практически шепотом, ответила Айлин. Сердце защемило от тоски по близким, заставляя слегка сморщиться от боли. — Мы тоже скучаем по тебе, родная, — женщина продолжала гладить дочку по шелковистым волосам, нежно проводя рукой вдоль их роста. — Почему же вы тогда меня оставили одну? — мучающий Ли вопрос наконец-то был озвучен, но проигнорирован. Вместо ответа Айлин почувствовала теплое и ласковое прикосновение в области виска — поцелуй. Странно, но ощущения были очень реалистичны, уж слишком. — Ли, девочка, тебе хорошо здесь? — вопрос от внезапно появившегося рядом отца звучал как-то странно, но смысл был ясен для Айлин, как никакой иной. — Очень, папочка, — ей действительно было хорошо. Она с родителями в каком-то сказочно уютном и красивом месте. Что может быть лучше? — Тогда оставайся с нами, — тихо сказала мать, крепко заключая Айлин в свои объятья. Но девушка слегка застопорилась, услышав такое предложение. — Что? Но я не могу. Меня ждут там, в реальном мире, — Айлин показала пальцем вниз. — Меня ждет моя аджумма. Меня ждет Чонгук… Несмотря на то, что Айлин находилась в давно желанном ей месте, похожем на рай, она знала, что это сон. Просто это слишком прекрасно, чтобы оказаться реальностью. — Чонгук? Но разве он не считает тебя виновной в смерти сестры? — удивилась мать в ответ на такое заявление дочери. Девушка не ожидала такого вопроса, но сейчас это не главное. — Нет, мам он знает правду, знает, что я не убийца. Он верит мне. А я ему, — голос звучал достаточно убедительно, чтобы уверить в том, что это правда. — Дочь, ты уверена, что он не хочет просто отомстить? — подозрительно предположила мать, боясь за то, что дочери потом будет больно. — Уверена, мам, — Айлин была твердо убеждена в том, что Чонгук верит ей. — Ли, но он же отвернулся от тебя тогда. Разве может человек за секунду поменять мнение? Чонгук так долго не появлялся в твоей жизни. Он всего лишь хочет отомстить за смерть сестры, — мать Айлин говорила пугающие вещи. Это зародило в Айлин чувство недоверия и сомнения в намерениях Чонгука. — Что мне теперь делать? — вопрос звучал растерянно и неуверенно, по сравнению с убеждениями в доверии друг другу. — Айлин, малышка, тебе ведь с нами хорошо? — ещё раз спросил отец тот же вопрос, казавшийся уже риторическим, ибо ответ на него даже не требовался. — Да, папочка, я так скучала по вам, — девушка крепче прижалась к родным, пытаясь забрать себе все их тепло, что было утеряно за эти два года. — Тогда иди к нам. Мы ждем тебя, — по очереди произнесли родители Чхве. — Что? Что вы такое говорите? — Айлин сильно испугалась и удивилась словам родителей. Но почему-то они медленно стали исчезать. — Иди к нам, Айлин, мы ждем тебя. «Ждем тебя» «Ждем тебя…» «Иди к нам, мы ждем тебя…» Картинка начала рассеиваться, словно туман, забирая с собой самых желанных людей. Айлин широко распахнула глаза, не меняя положения тела, не сдвигая конечности ни на миллиметр. Она глубоко дышала, пытаясь понять, что же это было, что же это был за сон. Скорее всего, стоит просто это забыть сейчас, как все остальные сны, увиденные Ли. Но в голове упрямо продолжали всплывать моменты из прекрасного видения. Слова родителей слишком четко звучали в голове, отбиваясь слабыми ударами пульса в затылке: «Ждем тебя…» «Иди к нам…» За окном сейчас был уже поздний обед, готовый поменяться с вечером местами сию секунду. Айлин вчера не могла уснуть, в отличие от Чонгука. Девушка всю ночь думала о том, как жил Чонгук после школы. Она переживала за него. Он совершенно случайно узнал жестокую правду. Хотя так даже лучше. Рано или поздно правда всплывает, оставляя за собой чудовищные последствия. Чонгук, грубо говоря, стал жертвой безумной зависти и жадности Инхи. Та ведь тоже не пальцем деланная. Так хорошо все устроить… Хорошо, конечно же, только для неё. А она упряма. Достигла своего. Даже таким подлым и безжалостным путем. Но добилась. Хоть и ненадолго. Её мираж прекрасной жизни, воображенный богатой фантазией, рассеялся. Он пал пред стальной стеной жестокой реальности. Словно на её картину, нарисованную на холсте подлости и лжи, выплеснули ведро неумолимой справедливости, смывая тусклые отвратительные краски. Ибо некоторые вещи в жизни слишком просты, чтобы так мудрить с судьбой. Как бы изначально не была к вам справедлива или не справедлива жизнь, все рано или поздно станет на свои места, не заботясь о том, как дальше будет протекать ваше бытие. Этот час настал для Инхи. Теперь она будет гнить в плену зависти и алчности, под гнетом праведности. Почему? Потому что такие люди не способны раскаиваться в своих грехах, очищаясь от грязи. Она так и не поймет, что же она натворила тогда. Айлин находилась в мире своих мыслей достаточно долго. И за это время она ни на секунду не забыла о словах родителей, впившихся в мозг, как заноза. «Иди к нам…. Мы ждем тебя…» Не замолкающие, они въелись в мозг, норовя им управлять. Эти слова манили Айлин. А почему нет? Что такого? Разве ей запрещено быть счастливой? Хоть и на том свете, но она будет счастлива рядом с родителями. А не здесь. Девушка медленно встала с постели. Она, словно привидение, не ступая по полу, а по воздуху, направилась по направлению, известному лишь ей…***
Чонгук нехотя прошел в квартиру, почему-то ожидая увидеть там Инху, умоляющую не бросать её. После того, как он покинул квартиру Айлин, настроение упало до нуля. Он уже готовил пламенную речь, зная, какая приставучая и наглая Инха. Там он послал бы её на все четыре стороны, используя незаменимую составляющую любого языка — некультурную брань, то бишь, маты. Да такие, чтоб после этого разговаривать не хотелось месяца три. Причем и говорящему, и слушающему. Но все планы парня развеяла одинокая пустая квартира. Без Инхи. Без единой её... Хотя нет… постойте-ка, что это за хрень на столе? Какая-то небольшая коробочка с девчачьим барахлом. Это не принадлежит Чонгуку точно. Значит это барахло Инхи. Действия Чонгука предугадать не составило никакого труда. Он, яростно хватая с деревянного журнального столика коробочку незамысловатой расцветки, открывает крышку и видит там косметические средства для ухода за кожей, называемые Чонгуком просто «девчачья херня» или «бесполезная поебень». И сейчас эта бесполезная поебень незамедлительно полетела в окно, открытое за секунду до этого. Ведь парень любил натуральную красоту, как у его матери, сестры… и Айлин. Чонгук терпеть не мог эту идиотскую штукатурку на лице. Потому что если мозгов нет, то ты их и не налепишь. Наверное, эта фраза максимально приближенно характеризовала Инху. Все. Теперь хорошо. Теперь здесь нет ничего, связанного с ней. И квартира сразу обрела другую атмосферу. Если раньше это была атмосфера обмана, удрученности и равнодушия, то сейчас – одиночества, пустоты и ещё большей удрученности. Браво. Занавес. Квартира бы наполнилась уютом и любовью, если бы в ней обитали счастливые люди. Но, так как таковых не наблюдалось все это время, уюта и тепла не наблюдалось ровно так же, как и счастливых людей. Но было здесь такое укромное местечко, хранившее в себе свет и радость прошедших лет, а с ними и счастливых моментов. Чонгук не сразу вспомнил об этом тайничке. Он сходил в душ, освежившись и почувствовав себя человеком. Он успел сходить в магазин за водой и бутылочкой соджу*. Ну чтобы было... или нет. Чонгук даже успел сходить на работу, разведать там обстановку. Но, узнав, что ничего серьёзного, собственно, не произошло, вернулся домой. И лишь тогда, когда он собирался включить телевизор, чтобы этот вечер провести время наедине с собой и каким-нибудь фильмом с той самой бутылочкой соджу, в голову, словно молния, ударила мысль о том, что у него есть та самая коробочка, хранящая в себе самые теплые воспоминания. Чонгук подорвался с дивана и пулей помчался в спальню, чтобы отрыть тот тайничок. Он находился не в таком уж и замысловатом месте. В спальне у кровати стояла прикроватная тумбочка. Она была деревянной и простой по дизайну. Чонгук когда-то сам сделал в первой выдвижной полочке отсек, закрывающийся на ключ. Это отделение было прикрыто всевозможной дребеденью и кучей бумаги для отвлечения внимания. Инха знала, что там лежит что-то ненужное ей, но принадлежащее Чонгуку, поэтому никогда не интересовалась этой тумбочкой в целом. Ключ всегда висел на золотой цепочке, на шее Чонгука. Он был маленьким и похожим на аксессуар. А на вопросы Инхи Гук просто отвечал, что ему это подарили когда-то давно. Она и этим не интересовалась совсем. К счастью. Чонгук подбежал к деревянной тумбочке и, открыв полку, начал активно выбрасывать оттуда все содержимое на пол, дабы освободить место. Когда по всей комнате валялись разлетевшиеся бумаги и какая-то мелочь, Чон аккуратно снял с шеи ключик и открыл отсек, доставая желанную коробочку. Едва успев открыть её, юноша подумал, что стоило бы пересмотреть находящееся в тайничке вместе с единственным человеком, которому эти воспоминания так же близки и ценны, как и ему. Он достаточно плотно закрыл крышкой коробку, словно боясь, что все воспоминания улетят из неё, превращаясь в стаю неуловимых птиц. И с улыбкой на лице Чон направился к Айлин, чтобы разделить нахлынувшие эмоции.***
Айлин медленными шагами идет на кухню. Она упрямо идет вперёд, словно зомби. «Иди к нам, Айлин…» В голове, словно заставляя свихнуться, звучат голоса родителей. Они все время повторяют одно и то же. Шизофрения? Нет, желание. Желание обрести покой и счастье. Она так хочет к ним. Ей так не хватает любимых родителей. Здесь ей плохо, среди недоверия, презрения и лицемерности. А там ей будет хорошо. Там, с родителями, она наконец-то обретёт счастье и гармонию. Что её тут держит? Чонгук? А если он будет смеяться и издеваться над Айлин? Что, если он не такой, каким кажется? А вдруг мама права? Может, он хочет отомстить? Может быть, она ему и не нужна? «Мы ждем тебя…» Девушка была под контролем чужих слов. Она следовала им, упорно шагая в сторону кухни. Сейчас Айлин была ведомой, не владела своими мыслями. Она подошла к кухонной мебели и достала лезвие, находящееся в выдвижном ящике. «Мы ждем тебя…» — Меня ждут, — девушка шепотом повторяла эти слова, словно мантру. Скорее всего, она уже свихнулась от постоянного одиночества и страха. Следующий маршрут был выстроен к ванной. Не меняя темпа, Айлин зашла в ванную комнату, закрывая за собой дверь. Зачем? Она не владела собой в этот момент, сама не знает. Девушка подошла к раковине и начала открывать упаковку лезвий, доставая оттуда одно, беря его в правую руку. «Иди к нам, доченька…» — Иду мамочка, — прошептала Айлин, почувствовав, как по щекам скатываются хрустальные бусинки, разбиваясь о керамическую раковину. Она провела лезвием по запястью левой руки, чувствуя жгучую боль. Кровь начала выделяться из пореза, падая на белоснежную раковину. Слезы градом лились из глаз, смешиваясь с кровью. Может, одного пореза недостаточно? Девушка перекладывает лезвие в другую руку, повторяя действия на правом запястье. Крови становилось больше. Она капала на раковину, создавая сильный контраст с белоснежным материалом. Багровая жидкость стекала по рукам вниз, создавая линии на коже предплечья. Айлин упала на холодную плитку, чувствуя слабость и боль. Девушка захлебывалась в горьких слезах, закрывая окровавленными руками рот, оставляя на нем красные следы. На полу уже появились алые капли рядом с телом несчастной. Айлин сквозь бесконечные всхлипы услышала звук открывающейся в квартиру двери и насторожилась. Но потом, списав все на «послышалось», свернулась в жалкий клубочек, содрогаясь от истерической атаки…