Родственные души

Дорога жизни может неожиданно свернуть куда угодно, особенно когда, идя по ней, ты ненароком задел так много людей, что подавляющее большинство из них ты не помнишь, не знаешь, не узнаешь. Зачастую ты даже не слышал о них. Путь Куроро приводит его на выжженную солнцем равнину, где встающее прямо из песков солнце всегда алое, совсем как глаза Курута. – Ублюдок... – вслух вспоминает Куроро, скрываясь на время дневного зноя в душной палатке. В этом оскорблении нет злости и раздражения, скорее даже восхищение. Первый человек, который смог обойти Куроро, загнав в такую глушь, оставив безоружным. Первый человек, которым он – убийца, лжец, вор – захотел обладать с первой минуты, как увидел. Пусть для этого даже пришлось бы применить насилие. «Выигранная первая партия – лишь игра случая, везение новичка», – думает Куроро, уверенный, что успешно избавится от присутствия чужого нэн у своего сердца. Как же тогда он заставит Курапику поплатиться за сделанное? Из-за него Куроро лишился двоих соратников, но, учитывая то, что те сами допустили просчеты, только ли его в этом вина? Куроро до этого так много у него отобрал, что, можно считать, теперь они в расчете. Что же Курапика будет делать, когда осознает, что вынужден будет простить Куроро либо погибнуть? Он же хочет жить только ради мести, это слишком очевидно. А ее свершение наступит, только если ему удастся лишить Куроро жизни. Если вообще возможно убить того, кто связан с тобой самой судьбой. – Что ты сейчас чувствуешь, начиная осознавать это? Что больше всех в этом мире ты похож на меня? На убийцу, пользующегося для достижения целей теми, кто ему поверил? – голос Куроро мягок, почти игрив. Он говорит так, словно находящийся за тысячи миль Курапика способен его услышать. Впрочем, подобная вероятность существует – по легенде, со своей родственной душой можно обменяться мыслями. Подсмотреть его сны. Передать часть своих знаний. Куроро еще не до конца понимает, как именно работает его собственная связь, но тем любопытнее постепенно узнать ее возможности. Намного интереснее идти по дороге, когда не знаешь – что именно заходится за ближайшим поворотом. – Наше пути пересекутся скорее, чем ты думаешь, – добавляет Куроро, вспоминая, как впервые ощутил свою связь с неожиданно объявившимся врагом. Это было еще до того, как лезвие, сотворенное из нэн, совсем легко кольнуло сердце. Что-то перещелкнуло в голове, будто спустили курок, и с тех пор пришла заинтересованность, похожая на одержимость. Первое в жизни влечение не к вещи, а к человеку. А затем пришли сны – сумбурные и путаные, в которых Куроро видел лес, где жили Курута. Он спал в их хижинах и ел их еду, катался на их ездовых птицах, облачался в неудобные одеяния. Это его сны – сразу понял Куроро, ничуть не смущаясь, что среди них были и те, где Курапика долго полосовал его ножом, неловко пытался выпотрошить, придушить, растерзать. Куроро был тем, кто убивал себя – смотрел его глазами, владел его руками – и восхищался, заливаясь необыкновенным восторгом, вызываемым брызгами крови, разлетающимися ошметками внутренностей, мучительностью смерти, той одержимостью, что он вызывал. Страсть под маской сдержанности – такими были они оба, действительно схожие куда больше, чем можно было увидеть на первый взгляд. И теперь, когда до возвращения способностей оставалось всего несколько шагов, можно было немного побаловать себя чужими снами. Привыкнув к спертому воздуху палатки, Куроро вспоминает тонкую, принятую им за женскую красоту и волнующее чувство смятения в глазах, и сон откладывается на те минуты, которых Куроро достаточно для снятия напряжения. Он резко двигает чересчур крепко сжатой ладонью по члену – рвано, немного зло, представляя себе, что именно так мог делать тот, кто его ненавидит. Зачем ему вообще доставлять Куроро удовольствие – в своих фантазиях можно и не уточнять, тем более что их может быть целая масса, и Курапика сам так любезно предоставил Куроро время поразмыслить о них. Интересно, не стыдно ли ему жить, зная, что кто-то посторонний смотрит его сны? Интересно, что он ощутил, если сам увидел тот, в котором Куроро брал его, со сдержанной осторожностью толкаясь вовнутрь? У него нет выбора и возможности не смотреть, ведь ни один, даже очень тренированный человек не способен совсем обходиться без сна… Мысли Куроро обретают трезвость. Такой упрямец, как этот ублюдок, вполне способен пробовать избавляться от наваждения, принимая медицинские препараты или совсем изводя себя. Так Куроро совсем лишится столь многообещающих развлечений. – Не смей, – шепчет он. – Ты же не такой, чтобы обернуть месть своей гибелью мне назло? Я бы не стал. Зачем лишать себя того, что еще не попробовал? Нам вдвоем могло бы быть не так уж и плохо… Он не знает – услышат ли его. И странная, непривычная тревога – еще один неожиданный поворот, такой резкий, что Куроро даже на миг теряется. – Мне будет хорошо, когда я засуну твою наглую башку в банку, и буду ежедневно плевать в нее по утрам, – слышит он в голове чужой голос, энергичный и злой, полный решимости и силы. Куроро вновь улыбается, сам не понимая – что его подстрекает так поступить: искреннее волнение за другого или желание скорей вступить с ним в схватку, где тот при проигрыше расплатится необходимостью воплотить эротические сны в жизнь. Или желание дать ему передышку от этих снов. И все же Куроро собирается и снова идет вперед, торопясь так, как никуда в жизни еще не спешил.