Как я тебя вижу

      Новенький раздражал его прямо-таки с самого первого своего появления. Кристиан Маро́ перевелся в их колледж в середине весны и, словно вуалью, окутал свой образ таинственностью, что манило к нему охотных до всего неизведанного. Он держался так, будто был выходцем из древнего европейского рода. Его размеренные движения, прямая спина, извечно вежливая полуулыбка и немногословность быстро покорили студентов и заставили преподавателей испытывать к нему что-то, очень похожее на благоговение. О нем говорили так часто, что Эндрю начало казаться, словно он совершенно случайно попал в сумасшедший фан-клуб, где ты просто обязан был в день произнести вслух имя Кристиана как минимум дюжину раз, иначе снищешь немилость у кого-то могущественного. Толки не утихли даже после летних каникул, когда их поток перешел на второй курс.       Чертов Маро будто поставил целью своей жизни выводить Эндрю из себя. Практически все предметы, которые они выбрали для посещения в начале учебного года, дразняще совпадали. Сразу и не скажешь, кто кого преследовал, или все это лишь стечение обстоятельств, а Эндрю просто преувеличивал их значимость. Так или иначе, виделись они часто, но не сказать, что это волновало кого-то еще, кроме самого Эндрю, который начал улавливать присутствие Кристиана уже не просто по легкой, идеально поставленной поступи, а на физическом уровне. Его до того воротило от новенького, что, стоило тому оказаться в том же помещении, что и он, как его начинало потряхивать от неконтролируемого отвращения. Эндрю бесило в нем все: темно-синие глаза, что казались непозволительно яркими на фоне аристократично-белого лица; темные кудри, так по-детски пружинящие при каждом шаге; слегка выдающийся с горбинкой нос, что скорее красило Кристиана в глазах прекрасной половины колледжа; узкая полоска губ и особенно то, как он одевался.       Насколько сам Эндрю не был образцовым студентом, которого бы хвалили преподаватели, а даже он, не отличающийся особым послушанием, носил принятую в их учебном заведении форму, пускай ему частенько и делали замечание по поводу того, что рубашку не мешало бы заправить в брюки, а галстук завязывать более аккуратно. Кристиан же не только не носил галстука, но и отказывался облачаться во что-то, кроме черных джинсов, бесстыдно обтягивающих крепкие бедра. Эндрю смотрел на эти бедра и мысленно ломал Маро ноги, чтобы неповадно было выказывать свое превосходство так открыто. Эндрю злился оттого, что признавал, что тот находился в лучшей физической форме, нежели он сам. Вместо белой же рубашки Кристиан носил элегантную черную и, словно по забывчивости, никогда не застегивал две верхние пуговицы, обнажая острые ключицы. И самое ужасное во всем этом было то, что подобный вид сходил ему с рук. Преподаватели будто вовсе не видели, что прямо на их глазах совершается вопиющий акт неподчинения обязательным правилам.       Все видели в нем интересного молодого человека, а Эндрю – надменного говнюка, чья челюсть давно просит съездить по ней пару раз кулаком. Несмотря на все его напускное добродушие, Кристиан так и не смог околдовать и Эндрю тоже, который видел его не иначе, как фарфоровой куклой, внутри которой клубится пустота. Это отталкивало его и даже несколько пугало. Вскоре Эндрю надоело чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому, решив, что лучшая защита – это нападение, он принялся всячески донимать этого до ужаса странного Маро.       Эндрю постоянно улучал момент, чтобы вставить какой-нибудь особо едкий комментарий, тем самым разрушая идиллию его беседы с лояльными к нему студентами. Те шипели на него, гнали прочь и никогда не оборачивались против Кристиана, даже если прозвучавшие из уст Эндрю слова были по-настоящему унизительными и которых в любом другом случае наверняка бы хватило, чтобы подпортить всеобщему любимчику репутацию. Эндрю тихо бесился, ставил ему подножки, выкидывал сумку из окна аудитории, называл его вампиром, промывшим всем мозги, и несколько раз пытался всерьез с ним подраться, взвинчиваясь буквально на ровном месте. Таким образом, Эндрю приобрел себе дурную славу и несколько синяков, однако чувствовал себя более-менее удовлетворенным, поскольку ему все больше и больше открывалось то, чего не могли или не хотели замечать другие.       Во-первых, его улыбка была отнюдь не дружелюбной. Тонкие губы зачастую складывались в презрительную усмешку, а вид был до того высокомерным, словно он никак не мог взять в толк, как все эти окружающие его плебеи смеют заговаривать с ним. Во-вторых, он совершенно точно не был тем скромником, которого видели в нем преподаватели. Эндрю оставалось только дивиться тому, как другие не замечают, что тот откровенно кичится своим превосходством, будь то какие-либо личные заслуги или достижения в учебе. В-третьих, у него был еще тот дурной язык, с которых слетали фразы, совсем не подобающие прилежному студенту. В-четвертых, у него явно были проблемы с головой, в чем Эндрю убедился, когда выловил Кристиана в пустующей библиотеке после занятий, в который раз желая прицепиться к его внешнему виду.       Эндрю, спрятав руки в карманах брюк и привалившись к книжному шкафу, полки которого изучал Маро, нахально вскинул голову, гаденько улыбнулся и произнес:       – Эй, Маро, какой такой наркотик ты подмешиваешь всем в чай, что делает людей слепыми деградантами? – Эндрю, поясняя свой вопрос, дернул Кристиана на себя за воротник черной рубашки, искренне надеясь, что выглядит устрашающе.       Кристиан тут же вцепился в чужие запястья, однако отчего-то не спешил отбросить от себя его руки. Наоборот, он сам придвинулся ближе, и теперь между их лицами оставалась пара ничтожных дюймов. Эндрю невольно отметил, что радужка его глаз была пыльно-синего цвета, а не такой темной, какой казалась раньше. Затем Эндрю мысленно дал себе оплеуху, ибо нехрен вообще задумываться о таких вещах, когда напротив враг, от которого можно ожидать все, что угодно.       – Все очень просто, Флинн, – в голосе Кристиана слышались искорки веселья, того настоящего веселья, что было нельзя распознать в нем при разговоре с кем бы то ни было еще, и этот факт Эндрю записал себе в ряд немногочисленных побед над ним (Эндрю отказывался признавать, что эта победа не просто первая, но и довольно-таки смутная), – я сплю с директором колледжа.       Пальцы непроизвольно разжались и выпустили из хватки воротник. Эндрю отшатнулся, будто Кристиан его толкнул, хотя на самом деле тот стоял неподвижно и выглядел донельзя довольным произведенным эффектом своих слов. Флинн хмурился, потому как их смысл так и норовил от него ускользнуть. Он открывал и закрывал рот, видимо, намереваясь достойно ответить, но, к его огромному сожалению, на ум ничего не приходило, и он, напротив, чувствовал себя как никогда беспомощно. Наконец он неуверенно запротестовал:       – Но директор же мужчина…       – О, и еще какой! – подмигнул ему Кристиан, после чего вытащил из плотного ряда случайную книгу и удалился. При этом от его спины так и несло уверенностью, будто только что не он, Маро, признался в своей нетрадиционной ориентации.       Эндрю утер покрывшийся холодной испариной лоб и на негнущихся ногах тоже последовал к выходу из библиотеки. С того самого момента он оставил все свои попытки как следует встряхнуть Кристиана, чтобы и другие увидели его настоящее лицо. Теперь он принялся его старательно избегать, но, как на зло, судьба, явно развлекаясь, решила поменять их местами. Отныне Эндрю не просто казалось, что тот его преследует – это действительно было так. Стоило Кристиану увидеть его, он тут же залихватски махал ему рукой. На парах он садился непозволительно близко, и даже с другого ряда Эндрю видел, как он поглядывает на него, при этом незатейливо теребя третью сверху пуговицу, словно приглашая заглянуть к нему под рубашку.       Спустя пару месяцев подобных догонялок Эндрю почувствовал себя отвратительно уставшим и слабым. Вся его бравада сошла на нет, и он больше не мог похвастаться тем, что являлся всеми признанным балагуром местного разлива. Он стал вести себя гораздо тише и даже аккуратно одеваться, что, по его мнению, сделало бы его более неприметным. Окружающие изменений не замечали, в противном случае они тут же забили тревогу, а преподаватели участливо поинтересовались бы, все ли у него в порядке. Единственное, что не укрылось от посторонних глаз, это явно возросший интерес Кристиана к так ненавидящему его Эндрю.       Кристиан, желавший просто-напросто подразнить прилипалу, треплющую ему нервы, теперь и сам бы не смог себе объяснить, чем так притягивал его Флинн, до этого казавшийся обыкновенной шпаной, не достойной его внимания. Трогательные попытки парня его избегать до того казались ему потешными, что он бы уже ни за что не смог отказаться от своих провокаций в его сторону. Конечно же, Маро не спал с директором (как вообще можно было поверить в такую несусветную чушь?) или с каким бы то ни было мужчиной, никогда до этого не испытывая к своему полу какого-либо влечения. Но образ уже был создан и идеально подходил для полюбившейся забавы.       Он ненароком трогал Эндрю за колено и упивался немым ужасом в его карих глазах. Он подмигивал ему всякий раз, как представлялась возможность, раз за разом перенося его в воспоминаниях в тот роковой день в пропахнувшее пылью помещение библиотеки. Он томно звал его по имени через всю аудиторию, совсем не стесняясь посторонних ушей. Видя, как тот вздрагивает, Кристиан живо представлял, что короткие светлые волоски на его шее встают дыбом, а кожа покрывается мурашками. Однажды он не смог отказать себе и в более смелой проказе. Проследовав за ним в узкий переулок между высотных домов в квартале от колледжа, он окликнул его, и тот, уже порядком зашуганный, споткнулся на ровном месте и опасливо обернулся, понимая, что будет настоящим позором дать сейчас деру. Хотя очень и очень хотелось.       Пока Эндрю напоминал себе, что никогда не был слабаком и всегда мог за себя постоять, привыкнув, что всегда боялись именно его, а не наоборот, Кристиан преодолел разделявшее их расстояние и, ухватившись за полосатый коричнево-желтый галстук, потянул парня на себя. Миг, и их губы столкнулись в некоем подобие поцелуя, хотя таковой это напоминало весьма отдаленно. Сначала Эндрю опешил и, казалось, испустил дух, но затем надежно выработанные рефлексы дали о себе знать, и он, умело высвободившись и пихнув Маро в грудь, заставив того отойти на пару шагов назад, вмиг охрипшим голосом бросил:       – Падла!       Показав ему средний палец, Эндрю поспешил ретироваться, пока тому еще чего в голову не взбрело.       Кристиан тоже узнал много нового о своем оппоненте, проведя долгие недели за измыванием над ним. Во-первых, он не был так страшен, как о нем отзывались. А все его угрозы и нападки словно шли прямиком из детского сада. Он был похож на ребенка, отчаянно жаждущего знаков внимания, пускай те и были бы пропитаны негативными эмоциями. Во-вторых, он был довольно интересен и весьма неглуп, вопреки сложившемуся о нем впечатлению окружающих. Даже странно, что никто в нем этого не разглядел. В-третьих, у него мягкие губы. В-четвертых, вновь представив, как целует их, Кристиан почувствовал возбуждение, что немало его поразило и испугало.       Он даже принял решение прекратить наконец свою игру, но после того, как на следующий день Маро увидел Флинна, это решение было отложено на призрачное потом. Проходя мимо его парты, он не сдержался и взъерошил светлый ежик волос, почувствовав, как в груди тягостно заныло. Это было чем-то новым и настолько прекрасным, что Кристиан, вмиг похолодев, понял, что заигрался достаточно для того, чтобы это все стало всерьез.       Сказавшись больным, Кристиан неделю не вылезал из своей квартиры, которую сняли для него родители, чтобы их сын мог с комфортом учиться в другом городе. Кристиан хандрил, бесился, успокаивался, а затем дрочил, жестко водя ладонью по предательски встающему члену, стоит только пофантазировать на тему того, что с Эндрю можно не только целоваться. Он толкался в свою ладонь, цеплялся взмокшими пальцами за простыни и сгорал от непреодолимого желания, а после оргазма невидящим взглядом бессмысленно пялился в потолок, совершенно не зная, как теперь ему быть.       В свою же очередь, Эндрю решил сдаться и больше не бегать от Кристиана. То ли у него больше не находилось на это сил, то ли оттого, что так невовремя вспомнились россказни его бабушки, по словам которой, человек, что сможет увидеть тебя не таким, каким видят все, и наоборот, является твоей родственной душой. Это явление, говорила бабушка, настоящее редкое чудо, и если тебе на своем веку повезло найти такого человека, то, отпустив его, ты сам сыграешь против себя злую шутку. А Эндрю не был дураком, чтобы вредить самому себе. Именно так он подбадривал себя, вжимая дверной звонок до упора. На лице хозяина квартиры был такой спектр эмоций при виде него, что Эндрю укоренился в мысли, что все делает правильно. Он потеснил Кристиана, вошел в квартиру и, сложив на груди руки и старательно отводя взгляд, едва внятно пробурчал:       – Ты больше не спи с директором.       Узел в груди Кристиана развязался, и вмиг стало так легко, что он заливисто рассмеялся. Утерев выступившие от смеха слезы, он сгреб Эндрю в крепкие объятия и прошептал ему на ухо:       – Не спал я с ним, а вот с тобой буду.       На Эндрю словно вылили ушат холодной воды. Он был настолько возмущен его ложью, что несколько месяцев сводила его с ума, что даже стало трудно дышать. Кристиан хохотал, а его донимала ярость, но совсем не та, в пылу которой хочется переломать другому кости. Эндрю зарычал, схватил того за плечи и втолкнул в первую попавшуюся комнату, оказавшуюся кухней. Когда копчик Кристиана уперся в столешницу, он посмотрел на Эндрю темным, пронизывающим взглядом, словно бросал ему вызов, и откинул голову, открывая столь беззащитную шею.       В глазах у Эндрю померкло, и он, мало осознавая, что делает, припал губами к бледной коже, с удовлетворением отмечая, как та окрашивается алым. Вдоволь потерзав его шею, он, напоследок пройдясь по ней горячим языком, переключился на скулы, влажно поцеловал подбородок и только потом накрыл его рот своим. Они целовались жадно, дико, и на кухне резко подскочила температура. Эндрю прерывисто дышал и терся промежностью о бедро Кристиана. Внизу живота собрался тяжелый ком, отчего он испытывал почти болезненное удовольствие.       Эндрю посмотрел в шальные глаза Кристиана и, не найдя в них ни единого желания повернуть назад, дрожащими пальцами расстегнул ширинку его домашних штанов и стянул их к коленям вместе с бельем. Проделав тоже самое с собой, он нетерпеливо повернул несопротивляющегося Кристиана спиной к себе и, обхватив его туловище руками, практически заставив тем самым лечь на стол, вжался членом в ложбинку между его ягодиц. Укусив его за плечо, Эндрю стал двигать бедрами, имитируя секс. Кристиан стонал, не имея возможности дотронуться до себя: его член был зажат между его телом и прохладной поверхностью стола. Подобный контраст лишь усиливал и без того яркие ощущения. В ушах обоих шумело, ноги Эндрю подкашивались, из-за чего он еще сильнее навалился на Кристиана, стол скрипел.       Потом они, ошалевшие, сидели плечом к плечу на холодном кафеле и видели друг друга как никогда четко.