178
Конохамару казалось, что он закрыл глаза всего на миг, но неглубокая дрема подбросила ему до жути реалистичное развитие событий грядущего дня. Во сне он успел перебрать документы, которые передал ему Шикамару, получить анализы генетического теста Сарады, вернуться домой впервые за три дня и наконец помыться. После чего он сидел на веранде, выходящей во внутренний дворик усадьбы, держал на коленях Ханаби, хихикающую и мягкую, и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Пока она вдруг не сказала, что это их последняя встреча и что совет выдает ее замуж за кого-то кланового. Стук в дверь разбил неглубокий сон. Конохамару был одновременно зол и благодарен этому стуку. Сам не понял, как привычная тяга к покою и отдыху обернулась очередным кошмаром. Он вспотел. Руки онемели, шея затекла от неудобного сна прямо за столом. — Войдите! — воскликнул он хрипло. Спросонья хотелось пить. В желудке ощущалась неприятная резь. Озабоченный отвратительным послевкусием кошмара, Конохамару не сразу понял, что к нему на аудиенцию решили заглянуть старейшины. — Хачидайме, — с порога начала старуха. — Тебе придется объясниться. Конохамару нахмурился, готовясь к очередной проповеди. Он с трепетом относился к этим старикам, ровесникам деда, и уже давно подозревал, что так просто управлять деревней ему не дадут. Его считали неумелым ребенком, и Конохамару честно признавался себе, что в этом старейшины были совершенно правы. «Тебе придется объясниться». Грядущая дискуссия не обещала ничего приятного. А Конохамару и без этого был не в духе. Он не выспался, со вчерашнего вечера хотел есть, ему приснился кошмар о любимой девушке, и все это на фоне чертовщины с биджу, грозящей расшатать хрупкий мир и вывести Великие Страны на новый виток военных столкновений. — Дело касается Учихи Сарады, якобы возвратившейся с того света. Он поморщился словно от головной боли. — Как ты мог ее отпустить? Почему нечто в облике девчонки Учиха свободно разгуливает по деревне да еще и общается с джинчурики? — Это точно Сарада, — сдержанно ответил Конохамару. — Я проверил. — Пусть так. Ее все равно нельзя было подпускать к джинчурики, — встрял Хомура. — Шаринган Учиха способен контролировать Кьюби. Такое уже было. И мы едва выкарабкались из этого кризиса! Ты хочешь спровоцировать новый? — Так что вы предлагаете? — жестко уточнил Конохамару. — Джинчурики живет в ее доме. Запретить ей возвращаться домой? — Сараду необходимо было сразу же взять под стражу. Ты уже совершил несколько серьезных ошибок, и исправлять их необходимо немедленно. Конохамару закусил изнутри щеку. Он внутренне закипал и сам не мог отдать себе отчета, что его так раздраконило: обида за Сараду или просто брюзгливая трескотня стариков, когда он был в таком неприятном расположении духа и чувствовал себя более чем отвратно. — Распорядись выслать за ней несколько отрядов Анбу. Сараду нужно отделить от джинчурики. Пальцы судорожно сжались, сминая попавшийся под руку документ. Конохамару впервые понимал Пятую. Она запомнилась ему буйной тетенькой, но… право же… управляться со всем этим и сохранять невозмутимое спокойствие на посту Хокаге было невыполнимым заданием. Конохамару осознавал, что старики, в общем-то, правы, но что-то внутри него восставало против приказа старейшин взять Сараду под стражу. Она умудрилась захватить его в мощнейшее гендзюцу без зрительного контакта. Конохамару едва ли мог оценить пределы ее сил, но интуиция подсказывала ему, что Сарада Учиха — и близко не тот ребенок, каким казалась на первый взгляд. За ней нельзя было просто послать Анбу. — Это должен быть отряд Тонэки Ёро. Он лучше всех разбирается… — Я не стану посылать за Сарадой Анбу. Старуха осеклась. — Что это значит? — мрачно спросил Хомура. — То и значит, корэ! Конохамару отшвырнул испорченный документ, подался вперед и уперся руками в стол. — Ты не смеешь принимать такие решения в одиночку. Тебя избрали Хокаге за твою силу, но для того, чтобы управлять скрытой деревней, этого мало. Ты обязан прислушиваться к советам старших. В глазах потемнело от ярости. Он чувствовал себя уязвленным. Эти старики странно на него влияли. Ему хотелось устроить истерику, но он с досадой сознавал, что это лишь докажет их правоту. «Я не имею права принимать такие решения». За недолгий период времени они умудрились вдолбить ему эту идею в мозг настолько, что он стал сам в себе сомневаться. Тяжелый взгляд Шикаку, воскресший в воспоминаниях, чуть остудил его пыл. «Имеешь. Ты — Хокаге».****
Утренняя прохлада душила. Солнце мелькало в ветвях слепящими бликами, но тепла Сарада не ощущала ни на пути к кладбищу, ни тем более сейчас, под укрытием деревьев. Она оправдывала эту раннюю прогулку тем, что все-таки стоит навестить мамину могилу, но глубинная причина была иной. Заросли оборвались, открывая взору геометрически правильные просторы кладбища. Сарада задумалась, откуда бы начать поиски могилы матери, когда внезапно заметила вдалеке знакомую фигуру. Над пухлым воротом темно-зеленого жилета виднелся седой затылок, перетянутым позади повязкой протектора. Сарада по возможности скрыла чакру. Она не знала, как теперь показаться Какаши-сенсею. Последнее воспоминание перед смертью: Райкири, пробивающее грудь. Сарада сама не ожидала, что этот жест со стороны сенсея воспримет едва ли не с благодарностью. Успел остановить ее, помешал планам Черного Зецу, подарил ей право уйти вслед за Наруто… Вот только мир не пускал ее на покой. Возвращал в мир живых снова и снова, и Сараде начинало понемногу казаться, что ад находится на земле, тогда как ее раз за разом в него ссылают. Она продолжала стоять в кустах, не решаясь выдать свое присутствие. Безотчетная уверенность охватила ее: Какаши-сенсей пришел к могиле мамы. Из груди к самому горлу поднялась кипучая обида. Это не Конохамару, это он — Хатаке Какаши, Седьмой Хокаге — послал Сакуру на смертельную миссию. Впрочем, стоило ли винить его настолько? Мог ли он знать? Если бы знал — верно же, не послал бы… Сарада проклинала его и себя — и в то же время пыталась оправдывать. Она вдруг обратила внимание, что Какаши-сенсей очень уж часто смотрит куда-то вниз и в сторону, словно рядом стоял Паккун, с которым он вел беседу. Сарада тихонько выбралась из зарослей, чтобы пышный куст не закрывал обзор, и увидела рядом с ним маленькую девочку с розовыми волосами. Сарада хорошо запомнила этот образ из прошлого: играющие дети и среди них одна розовая макушка — маленькая мама, к которой она так и не осмелилась подойти. Пожалуй, она точно сходила с ума. Запуталась в бесконечных прыжках во времени. На скале Хокаге уже поставили леса, чтобы выдалбливать лицо Конохамару, а Какаши-сенсей стоял на кладбище и держал за руку маленькую Сакуру. Сарада усиленно пыталась распутать клубок парадоксов, когда ее огорошила внезапная догадка, еще более жуткая, чем головокружительное состояние неопределенности. Это не мама. Со спины разобрать было трудно, маленький ребенок, розовые волосы… Но у Сакуры в детстве прическа была другой — короткая, даже не до плеч, прихваченная яркой лентой на макушке. У этой девочки волосы были длинные, небрежно стянутые в неаккуратный хвост. Наверняка сама неумело собирала волосы, или это сделал кто-то другой, тоже совершенно не смыслящий в девичьих прическах. Это… моя сестра? Сарада едва ли сумела заглушить чувство дурацкой обиды. К Джуни она такого не испытывала, но эта девочка была не просто сестрой. Она занимала ее место. Я так и не родилась. И уже не рожусь. Я — это она. Но что-то не укладывалось. Не сходилось. Внутренний голос нашептывал Сараде, что ее родные братья и сестры были бы похожи скорее на Джуни, чем на эту малышку. Или никакой не внутренний голос, а просто Орочимару? Она выдохнула и покинула свое укрытие. Подошла совсем уж близко, но даже тогда Какаши-сенсей не повернул голову, хотя наверняка чувствовал ее присутствие. Могильный камень выглядел почти так же, как в прошлом. Сарада от нахлынувшего ощущения пустоты не сразу поняла, что именно ее смущает. Слезы смывали четкость восстановившегося зрения. Она с силой зажмурилась и снова посмотрела на могилу. Символы прояснились. Сакура… Хатаке Сакура. Сарада, округлив глаза, уставилась на Какаши-сенсея, словно ожидая объяснений, и, не дождавшись, перевела взгляд на девочку. Та забеспокоилась, ощутив внимание, и немного повернула голову, чтобы искоса подглядеть, кто это ею заинтересовался. Все неожиданно встало на свои места. Сарада с досадой упрекнула себя: как она сразу не поняла? Стал бы Какаши-сенсей возиться с чужим ребенком? О чем она только думала? Что папа ушел, а бабушки с дедушкой нет в живых? Что Какаши-сенсей взял дочь своих учеников прогуляться на кладбище? Но это новое открытие казалось немыслимым. Мама выбрала не папу? Какаши-сенсея?! Папа пытался убить ее… Но все-таки… Наверное, Сарада бы даже обиделась на Сакуру за такой выбор спутника жизни, но на мертвую маму обижаться было невозможно. — Вы ей не сказали, — вдруг поняла Сарада. Какаши-сенсей промолчал. Тоже украдкой скосил на нее глаза, точно так же, как минуту назад это сделала его дочь. — Если бы сказали, — Сарада продолжала развивать свою мысль, — она бы ни за что вас не простила. И… не выбрала. Он вздохнул. Не стал отрицать. — Но как тогда объяснили? — Сказал, что тебя погубил Черный Зецу, — признался Какаши-сенсей. — И ведь не соврали же. Снова воцарилось молчание. Девочка подергала его за руку и запрокинула голову, явно ожидая объяснений: кто эта незнакомка и о чем идет разговор. Сюрикен с жужаннием рассек воздух и звонко вонзился в мишень. Хатаке Асами тяжело дышала. Прическа совсем растрепалась, и розовые пряди спадали ей прямо на лицо, странно контрастируя с черной радужкой. Пожалуй, с зелеными глазами Сакуры ей было бы лучше. Свежее. Сарада присматривалась к сестре и приходила к выводу, что на маму она похожа разве только волосами. Сакура пыталась вести себя женственно, и в быту это удавалось ей на ура, однако стиль боя мамы оставался размашистым и грубым. В то же время движения Асами, невзирая на малый возраст и отсутствие опыта, уже были отточенными и изящными. Какаши-сенсей успел хорошо натренировать ее, а у самой девочки явно был талант к искусству шиноби. — Так вот почему вы оставили пост, — догадалась Сарада. Они стояли неподалеку. Асами, увлеченная тренировкой, их не слышала. А мой папа не бросил свою миссию, чтобы позаботиться обо мне. — Повезло ей. Сарада попыталась задушить разрастающуюся зависть. Эта девочка заняла ее место, но как же глупо было после такого бешеного опыта за плечами вновь претендовать на прежнюю нишу. — Ты так думаешь? — странным голосом осведомился Какаши-сенсей. Сараде стало стыдно. Жалея себя, совсем упустила из виду, что они обе потеряли мать. Вот только Асами осиротела на семь лет раньше. Нечему было завидовать. И в контексте недавних событий замечание о везении выглядело неуместно. — Я хотела сказать, ей повезло с отцом, — уточнила Сарада. Не то чтобы она хотела стать дочерью Какаши-сенсея. Сейчас она как никогда понимала отца. Но у Асами было то, чего сама Сарада волей родителя оказалась лишена. — Так что случилось дальше? — она вновь завернула беседу в прежнее русло. — Без поддержки Обито конфликт с Камнем удалось быстро задушить. Но статуя все еще оставалась на дне, и атмосфера между странами накалялась. Бесхозная сила. Каждый хотел прибрать ее к рукам. — Что стало с Шестым? — Шикаку вывел Коноху из острого кризиса и стал подумывать об отставке. Он всегда предпочитал больше тень. На пост Седьмого Хокаге претендовал Саске и, думаю, его бы даже избрали. Сильнее него шиноби в Конохе не было. — Что?! Саске… Хокаге? Но Нанадайме, — Сарада невольно повела плечом, сгоняя мелкую дрожь, — стали вы. — Да. Потому что Саске ушел. — Что?.. Зачем снова? — Чтобы отыскать риннеган. Я уничтожил один, но судьба второго неизвестна. Сама понимаешь, что было бы, если бы второй глаз попал не в те руки. Саске решил, что принесет больше пользы деревне, если отправится на поиски риннегана. А Хокаге стал я. — А что за война? Карин упоминала, что Итачи умер на войне. — Война началась немного после ухода Саске. Камень заключил альянс с Туманом, и флот Тумана кружил у берегов Страны Молний. Они явно искали статую. Облако терпеть не стало. А Коноха поддержала Райкаге, как полагалось союзникам. Мы понесли большие потери, но больше пострадало Облако. Война закончилась ничем. Статуя осталась на месте, все так же ничья. Вопрос — надолго ли. — И вестей от Саске так и нет? — Нет. Неизвестно, нашел ли он риннеган. Мы не знаем даже, жив ли он.****
Окольная тропа к кладбищу змеилась среди деревьев, повторяя все те же повороты. Или это память просто затерлась и накладывала реальность на ошметки тающего воспоминания? Сараду до тошноты изводило чувство, будто она вновь и вновь проживает один и тот же момент своего прошлого: тот самый, незадолго до рокового прикосновения к каменной статуе. Встреча с Какаши-сенсеем отвлекла ее от намеченной цели, но, освободившись, Сарада вновь вернулась на кладбище и отыскала дорожку, точь в точь похожую на ту, с которой началось ее путешествие. Изначально она не планировала побег. Просто хотела проверить, не появилась ли наконец та самая статуя, ведущая в обитель божества? Бессовестный самообман. Зачем бы она еще интересовалась статуей, если бы в глубине души и правда не планировала сбежать? Сарада еще ничего не решила. Рано было задумываться о побеге, не убедившись в возможности последнего. Но столкновение с Асами слишком расшатало ее душевное равновесие и укрепило в уверенности: этот мир — чужой. Ее место в нем занято. Сарада понимала, что сама виновата, мир вокруг изменился из-за нее. Но желание сбежать все равно ничуть не гасло, напротив, разгоралось сильнее. Хотелось снова очутиться в каморке божества — в том самом решающем месте, откуда можно было шагнуть куда угодно. И еще как никогда хотелось увидеть папу. Дух перехватило, когда вдали замаячило знакомое яйцеобразное изваяние. То самое. Не обязательно было тащиться в Страну Полей проверять, на месте ли камень, напомнивший ей о ловушке-портале божества. Сарада замедлила шаг. Страшно было прикоснуться к каменной бабе. Она опасалась разочарования. Статуя, покрытая пушистыми островками мха, окаменело потешалась над ней. Сглотнув, Сарада уверенно накрыла рукой макушку изваяния. Камень отдавал в ладонь ледяным холодом. В видении шарингана мир сменил краски: по сравнению с распаляющимся ярким очагом внутри статуи фоновый пейзаж казался бордовым. Техника перемещения работала вхолостую. «Она не может тебя протащить, Сарада. В прошлый раз ты была слаба. Сейчас это труднее», — поделился проснувшийся Орочимару. Откуда такие познания в божественных техниках? «Из твоей памяти». Она лихорадочно соображала. Переход работал, а значит, и шанс вернуться обратно из призрачной мечты становился вполне реальным. Пусть сейчас статуя «не могла ее протащить», но Сарада уже успела придумать несколько вариантов, как заставить бабу работать. И самый простой из них — довести себя до чакроистощения. Она отдернула руку и поежилась. Легкий ветерок пробежался на высоте по кронам деревьев. Круговорот чакры внутри каменной бабы понемногу угас, и с ним рассеялось желание воспользоваться обратным билетом. Возможно, виной тому были лица Карин и Джуни, всплывшие в воображении. Желание сбежать. И в то же время отравляющее чувство долга. Не так ли чувствовал себя отец, раз за разом покидая деревню? Только в его случае все, возможно, было как раз наоборот: желание остаться против чувства долга — бессменной миссии за пределами Скрытого Листа… Каменное изваяние осталось позади. Сарада уходила от него, не оборачиваясь. Утвердившись в возможности обратного путешествия, она немного успокоилась. Теперь собственное положение не казалось таким безнадежным. Сарада сражалась с идиотским желанием утащить статую к себе, чтобы она уж точно никуда не исчезла, и одновременно размышляла, чем ей заняться первым делом по возвращению домой.