Их мир

      — Ты этого не видишь, верно? — безмолвный вопрос, задаваемый раз за разом лишь взглядом.       Мир в глазах Киэльнода сер. Он колеблется, переливается в серебрянных и серых красках. Неясно сияет, уводя взор от материального, обращая его туда, где царствует что-то совсем иное. То, в чем жизни нет и быть не может вовсе.       Мир для Киэльнода очень шумен. Он говорит с ним сотнями голосов постоянно, без перерыва. Мир стонет и плачет, кричит и беснуется. Не дает услышать звуков живых, лишь мертвое эхо загробной жизни.       Мир для Киэльнода полон ненависти. Призрачное сияние несет угрозу, а голоса шепчут проклятия. Столько злобы, что, кажется, он скоро в ней захлебнется.       Киэль прекрасно знает, что участь свою заслужил. Сколько их, беспокойных духов людей, которых он собственными руками отправил на смерть там, в Башне? Десятки? Больше сотни? Сколько из них женщин? А сколько детей? Сколько виновных, а сколько невинных? Киэль знал ответы на все эти вопросы. Он запомнил каждого в лицо, способен был узнать по голосу, всегда понимал, кто именно с ненавистью дышит ему в затылок. Он знал всех своих жертв.       — Совершенно не понимаю, о чем ты, — такой же безмолвный ответ, полный лживого недоумения. Правду сказать так сложно, когда в ней скрыто столько боли…       Мир для Ланосте ярок. Он цветет различными красками, но выцветает, когда приходит она. Становится таким же скорбным, как и выражение ее лица.       Мир для Ланосте почти бесшумен. Ведь она всегда молчит, лишь смотрит с грустной улыбкой, словно и хотела бы уйти, но его оставить не в силах.       Мир для Ланосте полон печали. Он не в силах забыть далекую трагедию, не в силах начать жить заново. Она не дает забыть, появляется вновь и вновь всегда, стоит только ему попытаться перестать раз за разом переживать старую боль.       Ланосте знает, насколько перед ней виноват. Он обещал защитить, но что в итоге? Обещал, что они всегда будут вместе, но что теперь? Они действительно вместе. Он и призрак покойной Эферии, что улыбается нежно, но так печально, гладит неосязаемо по щеке, но душу от прохладного прикосновения режет болью. Он хочет отпустить, но не знает как.       — Каков мир для тебя?       Они смотрят друг на друга, обмениваются молчаливыми взглядами, не давая ответа на незаданный вслух друг другу вопрос. Их миры абсолютно разные, но губят обоих одинаково.       Киэль чувствует запах тлена. Он сопровождает Ланосте постоянно, неуловимый, но такой сладкий и манящий. Чувствует ли его сам председатель, или привык к нему настолько, что уже не обращает внимания? Киэльноду так любопытно, но так боязно задать интересующий его вопрос… Ему только и остается, что задумчиво вдыхать тонкий аромат, легким шлейфом стелющийся за мужчиной, и провожать того взглядом. Каждый чертов раз, когда они встречаются где-то.       Ланосте чувствует мертвенный холод. Он появляется везде, куда приходит Криши, но тот словно не замечает его. Словно тонкий плащ способен защитить от этого ледяного дыхания бездны. Председатель сам неосознанно плотнее кутается в мантию, ища спасения от холода, и смотрит на Киэльнода. Он не может спросить, но сверлит взглядом, словно надеясь найти ответ самостоятельно. Но не находит, всегда оставаясь ни с чем и со все более растущим любопытством.       Они смотрят в глаза друг другу и видят то, что никогда не заметит никто другой. Нечто, недоступное взглядам посторонних. Недоступное тем, кто сам не был отмечен печатью смерти, что влекла к себе призраков, привязывала их к живому человеку и заставляла служить пожизненным напоминанием о его грехах и ошибках.       Они видят неизбывную тоску и страх, боль с долей отчаяния, в глазах друг друга, но не в состоянии озвучить свои вопросы. Словно сами они призраки, неспособные достучаться друг до друга, привязанные лишь к собственной трагедии, которую вынуждены переживать раз за разом, слушая голоса иного, мертвого мира.       Вино красными отблесками играет в свете угасающих свечей, который для обоих не имел уже никакого почти значения. Для одного мир был сер всегда, для другого он начал вновь терять краски только сейчас, ведь он снова забылся.       — Твой мир…       — Совершенно отличен от твоего.       — Нет, он такой же…       — Мертвый.       — И все же…       — У нас еще есть шанс.       — Наши призраки прогонят друг друга?       — Безусловно.       Мир не становится резко ярче, не исчезает холод и запах тлена. Но голоса вдруг становятся тише, а она так и не приходит. Возможно, призраки, призванные быть вечным укором, не способны сосуществовать в одном пространстве. Возможно и то, что им просто дали короткую передышку.