О соли.

Часть 1 «Что-то не так» - мысль промелькнула, но тут же исчезла из памяти. На её место пришли сотни, тысячи других, разных - чужих, но своих одновременно. Прекрасно! Стало невыносимо, чудесно и чудовищно прекрасно. Несколько часов назад Шерлок сел за очередной химический эксперимент, довольно интересный и даже новаторский в своей узкоспециальной области, но определенно безопасный. Во всяком случае, Шерлок так думал. Но в какой-то момент стало ясно, что результаты не будут соответствовать предсказанным: резкий незнакомый запах, другой цвет реакции. А в следующее мгновение все стало иным, но Шерлок уже не мог этого заметить, потому что иным стал он сам. Новый Шерлок видел мир в его прекрасной первобытной простоте и ярком чарующем многообразии, а себя - новорожденным Богом. Он наслаждался и жаждал. А через какое-то время он вспомнил. Бог обрел душу и разум Шерлока Холмса, а жажда обрела желания. *** Джон устал после дежурства, хотелось скорее попасть домой. Пробок в это время уже не было, поэтому дорога заняла не более десяти минут. Придя домой, он застал друга в гостиной, склонившимся над приборами. - Привет. Я спать. И не буди меня в течение хотя бы трех часов, пожалуйста. Никакой реакции. - Шерлок! - Да – да, Джон, я занят. Эксперимент. Джон понял, что, по крайней мере, несколько часов сна ему обеспечено: если Шерлок садился за очередное исследование, его ничто не могло заставить отвлечься, пока тот не достигал серьезных результатов, а начал он, судя по всему, недавно. Джон поднялся к себе в спальню, быстро принял душ и, едва коснувшись головой подушки, уснул. *** Он не просыпается, когда дверь комнаты открывается и в проеме, освещаемом слабой коридорной лампой, останавливается его друг. Несколько секунд Шерлок стоит на пороге, глядя на спящего. Джон лежит на боку, спиной к двери. В тусклом свете видны обнаженные плечи, голова, склоненная к груди, поджатые ноги, прикрытые одеялом. В квартире так тихо, что самый громкий звук, нарушающий эту тишину, – ровное дыхание спокойно спящего человека. Но не для Шерлока: он слышит, как его собственное сердце бешено гонит кровь по телу, оглушительными ударами сообщая, что он все ещё жив, слышит ровное биение сердца Джона. Несколько неторопливых шагов и Шерлок стоит вплотную к кровати за спиной Джона – ждет, пока тот проснется. Он знает, что это произойдет в течение минуты, ведь Джон был на войне и выжил – он умел чувствовать опасность. Спустя 17 ударов сердца Джон открывает глаза. В следующее мгновение он понимает, что дверь в комнату открыта, а за спиной кто-то стоит. Тело срабатывает моментально, Джон резко наклоняется и выхватывает пистолет, лежащий под кроватью, и, резко развернувшись, наводит его на стоящего. Свет из коридора не дает ему увидеть лицо, но этого и не надо - он сразу узнает в темном силуэте Шерлока. Мгновение Джон держит пистолет наведенным, а затем опускает руку. - Твою мать! Какого черта ты делаешь, Шерлок? Я тебя чуть не застрелил, - голос после сна хрипит и срывается. - Джон, отдай пистолет, у тебя рука дрожит, - Шерлок наклоняется, вытягивает пистолет из пальцев друга и разряжает его, засунув обойму себе в карман. - Что ты здесь делаешь? – Джон не обращает внимания на незнакомый звон в голосе Шерлока. - Мне нужны они, Джон. Сейчас, - отвечает с секундной заминкой. - Кто «они»? - Мои сигареты, - голос звучит ровно. - Шерлок, мы договорились, что я не буду … - тянется рукой к выключателю прикроватного светильника, включает, - возвращать их тебе ни при каких обстоятельствах. Последние слова звучат глухо, потому что в этот момент Джон видит лицо Шерлока. Часть 2 Война показала Джону множество человеческих гримас – лица, искаженные болью и страхом, отчаянием и ненавистью, безумием и жестокостью, жаждой и похотью... Или, напротив, освещенные надеждой, наполненные сильным чувством любви и сострадания, желанием жить... Лицо, которое он видит перед собой, не похоже ни на одну из тех гримас и в то же время словно бы вобрало в себя их все. Несколько долгих мгновений Джон парализован этим полузнакомым взглядом, а потом одним быстрым движением оказывается стоящим на полу с противоположной Шерлоку стороны кровати. Тот остается неподвижен, только усмехается. - О, Джон! – в голосе звучит восхищение. – В чем дело? Мне просто нужны сигареты. Убил бы за одну, - невеселая и страшная улыбка расплывается на лице. - Образно, конечно. Мы договорились, что ты будешь держать их в доме и дашь мне только в самом крайнем случае. Или сейчас тот самый случай, или это правило больше не актуально. Джон застывает в напряженной позе, глядя на Шерлока и пытаясь понять, что произошло и происходит сейчас – и одно он знает точно: тот, кто стоит напротив, опасен. Очень. Он видит в руках Шерлока свой пистолет, который тот держит не за рукоятку, а за ствол. Пистолет разряжен – Джон слышал, как Шерлок разрядил его, но предпочел бы, чтобы оружия не было вовсе: ни в его руках, ни тем более в руках друга. Шерлок, будто читая его мысли, усмехнувшись, бросает пистолет на пол. - В гостиной, – сглатывает. - Сигареты в гостиной... В черепе. Шерлок смеется. - Джо-о-он! Вот уж не подумал бы, что ты считаешь меня идиотом. Это обидно, знаешь ли! Эти слова он говорит, неспешно обходя кровать и приближаясь к застывшему Джону. Тот понимает, что отступать некуда, и когда Шерлок оказывается у спинки кровати, делает рывок вперед, пытаясь перепрыгнуть и попасть к двери. Реакция Шерлока мгновенна: он в один прыжок оказывается рядом, одной рукой хватает Джона за волосы, резко дергая назад, а другой сразу же бьет точно в солнечное сплетение, не оставляя Джону шанса дать отпор. Острая боль скручивает тело, заставляя подавиться вдохом, перед глазами плывут темные круги. Шерлок позволяет Джону согнуться и, не давая ему прийти в себя, наносит ещё два точных и быстрых удара в живот. Резко рванув за волосы, тянет парализованное болью тело и несколько раз несильно прикладывает Джона головой о стену, а затем бросает на пол. Джон, наконец, может застонать, пытается перевернуться на живот, чтобы встать, но получает ещё один удар уже ногой. - Лежать! – холодно и резко. Джон пытается рассмотреть лицо Шерлока, когда темная мельтешащая пелена слегка рассеивается – он хочет знать, умрет ли сегодня. Шерлок присаживается рядом, приподнимает голову Джона, подтягивает за волосы к своему лицу. - Нет, Джон. Быть может, ты захочешь, – говорит серьезно, и в этом голосе Джон слышит только Шерлока, таким тоном тот делал замечания о новостях или погоде, - Но я не убью тебя сегодня. - Что ты принял? – сдавленным голосом спрашивает Джон. - Я не …, - опускает голову Джона на ковер, встает. – А впрочем … - Шерлоку хватает секунды, чтобы понять. – Эксперимент. Я что-то сделал не так … Или реактивы … - посмотрел на Джона – Я отравлен парами. Хорошая новость для тебя, не так ли? Ведь это значит, что меня скоро отпустит, – улыбается. – Или я сдохну. - Шерлок, тебе нужно в больницу. – Джон решает пока оставить попытки бежать, пытается восстановить дыхание. - Нет, Джон, мне нужно, чтобы ты спокойно полежал здесь, не делая глупостей, пока я схожу к себе – мне надо взять кое-что для тебя, - в голосе звучала сила и ещё что-то, заставляющее Джона по-настоящему запаниковать. - Хорошо, я … - Нет. – Шерлок оглядывает комнату. – Джон, у тебя сейчас возникла мысль попытаться сбить меня с ног. Не стоит, – говорит он, снимая со спинки стула подаренный Сарой галстук. – Перевернись на живот, руки заведи за спину. - Шерлок … – в голосе появляются умоляющие нотки, но Джон слушается. Он лежит лицом вниз на ковре своей спальни, одетый только в пижамные штаны, и протягивает руки соседу и другу, только что избивавшему его. Что дальше? Липкий страх и боль мешают думать, парализуют волю. Джон чувствует, как Шерлок усаживается ему на ноги, прямо под ягодицами, он ждет, что тот начнет связывать руки, но Шерлок вдруг накидывает галстук ему на шею и тянет на себя, затягивая. Джон дергается, пытаясь высвободиться. - Тише, Джон... – Шерлок говорит негромко, прерывисто. - Я не убиваю тебя - не мешай. Не мешай мне. Мне нужно немного подумать... Взять все необходимое, а для этого надо... Чтобы ты... На несколько минут ... Отключился. Джон продолжает извиваться, пальцами хватает Шерлока за ноги, сжимает, но бесполезно – через минуту сознание уходит. *** Джон приходит в себя - резкий запах вырывает его из уютного небытия, затем приходит боль, после режущий свет. Первые секунды только это и наполняет его мир. Позже приходят воспоминания и осознание, что он лежит в своей постели, а руки пристегнуты наручниками к спинке кровати. А потом он видит Шерлока, который сидит рядом и с наслаждением курит. - Я нашел... - говорит он, с улыбкой указывая на сигарету, и впечатывает окурок в грудь Джона. Часть 3 Джон не кричит – просто не может. Из горла вырывается сиплый стон, отзывающийся кашлем и новой болью, которая легко способна посоревноваться с болью от ожога. Он смотрит расширенными зрачками в глаза Шерлока и видит в них восторг и извращенное сочувствие. А тот, глядя на Джона, видит боль и страх, но под ними силу. Силу, которую так хочется взять, подчинить, попытаться сломать, испить её, насладиться ею. Силу, которая всегда так влекла и пугала. Силу, которой Шерлок хотел владеть. Силу, которой он так хотел подчиниться. - А вот и ты, Джон. Хорошо, что у тебя есть нашатырный спирт – ты долго не хотел приходить в себя, я успел заскучать. – Шерлок сморщился. – Можешь пока не говорить, береги силы, – он берет стакан воды, стоящий на тумбочке, и подносит к губам Джона. Джон приподнимает голову, морщась от боли, и жадно пьет - каждый глоток дарит болезненное облегчение. В комнате горит яркий верхний свет, шторы плотно закрыты. Джон видит, что на прикроватной тумбочке больше нет его вещей. Теперь там лежат вещи Шерлока. «Мне надо принести кое-что для тебя». Дыхание учащается, срывается, как будто каждый вдох и выдох требует усилий. Шерлок перехватывает взгляд Джона, пожимает плечами. Протягивает руку и берет с тумбочки нож, медленно достает из чехла. Небольшой, с толстым клинком и красивой резной рукояткой. - Твой подарок. Великолепный. Ты так любишь холодное оружие. Странно, ты ведь доктор, – проводит пальцем по лезвию. – Ты знаешь, что у некоторых народов есть суеверие, будто нельзя дарить ножи? Это может привести к ссоре. – Шерлок усмехается. – Так глупо – люди постоянно ссорятся. Джон заворожено смотрит на тонкое острое лезвие. - Джон, мне тоже страшно. Шерлок кладет нож обратно. Встает, поворачиваясь спиной к кровати, и начинает расстегивать мелкие пуговицы белой сорочки. Джон как-то думал о том, сколько же времени у Шерлока уходит на эту и обратную процедуру. Оказалось, не так долго - куда меньше, чем тому сейчас хотелось бы. Шерлок поворачивается обратно и, не глядя на Джона, снимает сорочку, аккуратно вешает её на спинку стула. Теперь они на равных. Джон пытается успокоиться, не допустить панику, которая, он чувствует, рядом. Слишком поздно для страха. Джон понимает, что ничто уже не поможет: остался только он сам, и самое страшное сейчас – потерять и это, последнее. Шерлок подходит, садится рядом с прикованным к кровати Джоном, протягивает руку, будто собираясь дотронуться до его лица, но, так и не сделав это, опускает. - Джон, только взгляни на себя. Ты прекрасен! - голос звучит глуше и ниже, чем обычно. - Сейчас такой беспомощный, но все ещё сильный. Сильнее меня. Даже сильнее меня. Мой трип – это не только пары, это – ты. Он уже держит нож в руке, и когда произносит последнее слово, лезвие касается груди Джона. Шерлок чуть нажимает и проводит неглубокую длинную линию от правой ключицы вниз и влево и останавливается в нескольких сантиметрах от соска. Джон вздрагивает и издает короткий стон в зажатые губы, тяжело выдыхает через нос. Из пореза тут же начинает сочиться кровь, дорожками стекая по правому боку. Шерлок с нажимом проводит пальцем по надрезу, вырывая ещё один глухой стон боли.Он смотрит на Джона внимательно, с волнением ловя каждый дрогнувший мускул, каждую новую морщинку, прорезавшую лицо. Дав себе и Джону несколько секунд, он рядом рисует ещё одну линию, параллельную первой, более глубокую, но короче. Джон отвечает лишь сдавленным тяжелым дыханием. За первыми порезами следуют другие. Шерлок экспериментирует с нажимом и формой, сравнивает реакцию: лицо Джона очень скоро превратилось в маску боли, но по звукам, вырывающимся у того из груди, можно было судить о её оттенках, если неглубоко в кожу воткнуть острие и слегка провернуть, стон превращается во всхлип; когда он почти ласково оставляет лишь тонкие царапины, Джон собирается с силами и пытается бороться, вгоняя в себя рвущиеся наружу звуки. Иногда Шерлок шепчет его имя, и когда он это делает, в голосе тоже звучит боль. Светло-серое постельное белье покрывается темными пятнами крови, сочащейся из истерзанных предплечий, груди и живота Джона. Шерлок почти не испачкался, на руках выше запястий крови нет. Это длится почти вечность, но, наконец, Шерлок останавливается. Джон открывает глаза, когда понимает, что ничего уже не терзает его кожу, и слышит тихий стук ножа, аккуратно положенного на тумбочку. - Всё? – Шерлок не разбирает, а скорее догадывается, что значит этот хриплый звук с интонацией вопроса. Он долго смотрит в часто моргающие глаза Джона и качает головой. - Ещё нет, Джон. Он берет белый платок и опускает его в сосуд с водой, стоящий на тумбочке. Подносит его к лицу Джона. - Приоткрой рот. Когда тот с трудом разрывает ссохшиеся губы, Шерлок сжимает руку, и тоненька струйка влаги льется в Джона. – Соль... Нет! Нет. Не надо, - он говорит быстро и внятно. – Пожалуйста... Нет. Шерлок, не отрывая взгляд от лица Джона, проводит платком по щеке вниз к шее, не дойдя до ключицы, останавливается. Джон дышит громко и тяжело. - Нет! Шерлок убирает руку с платком, но лишь затем, чтобы вновь обмакнуть в воду. Джон следит за каждым его движением и когда осознает, что новые муки, в разы страшнее прошлых, неизбежны, делает глубокий вдох и с силой сжимает зубы. Ткань касается свежих ран, скользит по коже, смывая кровь и превращая мир Джона в темный ад, наполненный жгучей, режущей болью. И в этой тьме он слышит только громкий, срывающийся голос Шерлока. - Кричи. Кричи, Джон! Дай нам насладиться твоими страданиями. Отдай мне их! Кричи! Выпусти! И Джон кричит, давая хотя бы малой части пламени, сжигающего грудь, выйти наружу. А когда он не может больше кричать, Шерлок останавливается. Обжигающая боль никуда не уходит, остается почти нестерпимой, но появляется надежда на облегчение. Джон не хочет открывать глаза, он хочет отключиться, но остается в сознании. Целую вечность, длиною в несколько секунд, ничего не происходит – только соль разъедает раны, а боль терзает тело. А потом Джон чувствует руки Шерлока на своих бедрах, которые тянут его пропитанные кровью пижамные штаны вниз. Он резко открывает глаза. Он понимает сразу, ещё до того как видит выпирающий член Шерлока, туго обтянутый тканью узких брюк. Откуда-то появляется сила – Джон тут же сгибает ноги в коленях, подтягивает к себе и резко разгибает, нанося пятками сильный удар Шерлоку в грудь. Тот не успевает среагировать и падает на пол, глухо стонет, секунду лежит на полу, а потом отползает и встает на ноги, не позволяя повторить удар. Замирает, глядя на Джона, обдумывает, как к нему подобраться. На лице появляется улыбка, широкая, почти безумная, глаза горят не просто похотью – страстью. - Я убью тебя, если ты ко мне подойдешь, - в хриплом голосе Джона звучит ужас, но не уверенность, с которой следует произносить подобные слова. Шерлок только шире улыбается ему и, не торопясь, начинает расстегивать ремень брюк, затем пуговицу и ширинку. Закончив, снимает, потом носки. Джон, не отрываясь, широко распахнутыми глазами следит за его действиями, даже боль уходит на задний план. Оставшись полностью обнаженным, Шерлок быстро походит к кровати на расстояние, где Джон не сможет его ударить, и просто прыгает тому на ноги, вжимая собой в матрас. Джон вскрикивает от боли в потревоженных ранах. Шерлок садится ему на колени и резко дергает штаны вниз затем, перенеся вес на бедра, полностью снимает. Джон рвется, пытается освободить руки от наручников, вновь повреждая запястья до крови. Шерлок просто сидит сверху, давая Джону время понять всю тщетность своей борьбы. - Я хочу, чтобы ты развел ноги, - говорит, когда Джон прекращает дергаться. – Ты сделаешь это? Джон молчит, тяжело дышит, глядя вверх. - Я все равно тебя возьму, Джон, - в голосе звучит сила. - Смотри на меня. Я получу это, так или иначе, – вонзает пальцы в глубокую рану на груди. - Я получу все. Я не получу ничего. Последние слова сказаны тише и растворяются в вопле Джона, который выгибается от боли и теряет контроль. Шерлок резко приподнимается, разводит ноги Джона и оказывается между них. Плюнув на пальцы – слюна смешивается с кровью – он смачивает свой прижатый к животу член и, приподняв бедра Джона, с нескольких попыток врывается в него. Затихший было крик возвращается, а затем переходит в стон, полный отчаянья и боли. Шерлок, сделав несколько резких движений, выходит, а затем входит вновь в уже почти не сопротивляющееся тело. Двигается медленно, не отрывает взгляд от лица Джона, слизывает соленую влагу с его глаз и щек. Он опирается на руки по бокам от груди Джона, стараясь не причинить новую боль, яростно и ласково шепчет, требует, стонет. Джон чувствует только муку и омерзение, но спустя минуты или часы незаметно для него все уходит, и его заполняет болезненное, пожирающее, бесконечное наслаждение. Он отвечает на жестокие и жадные поцелуи, стонет в унисон, кусает в ответ на укусы, движется навстречу. А потом не остается ничего. Только два обнаженных человека, спящих в окровавленной постели под блекнущим светом перегорающей лампочки. Часть 4 Джон давно не видел сны. Но сейчас он спит, и сознание рисует перед ним картины и образы: он ребенок, ему около семи, после купания лежит на песчаном берегу – совсем один, но это не страшно: он привык. Лежать неудобно: песок колется, и руки устали – он проплыл так много. Мальчик Джон переворачивается и смотрит в пустое серое небо. А потом он просыпается. Хочет перевернуться набок, но тело не слушается. Дергает рукой, закованной в браслет от наручников. Боль приходит волной. Не той, что сшибает с ног и уносит в открытое море, но той, что накрывает с головой, забивая легкие соленой водой, если ты не готов к ней. За волной боли приходит следующая. Волна воспоминаний. Цунами безумия, ужаса, боли. И бежать Джону некуда. Хочется кричать, но горло больше не способно издавать громкие звуки. - Джон, – он не знает, слышит ли голос Шерлока наяву или он звучит в его голове, как отголосок воспоминаний. Джон с трудом открывает глаза: веки слиплись. Сначала перед глазами только белая пелена, а когда она слегка рассеивается, он видит потолок и стены своей спальни, свое тело, прикрытое по пояс одеялом, бурые пятна засохшей крови и Шерлока, сидящего на стуле возле кровати у его ног. «Это не закончится никогда» - приходит скорее не мысль, а осознание, и Джону становится все равно. Он чувствует, что подошел к черте, за которой ничего нет – ещё немного, и он окажется за ней. - Джон, - Шерлок произносит имя на выдохе, в голосе звучит облегчение обреченного, когда дата казни уже назначена. – Джон. Шерлок полностью одет. Чистая белая рубашка, слегка помятые, в пятнах крови, брюки. Руки чистые – только под ногтями кое-где засохшая кровь, пальцы сцеплены, сидит ровно, неподвижно, напряженно. Он судорожно вдыхает прежде, чем заговорить. - Я вколол тебе обезболивающее. Я не знаю, подходит ли оно … Тебе больно? - Пить, – почти беззвучный сип – это все, на что сейчас способен Джон. Шерлок тут же встает – распрямляется, как сжатая пружина. Подходит к Джону и аккуратно подносит заранее подготовленный стакан к его губам. Тот с трудом глотает воду. Шерлок помнит, как ночью точно так же поил Джона из этого же стакана. Он помнит все – каждую секунду каждой минуты: каждое чувство, каждую эмоцию, каждую свою мысль, каждое свое действие и реакцию на него, помнит муку, отражавшуюся на лице его друга, крики и стоны, помнит свой экстаз в ответ на них. Помнит боль и нетерпение, когда он вторгался в тело Джона, любовь и восторг, наслаждение и радость обладания. Единственное, что он не помнит, где был в это время он сам - тот, кто никогда не допустил бы этого. Джон опустошает стакан на половину и останавливается, поняв, что больше не может. Но становится легче. Чуть-чуть. Одного взгляда на лицо Шерлока хватает, чтобы понять, что это уже не тот, кто вошел в его спальню без стука. Настолько не тот, насколько был всегда. Шерлок ставит стакан и, секунду постаяв рядом, возвращается на стул. - Джон, ты все ещё в наручниках, потому что я хочу, чтобы ты выслушал меня. Мне хватит минуты, - он смотрит прямо перед собой, ни на что конкретно. – Я знаю, мне не сказать ничего, что могло бы изменить произошедшее, изменить хоть что-то. Я только хочу, чтобы ты это услышал. Для тебя самого, – он говорит очень быстро, пальцами вцепившись в колени. — То, с чем ты столкнулся вчера... Мне хотелось бы сказать, что это не я... Что это результат отравления. Но... Это я – ты знаешь. Часть меня. Часть меня, возведенная в квадрат и лишенная всего остального, что делает меня человеком. Это всегда было во мне, но я быстро научился бороться: моя работа и одиночество спасали меня. Я даже начал думать, что все исчезло, ушло. Я впервые позволил себе... Иметь друга. Полюбить. Я не имел права. Джон, то, что ты пережил, что я заставил тебя пережить … Я никогда бы не сделал ничего подобного... Если бы мое Ид не вырвалось наружу и не осталось один на один с тобой. Я не ищу прощения. Я не прошу ничего. Я только хочу знать, что ты справишься. Он, наконец, смотрит Джону в глаза. И видит в них то, что так надеялся увидеть: ненависть и возвращающуюся силу - Джон все ещё цел. - Если ты со мной закончил – убирайся, - голос очень хриплый, каждое слово дается с трудом. Шерлок подходит к изголовью кровати. Наклоняется и поднимает что-то с пола. Пистолет. Затем достает из кармана обойму и ставит её на место. Кладет оружие на тумбочку. Глаза Джона закрыты, он не открывает их, ни когда слышит щелчок заряжаемого пистолета, ни звук ключа, проворачиваемого в замке наручников и освобождающего сначала одну руку, затем другую. Когда пальцы Шерлока касаются его кожи, хочется сжаться в комок и исчезнуть, но Джон только сильнее сжимает зубы. Он с трудом опускает руки - мышцы почти не слушаются. - Убирайся, - шепчет Джон, слыша, что Шерлок все ещё стоит рядом. – И я не хочу, чтобы ты был в квартире, пока я не уйду. Несколько часов. Съезди в больницу. Куда хочешь... Убирайся. Джон слышит шаги и звук прикрываемой двери. По щекам текут слезы. Рыдания рвутся из груди, но Джон не дает им волю. Возможно позже, но сейчас он должен найти силы и действовать. Встать. Это нелегко, но он спускает ноги и садится на кровати. Голова кружится, и его начинает мутить, когда он чувствует в себе сперму Шерлока. Джон не помнит, как тот кончил в него. Он вообще почти не помнит акт насилия – с какого-то момента. А то, что помнит, хочется стереть, уничтожить. Джон некоторое время просто сидит, разминает ноги. Боль не так сильна, как следовало бы ожидать - обезболивающее работает. Когда чувствует, что может подняться без риска рухнуть на пол, встает и подходит к зеркалу. Джон с трудом узнает себя – лицо за ночь постарело на несколько лет, под глазами залегли синие тени, на шее след от удавки, а торс почти полностью покрыт коркой засохшей крови, из-под которой виднеются глубокие порезы. Кровью измазаны член и ноги. Джон долго смотрит на себя, а потом идет в ванную. Часть 5 Миссис Хадсон была очень удивлена и расстроена, когда, вернувшись из Брайтона, где неделю гостила у сестры, узнала, что глубоко любимый ею Джон Ватсон съехал. Когда она попыталась расспросить Шерлока о причинах, тот, не сказав ни слова, ушел в спальню. По его лицу миссис Хадсон поняла, что пока лучше не задавать вопросов. Она очень волновалась за Шерлока – тот и раньше впадал в депрессивные состояния, но он никогда не выглядел таким застывшим и отстраненным. Миссис Хадсон боялась представить, что должно было произойти, чтобы такой терпеливый и терпимый ко всем недостаткам и особенностям друга Джон, не попрощавшись, съехал, а всегда непробиваемый и сильный Шерлок превратился в тень. Она несколько раз пыталась звонить Джону, но сначала он не брал трубку, а потом и вовсе стал недоступен. В квартире осталось много его вещей, словно он собирался в спешке и брал только самое необходимое, но в спальне Джона был идеальный порядок. А ещё он почему-то забрал с собой матрас и ковровое покрытие. Но больше всего миссис Хадсон беспокоили засохшие следы крови кое-где на плитке в ванной комнате Джона. Следы пальцев. Небольшие подтеки крови возле раковины. Когда она думала об этом, ей даже пришла в голову мысль попросить Шерлока съехать, но миссис Хадсон быстро её прогнала. Тот стал ей родным, она ему верила, и ей хотелось помочь ему. Но как - она не знала: её оживленное щебетание не вызывало никакой ответной реакции, разве что иногда улыбку вежливости. Миссис Хадсон взяла за правило готовить ужин на двоих и приносила его в гостиную Шерлока. Ел ли он его, ел ли он вообще – она не знала, но утром находила чистые тарелки на кухне. Когда она заходила, он обычно лежал на диване, отвернувшись к стене, иногда стоял у окна или сидел в кресле, но не было похоже, чтобы он был чем-то занят. Раньше этого просто невозможно было представить. Часто он вообще не выходил из спальни. Ни скрипки, ни расследований, ни экспериментов. Так продолжалось несколько недель, пока однажды у миссис Хадсон не сломался телевизор, и она не попросила у Шерлока разрешения посмотреть очередную серию любимого телешоу у него. Он, конечно, был не против, и с тех пор миссис Хадсон почти постоянно слышала звук работающего телевизора в квартире Шерлока. Её радовала эта небольшая перемена в его образе жизни, пока она не поняла, что он день за днем проводит, переключая с канала на канал, иногда прерываясь на короткий сон. Миссис Хадсон не могла избавиться от мысли, что Шерлок нашел персональный способ самоубийства. *** Джон устал после дежурства. Он медленно бредет в свое новое жилище, возвращаясь со своей новой работы. Он снял маленькую квартирку в Луишиме и нашел место врача приемного отделения в муниципальной больнице неподалеку. Джона устраивает его новая жизнь: суточные дежурства чередуются с перерывами на короткий сон. Он быстро понял, что чем больше работать, тем меньше шансов видеть сновидения. Джона не мучают кошмары - он никогда их не видел, но его сны, яркие, реалистичные, наполненные жизнью, не похожи на его теперешнее существование, что просыпаться слишком больно, невыносимо, как будто раскаленный штырь терзает сердце. Работа не оставляет времени на посторонние раздумья, чем меньше мыслей – тем меньше чувств, меньше боли и даже пожирающая пустота душит не так сильно. Чужие страдания, постоянное напряжение и такая реальная смерть вокруг всегда умели оттеснить темноту куда-то вглубь, где она жила, но не убивала Джона. Так было в Афганистане, так происходит и теперь. Исключением был недолгий период Шерлока в его жизни: тогда пустота отступила, исчезла просто так, не требуя от Джона ежеминутно жить чужой болью и умирать чужой смертью. Джон заходит в темную квартиру, которая, как всегда, встречает его звенящей тишиной и давящими стенами не его дома. Раз за разом Джон повторяет заученный алгоритм: принимает душ, разогревает купленную по дороге еду, ужинает, ложится в постель и, проверив на месте ли пистолет, тут же проваливается в сон. Но иногда прежде, чем лечь, он, раздевшись, подолгу стоит в ярком свете лампы перед зеркалом в спальне. Раны заживают: некоторые почти затянулись, оставив на месте себя темные шрамы, но самые глубокие будут срастаться ещё долго. Джон не стал накладывать швы – не посчитал нужным. Взгляд Джона прикован к коротким глубоким линиям в районе солнечного сплетения, которые складываются в буквы, а те, в свою очередь, в слово. Иногда он думает, что должен что-то сделать, чтобы оно исчезло, чтобы исчезло навсегда: немного такой привычной боли, и оно перестанет прожигать его насквозь. Вот только Джон знает, что Шерлок вырезал это не только на его груди, он проник глубже, и с этим не справиться при помощи подручных средств. Джон с нажимом проводит рукой по рельефным шрамам, будто пытаясь стереть, и ложиться в постель. И пока не приходит сон, перед глазами стоят пять вырезанных на его теле букв, складывающихся в слово «люблю». *** Шерлок сидит в кресле в гостиной, когда сквозь шум слышит звук останавливающейся машины. Он несколько раз покачивается вперед-назад, медленно встает и подходит к окну. Вовремя, чтобы увидеть, как Джон расплачивается с таксистом. Шерлок несколько секунд смотрит на склоненную к машине фигуру, затем поворачивается, делает пару шагов в сторону двери, но останавливается, чтобы кинуть ещё один взгляд в окно – Джон стоит на тротуаре и провожает взглядом отъезжающую машину. Шерлок с нажимом проводит рукой по виску, щеке, шее и, рванув воротник сорочки, быстрыми шагами пересекает гостиную. Спускается по лестнице и замирает на нижней ступеньке, с силой вцепившись в перила. Потом ещё несколько шагов, и он у двери, тянется к ручке, но не поворачивает. Джон его не торопит, просто стоит и смотрит на свое отражение в темной поверхности. Так длятся секунды, пока, наконец, не щелкает замок, и дверь не открывается. Два мужчины мгновение стоят против друг друга, соприкасаясь взглядами, а затем Шерлок поворачивается спиной, проходя вглубь прихожей. Джон следует за ним, сохраняя дистанцию. Шаг за шагом, они медленно поднимаются по лестнице и входят в темную гостиную, освещаемую только уличным фонарем. Шерлок останавливается посередине комнаты и замирает лицом к окну, только его плечи медленно поднимаются и опускаются в такт дыханию. Джон проходит к камину и включает неяркий свет. Шерлок поворачивается, лицом и глазами впивается в фигуру Джона, который секунду неподвижно смотрит в точку на полу, а затем одновременно поднимает глаза на Шерлока и засовывает руку в карман куртки. Когда их взгляды встречаются, Джон достает из кармана нож. Тот самый. Шерлок не двигается, только следит за движениями рук. Джон медленно вынимает нож из чехла, секунду смотрит на сверкающее лезвие, а затем одним резким и быстрым движением оставляет глубокий и длинный порез на своей левой ладони, поднимает глаза на Шерлока и сжимает руку в кулак. Нож с громким стуком падает на пол, а за ним крупные капли крови, тут же превратившиеся в тонкую струйку. Лицо Шерлока искажается гримасой ужаса и боли, он покачивается и медленно падает на колени, тело скручивает, будто судорогой, несколько раз он пытается вдохнуть, а потом выпрямляется, на коленях подползает к Джону и замирает у его ног, низко склонив голову. Джон медленно разжимает пальцы окровавленной руки, и Шерлок с тихим всхлипом приникает к ней губами. По его щекам текут слезы, смешиваясь с кровью, и вновь орошают поврежденную плоть соленой влагой. Джон протягивает другую руку, запускает в волосы Шерлока, сначала крепко сжимая, а затем успокаивающе поглаживая, и опускается рядом.