Эксцентричные мужья-убийцы

— Какой красивый нож, — произнёс Уилл задумчиво. Нож, который он держал в руках, не был большим, стальное лезвие около десяти сантиметров плюс простая и элегантная серебряно-чёрная ручка. — Это Iisakki Jä rvenpää, он финский. Традиционная форма ножа, которая носит название пуукко. Настоящее мастерство. Рукоять идеально легла в ладонь Уилла. Он осторожно проверил лезвие большим пальцем и счёл его достаточно острым. — Хочешь, чтобы он стал твоим? — предложил Ганнибал. — Я не могу просто забрать твой нож. — У меня много ножей, и этот подходит тебе идеально. Важно быть единым целым со своим оружием. И я почту за честь сделать тебе такой подарок. — В таком случае буду благодарен. Во взгляде Уилла на нож проступала неистовая жестокость, и у Ганнибала зародилась идея, внушающая одновременно ужас и восхищение. — Желаешь протестировать его на мне? Уилл будто бы онемел от услышанного. — Ганнибал… — Это оружие, и ты должен научиться правильно с ним обращаться. Я не буду сопротивляться, как и моя кожа не будет сопротивляться лезвию. Тогда Уилл взглянул в глаза Ганнибалу и поднял нож так высоко, что тот почти упёрся острым кончиком в горло. Ганнибал слегка приподнял подбородок, подчинившись. Его ноздри раздувались, верхняя губа подрагивала, адреналин наполнял кровеносную систему. Часть Уилла жаждала перерезать это горло прямо здесь и сейчас. У него были свои потребности, потребности, которые Ганнибал лелеял и воспитывал, и даже эта игра сейчас была тестом, вот только Уилл не знал, как именно она должна закончиться. Провалит ли Уилл тест, если убьёт Ганнибала? Или же провалит, если сдержится? Ганнибал сделал шаг навстречу. Они были чересчур близко, Уиллу казалось, что кровь смешивается в месте их воображаемого прикосновения, хоть физически они до сих пор не притрагивались друг к другу. Уилл удерживал острие у горла Ганнибала, чуть выше адамового яблока. Стоит сделать одно лёгкое движение — и рана в течение секунды станет фатальной. — Тебе известно, что ты играешь с огнём? Это была правда, и Ганнибал нуждался в этом сильнее, чем в чём-либо другом — принимать на себя риски в жажде узнать, чем закончится игра. Сохранность его собственной жизни в данный момент стояла на второй ступеньке после любопытства. — Такова уж моя суть, — ответил Ганнибал, и Уиллу ничего не оставалось, кроме как коварно улыбнуться. С кем бы не сравнивал его Уилл за эти годы, сравнение с дьяволом было у Ганнибала самым любимым. — В ближайшее время ты можешь сильно обжечься. На Ганнибале была только рубашка — в присутствии Уилла он не нуждался ни в броне, ни в маскараде — и нож прошёлся по ней предельно чисто, одним движением отпарывая пуговицы, но при этом также задевая ткань. Следующими последовали рукава, которые Уилл наполовину срезал, оголив доступное пространство мягкой кожи, чтобы водить по ней острой стороной лезвия. Ганнибал стоял неподвижно, позволяя Уиллу очерчивать своё тело ножом. Уиллу понравилась структура и податливость мышц плеча, и он позволил лезвию погрузиться из чистого любопытства — как ребёнок, которому впервые вручают настоящие ножницы, и он начинает резать всё подряд из чистой жажды познания. И как ребёнок, он отбросил любую последовательность действий, не начинал осторожно, не сдерживался, как поступило бы большинство взрослых, а просто без малейших колебаний оставил на теле Ганнибала глубокий порез. Резать Ганнибала было превосходно, тактильное ощущение сопротивляющейся кожи, затем наконец плотной мышцы, чистый, острый запах крови, проникающий в ноздри, вид выступающей красной жидкости, растекающейся по обе стороны раны и образующей на бледной коже длинные паучьи лапки. Ганнибал оставался спокойным и сдержанным, из-за остроты лезвия разрез не был болезненным, боль пришла позже — притуплённая, медленная, но он смог справиться с ней, не дёрнувшись и не выдав ни звука. Следующую полосу Уилл провёл по животу (задев скорее жир под кожей), потом по предплечью (разрезав толстый слой загорелой шкурки), и после поднёс нож к лицу (которое к этому времени стало напряжённым, а вот от боли, стресса или возбуждения, Уиллу было неизвестно). Уилл заглянул в глаза с вызовом, делая разрез на щеке чуть ниже левого глаза. В ответ глаза Ганнибала расширились — от благоговения, преданности и удивления — а затем он мгновенно проследовал языком к губам, чтобы слизнуть каплю стекающей крови. Это действие испугало Уилла достаточно, чтобы он покинул состояние своего импровизированного транса. Уилл не жалел о содеянном, просто не хотел продолжать причинять Ганнибалу боль, поэтому поцеловал, смакуя его кровь на губах и пачкаясь в ней, когда прижимался всем телом к любимому. — Ты был прекрасен, Уилл. — Первые слова, которые произнёс Ганнибал после того, как их губы разъединились. — Ты бы видел себя со стороны. — Я видел себя в твоих глазах, — прошептал он в ответ. Ганнибал удалился в ванную, чтобы наложить швы, настаивая, что в помощи он не нуждается. — Ты пропустил ещё один на лице, — произнёс Уилл, когда тот вернулся в спальню. Ганнибал взглянул на него с теплотой. — Этот я пропустил специально. Тут будет шрам, и оставленная тобой метка окажется видимой для всех окружающих.