Потеряшки

От обоев отцепится запах от сигарет. Загуляет по комнатам в ночь бестелесный жар. Там за дверью заря. Улица жжёт рассвет. Керосин в фонарях. Запах. Дыханье. Пар. От ветвей оторвется, размозжится оземь плод. Сотни вёсен и лет. Шум за окном. Возня. Мириады забытых \как они светят?\ звёзд Будут так же желтеть. Даже и без меня. Прямо в легкие сыплет копоть печной нагар. В сальной книжке, скукожившись в точки, как огоньки, Скачут буквы. Смрад шелковых липких нар И тот запах гниения здесь от моей руки — Тот, который ни с чем не спутать, не задушить. Светлоглазая стерва, кто ты, меня судить? Изумрудами пальцев щелкать, клочками душ. Океаны лить слёз суше пустынных суш. Как тебе каждый вечер плясать про чужую жизнь? Раз в нутро не плевали, пальцами не скреблись, Не драли́ тебе спину лезвиями ногтей, Не давили на горло. Жальче, пьянее, злей Не копали по шею яму крючками фраз. Почему я молчу,       не смея поднять и глаз? . . . Звон. Падение вниз. Полёты. Снег. Любовь и её конец. Не сгоревшие от работы люди-птицы. Отбой сердец. Сотни лет. Миллиарды вместе. Выше неба в лазурь и тишь. Снег оттенка живой болезни крышкой гроба слетает с крыш. Расцветающая планета. Сотни вёсен. Хвосты комет. Где-то там, за окошком где-то мне двенадцать, пятнадцать лет, двадцать три, тридцать девять, сорок, сорок восемь и шестьдесят. Я живу вдалеке от сора. Я, наверное, нажилась. Звон. Вибрации чистой стали Горловых утонченных струн. Голос близок,       просторен,             юн. \как зовут меня?\ Цвёл, как вьюн. И закончился       без печали. . . . От обоев и кресел отмоют мою печать — След меня. Только имя успеют произнести. За последнюю честность, чтобы всё рассказать. И последнюю силу, чтоб наконец уйти.