16
Утро выдалось солнечное. На площади перед академией рядами стояли будущие первоклассники, и их радостное возбуждение передавалось даже родителям. Учителя-чунины застыли по стойке смирно за спиной Хокаге, который говорил вступительное слово, и один из них, совсем еще молодой парень, отчаянно напомнил Сараде директора из академии ее времени. Особо внимательно она рассматривала Третьего. Этот маленький морщинистый старичок с трубкой в зубах — ожившая легенда, Сандайме Хокаге по прозвищу «профессор». Странно было сознавать, глядя на его сухую старческую фигуру, что этот человек еще способен сражаться и не только выполнять рутинные обязанности Хокаге, но и в критический момент встать на защиту деревни Скрытого Листа. Дедушка Конохамару-сенсея. Он ведь погиб во время нападения Орочимару… Точнее, погибнет. Но это будет еще нескоро. Сарада стояла рядом с семьей. Бабушка Микото махала рукой обернувшемуся Саске, а дедушка Фугаку тяжелым взглядом наблюдал за церемонией, сплетя руки на груди. Заметив отца, Саске помрачнел и отвернулся. Хокаге закончил речь. Первоклассники немного расслабились и загалдели. — Саске-кун! — тонко пискнул девичий голосок. И еще один. И еще. Сарада в замешательстве уставилась на толпу детей. Розовая макушка, за ней — светлая, и другие девчонки… Все с обожанием глядели на Саске, в то время как сам он продолжал игнорировать всех на свете, сунув руки в карманы. «Кажется, эта вредина была такой всегда», — сердито подумала Сарада. Мама тоже поступала в академию. Та самая розовая макушка — это ведь была Сакура, кто же еще. Она следила за Саске, будто для нее не существовало ничего на свете: ни академии, ни друзей, ни родителей. Он уже нравится ей. Мамочка… Сараде было больно наблюдать, как светлые чувства маленькой Сакуры натыкаются на бетонную стену папиного безразличия. Ей самой это было знакомо. Но ничего. Он достанется маме, а не всем этим девчонкам. И то, что она существует — достойное тому подтверждение. Наруто, скосив глаза, смотрел на толпу родителей. Встретившись взглядом с Сарадой, он вдруг ожил и расплылся в улыбке. Она помахала ему рукой, и Нанадайме, довольно зажмурившись, ответил ей. Надо же, и почему он так ко мне привязался? Хотя, наверное, дядя думает так же и обо мне. В груди стало тесно. Сейчас, когда Сарада стояла на церемонии во дворе академии, посреди мирной Конохи — ее дядя где-то сражался насмерть с невероятно сильным врагом. Быть может, в эту минуту он уже победил и возвращается домой. Или наоборот, раненный истекает кровью и некому прийти ему на помощь. Или уже был мертв. Единственный человек, с которым она могла быть откровенна. Двор академии, бабушка с дедушкой, Нанадайме и надменный Саске — все это было где-то далеко и не с ней. А с ней же осталось только гулкое биение пульса и мысленные молитвы: «Пожалуйста, дядя, вернись!»****
Кохината Мукай щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. По воздуху распространялся крепкий сигаретный дым. У этого шиноби были своеобразные привычки. В минуту опасности он расслаблялся и предавался собственным слабостям: курил, хлебал из серебряной фляги саке. Но Итачи прекрасно знал, что именно после этого Мукай становился особенно опасен и начинал сражаться в полную силу. Вокруг них на земле растянулись шиноби Скрытого Тумана, более десятка. Они с Шисуи победили всех противников в одиночку. Остался только Мукай: их главная цель и самая сложная. Шисуи активировал шаринган и крикнул: — Кохината Мукай! Сдайся по-хорошему. Может, Хокаге-сама окажется снисходителен и не казнит тебя! Мукай ухмыльнулся, сплюнул на землю вязкую слюну и сделал глоток саке из фляги. — Шисуи Телесного Мерцания, — произнес предатель. — Слыхали, знаем. Ты известная личность. Однако у меня складывается впечатление, что ты ходишь только по солнечной стороне... Шисуи нахмурился. Мукай открыл правый глаз, избегая при этом шарингана. — …или же ты просто все еще ребенок? Он насмешливо изогнул губы и спрятал окурок в портативную пепельницу. — Вы же знаете, что я сделал. Мне не имеет смысла сдаваться. Эх, и кто бы мог подумать, что за моей жизнью придут два гения клана Учиха. Лестно. Весьма лестно. Но я не буду сдерживаться, ребятки. Объем его чакры резко увеличился. Вокруг левого глаза вздулись вены. — Бьякуган! — воскликнул Итачи.****
Церемония закончилась. Они всей семьей возвращались домой, только Саске остался в академии на занятиях в свой первый учебный день. Бабушка с дедушкой молчали, и Сарада чувствовала себя немного неуютно. С Микото отношения у нее были самые теплые, но с Фугаку… Сарада немного боялась своего деда с вечно суровым лицом, да и разговаривали они крайне редко. — Сарада, — вдруг произнес дед. — Да, Фугаку-сан. — Как твои тренировки? Один и тот же вопрос из раза в раз. Тебе ведь совсем не интересно, дедушка. Ты спрашиваешь просто ради приличия. — Все хорошо. Я тренируюсь с Изуми и иногда с Итачи-саном, если у него есть свободное время. — Учиха Изуми. Дочь Хазуки… Припоминаю. Они продолжили идти в тишине. Но дедушка неожиданно заговорил снова: — Я хочу взглянуть на твои навыки. У Сарады похолодело в груди. — Должен понимать, на что ты можешь рассчитывать. Договорись на днях с Изуми, проведете спарринг. При мне. — Хорошо, — выдавила Сарада. Действительно страшно. Она чувствовала, что за последний месяц стала сильнее: тренировки с Итачи и Изуми не прошли даром. В академии будущего у Сарады не было достойного конкурента, а работая с более сильным противником — и сам учишься гораздо быстрее. Но устроит ли ее уровень лидера клана? Сарада подозревала, что дедушка невероятно силен. Наверняка она будет выглядеть жалко в его глазах, как бы ни старалась и ни тренировалась. «А потом он скажет, что я бездарность и выгонит меня из дома. Нет, дядя не позволит ему. Но дядя на миссии, и он может… Нет. Не думай об этом!» Сарада стиснула зубы и крепко сжала кулаки.****
Бой развернулся в котловине на три-четыре часа к северу от Конохи. На скалистой местности не росло ни травинки, зато оказалось много отличных мест, чтобы притаиться в засаде. Главной стратегией было поймать Мукая в гендзюцу. Итачи отвлек внимание противника теневым клоном, спрятался за камнями и притаился, а Шисуи отважился вступить с носителем бьякугана в ближний бой. Он все пытался вывести противника на удобную позицию, чтобы Итачи смог применить технику иллюзии. Создать бы хоть крошечную лазейку в его сознании. Потом ведь можно будет протолкнуть иллюзию помощнее и все, миссия выполнена. Уже несколько раз Итачи казалось, что их взгляды пересеклись, но идеального случая все никак не представлялось. Благодаря своему колоссальному опыту Мукай успешно избегал шарингана. Шисуи применил технику Великого Огненного Шара. Мукай стоял в боевой стойке Мягкого Кулака, протянув перед собой руку, и не шевелился, будто не видел стены пламени, что надвигалась на него в лоб. Огненный Шар Шисуи был огромен. Технику такой мощности мог создать разве что Фугаку, лидер клана, больше никто. Прямой удар. Сейчас все будет кончено. Шар пламени врезался в неподвижного мужчину и вдруг разделился надвое, словно натолкнулся на невидимую преграду. Мукай стоял на прежнем месте и довольно скалился. «Черт. Его Мягкий Кулак смог разбить огненную технику?!» — в отчаянии подумал Итачи. Они снова вступили в ближний бой. Мукай отвернулся от Шисуи, чтобы не попасть в гендзюцу. Но друг только того и добивался. Взгляд Мукая блуждал по местности, как раз в той стороне, где притаился Итачи. Их взгляды пересеклись. Сейчас! Нет… Должны были пересечься. Что-то пошло не так. Мукай в тот же миг оставил Шисуи и взмыл вверх. Черт. Он раскрыл меня. Противник ловко прыгал по скале, направляясь прямо к укрытию Итачи. Шисуи, предоставленный самому себе, вдруг ухмыльнулся и исчез. В следующее мгновение он появился перед Мукаем и со всей силы зарядил ему ногой в лицо. Чудовищный удар откинул Мукая к отвесной каменной стене. Он ударился головой, упал и остался лежать неподвижно. Он… Он ведь расшиб себе голову. Но тело джонина вдруг обернулось надколотой деревянной колодой. — Замена! — воскликнул Итачи в панике. — Именно, — ответил голос за спиной. Итачи резко обернулся. Прямо перед ним стоял Кохината Мукай. Сердце ушло в пятки. Мукай молниеносно ударил Итачи двумя ладонями в живот. Страшная боль пронзила внутренности. Четыре удара. Итачи задохнулся. Он лихорадочно обдумывал контратаку, но Мукай зарядил новую порцию ударов: на этот раз восемь. Он бил мгновенно. Все восемь ударов врезались в тело одновременно. Нутро свело судорогой, руки, стопы местами онемели. «Нет, — билась в голове отчаянная мысль. — Если он закончит свою комбинацию — я погибну». Мукай замахнулся для новой атаки: шестнадцати ударов. Краем глаза Итачи заметил, что в размытом поле зрения вдруг возник Шисуи. С диким воплем он налетел на Мукая справа — со слепой зоны бьякугана. Мукай прервал комбинацию Мягкого Кулака, на время оставив Итачи в покое, поразительно легко увернулся от атаки, схватил Шисуи за горло и поднял высоко над землей. — Шисуи… — прошептал Итачи. Друг задыхался. Он извивался и дергался, сжимая запястье Мукая и тщетно пытаясь избавиться от железной хватки, сдавившей горло. — Это называется — «тренировки», — процедил Мукай. — Когда ты работаешь над своими слабостями. Недооценили вы старика, ребятки. — Кохината Мукай… — проговорил Итачи и шагнул к нему. Он ничего не мог сделать. Комбинация Мягкого Кулака запечатала течение чакры, глупо было помышлять о контратаке, но ноги продолжали шагать к Мукаю, словно это могло спасти Шисуи. — Хочешь, чтобы я убил его? Мукай сильнее сжал горло Шисуи, намереваясь раздавить ему кадык. Друг захрипел. — Прекрати! — едва не плача воскликнул Итачи. Чакра сама собой хлынула к глазам, активируя шаринган. Мукай презрительно ухмыльнулся. — Такое гендзюцу на меня не подействует. Он вновь повернулся лицом к своей жертве. Шаринган Шисуи трансформировался. Томоэ закружились, сливаясь в странный резкий рисунок, напоминающий сюрикен, а зрачок исчез — стал красным, как и вся радужка. Мукай моментально отвернулся. Если их взгляды и встретились, то лишь на тысячную долю секунды, хотя Итачи ставил на то, что они не пересеклись вовсе. Поймать человека в гендзюцу за такой короткий срок было невозможно. Но Шисуи это удалось. Рука, сжимавшая его горло, вдруг ослабла, и Шисуи, задыхаясь, рухнул на землю. В кулаке Мукая блеснул кунай. — Нет! — воскликнул Итачи. Но тот вдруг полоснул себя лезвием по животу. Его ноги подогнулись, и ослабевшее тело завалилось на бок. — Мукай! — просипел Шисуи и сухо закашлялся. Он поднялся на колени и подполз к поверженному врагу. Мукай попытался заговорить, и из его рта вылилась струйка крови. — Любое вмешательство в мой мозг — и запускается закладка, чтобы я убил себя, я ведь шпион… Они молча наблюдали за умирающим. Его отрывистый голос становился все тише и тише. — А ты, пацан… дьявольщина… Впервые такое вижу… Шисуи не ответил. — Вы хотите что-то сказать напоследок? — спросил Итачи. — Это все я… — бормотал Мукай, судорожно вздрагивая. — Жена и дети… н-ни причем… они… Они не знали… Дрожащей рукой он потянулся к карману. — Может, я п-прошу слишком… много… Итачи отстранил слабые пальцы Мукая, запустил руку в карман его штанов и извлек пачку сигарет — столь желанную для него. — …огня… — из последних сил выдохнул Мукай, с папиросой, прилипшей к губе. Шисуи полез в другой карман, щелкнул зажигалкой и поднес пламя к концу сигареты. Мукай затянулся и блаженно прикрыл глаза. — Вот, значит, к-как умирают шиноби… Он вынул изо рта сигарету, и все его тело расслабилось. — Я буду ждать вас там… Слепые глаза бессмысленно уставились в небо, а между пальцами неподвижной руки продолжала дымить початая сигарета. — Все кончено, — хрипло прошептал Шисуи.****
Итачи медленно ковылял по направлению к дому по темному кварталу Учиха. Он уже доложился Данзо и побывал в госпитале у Кирэй, но внутренности все еще болели. Ему сказали, что некоторое время он не сможет ходить на миссии и даже тренироваться. Мягкий Кулак — это не шутки. Вспышками накатывали воспоминания о минувшей битве, и мышцы немели от страха, каждый раз, когда воскресало это видение: задыхающийся Шисуи в руках Мукая. Он едва не погиб из-за меня. Как же я слаб. Черт! Итачи представил на мгновение, что было бы, если бы друг действительно не выжил. Перед его внутренним взором развернулась бездна одиночества, стало смертельно жутко. Больше ни с кем он бы не мог быть так откровенен, как с Шисуи. Никто не понимал его лучше. Разве что Данзо обладал способностью читать его мысли, но Данзо — не друг, он использовал свое знание для того, чтобы манипулировать им, так что это было даже плохо. Дом встретил его мертвой тишиной. Итачи вошел в прихожую, разулся и тяжело поднялся на порог. Каждый шаг отзывался болью внутри. Он хотел привычно крикнуть: «Я дома!», но все уже спали. Они даже не представляют, что я пережил. Я не хочу никого видеть. Итачи поплелся в свою комнату в темноте, как можно тише, чтобы не разбудить домочадцев. Где-то во мраке коридора послышался глухой шорох, из приоткрывшейся щели седзи в коридор выпал прямоугольник блеклого лунного света, и на пороге показалась невысокая фигурка. — Дядя? — едва слышно выдохнул знакомый голос. Сарада была в своей обычной повседневной одежде, не в пижаме. Неужели не спала? Она подошла настолько близко, что Итачи затаил дыхание. Что ты дел… Ее руки, ни секунды ни колеблясь, скользнули ему на спину. Она обняла его и прижалась так сильно, что внутренности снова свело спазмом. Уткнувшись носом в плечо, Сарада бормотала: — Дядя, ты живой… Щека племянницы нечаянно коснулась его шеи, и Итачи почувствовал, что она холодная и влажная от слез. — Сарада, — выдавил он и мягко добавил: — Мне больно. Она отстранилась, приподняла очки и вытерла глаза. — Спасибо, — вздохнул Итачи, проведя рукой по животу. Сарада избегала смотреть ему в лицо, вероятно, ей было стыдно за свой порыв. Но Итачи неожиданно для себя понял, что он счастлив. В этом доме все-таки был человек, который переживал за него и все время, что он сражался с Мукаем, думал не о домашних хлопотах, первом уроке в академии, величии и славе клана Учиха, а о нем, и молился, чтобы он, Учиха Итачи, выжил. Что ей сказать? Обязательно надо сказать что-то. Она должна знать, что я благодарен. Но я не могу… Шисуи прав. Я совершенно не умею общаться с людьми. — Спасибо, Сарада, — сказал он снова. Подумал и опять повторил: — Спасибо. Уже не за то, что она перестала его обнимать, а за то, что обняла. За то, что ждала. За влажные от слез щеки. За все сразу.