Папа

Люда просыпается рано и прислушивается ко всем домашним звукам. Это только кажется, что утром стоит сонная тишина. Нет, звуков очень много. Слышно, как шумит холодильник, как тикают часы. Еще мирно спящая старшая сестра повернулась на другой бок, скрипнула ее кровать. А мама уже не спит, что-то готовит на кухне, стараясь не стучать посудой. Папа, кажется, тоже не спит, но еще не встал. Люда слышит, как он повернулся на кровати и вздохнул. На губах девочки сама собой появляется улыбка. Так редко случается, что папа просыпается дома и никуда не спешит! Он и прежде всегда был очень занят работой, а после полета в космос застать отца дома практически невозможно. Но Люда не обижается, она понимает: папа не просто летчик, он космонавт. А космонавтов и всего-то в мире одиннадцать. И папа - один из них. Американцев Люда принципиально считать отказывается: они астронавты и они чужие. А вот дядя Юра, дядя Лёша, папа... Это совсем другое дело. Жаль только, что теперь папа так редко бывает дома. Он или на Байконуре, или в ЦПК. А то и вовсе в командировке в другой стране. Люда знает, как папа не любит командировки. Знает, как не любит внимание посторонних людей. Видит, каким уставшим бывает отец, когда возвращается домой откуда-нибудь из Польши или Чехии. Кажется, даже когда папа с дядей Лёшей готовились к полету, он не был таким вымотанным. Да и дома бывал чаще. Люда прислушивается снова и не выдерживает. Бесшумно встает, чтобы не разбудить сестру, и на цыпочках крадется в соседнюю комнату, на пару секунд замирая на пороге. Отец действительно не спит, лежит на кровати на спине, подложив руки под голову, и о чем-то думает. Люда знает это выражение его лица, когда папа размышляет о чем-то серьезном и важном для него. Его губы тогда бывают плотно сжаты, а карие глаза смотрят сквозь предметы, на лбу появляется складка. Почему-то Люда очень любит эту складку, ей всегда хочется провести по ней пальчиком и разгладить. Но девочка останавливает себя: папа думает, нельзя его отвлекать. И все же сейчас желание немедленно обнять отца пересиливает негласное домашнее правило "не мешать папе". Улыбнувшись озорно и виновато, девочка быстро подходит к родительской кровати и проскальзывает под одеяло. Замирая, она ждет реакцию отца. Если он сейчас нахмурится, она, конечно, тут же уйдет. Но отец обнимает ее, бережно притягивая ближе и целуя в лоб сухими губами. - Ноги холодные, - тихо говорит он. - Опять босая ходишь. - Так я же быстро, только из комнаты в комнату и все, - шепчет в ответ Люда. Отец лишь тихо вздыхает, чуть качнув головой. Младшая дочка всегда была такой же упрямой, как он сам. - Простудишься. - Не, - улыбается Люда, приподнимаясь на локте и заглядывая отцу в карие глаза. Его взгляд теплый, мягкий. Так он смотрит только на нее и Иринку. И Люда все-таки проводит пальчиком по морщинке на лбу отца, разглаживая ее. Он тихо смеется. А Люда опускает голову на сильное отцовское плечо, прижимаясь к нему крепко-крепко. - Ты лучший папа, - шепчет она и, зная, как отец смущается от любых признаний, быстро добавляет: - О чем ты сейчас думал? Отец чуть приподнимает брови, такая быстрая смена разговора его удивляет. - О программе подготовки космонавтов к полетам, - отвечает он. Люда с интересом смотрит на него, показывая, что готова слушать дальше. Ей, если честно, все равно, что входит в эту программу. Даже если бы отец сейчас начал объяснять ей, как устроен двигатель самолета Ла-11, она бы слушала с не меньшим вниманием. Ей просто хочется слушать глубокий тихий голос отца, его неторопливую речь, его дыхание. Ощущать, как под ее ладошкой в его груди бьется сердце. И он, немногословный, сдержанный, словно чувствует это. И говорит, говорит, говорит... Что-то объясняет. Улыбается. - Пап, - зовет девочка, - а ты сегодня весь день будешь дома? Отец кивает. Сегодня командование подарило ему отгул и велело отдыхать. Но он знает, что отдыхать не получится: нужно починить полку на кухне, заменить прохудившийся кран в ванной, проверить пробки, пока они не перегорели... И это еще не все. - Сегодня много дел, - говорит он. - Но ведь дела домашние? - уточняет Люда. - Ты не уйдешь? - Нет. - Это хорошо. Люда знает, что папа никогда не сидит без дела: просто не умеет бездельничать. Его руки всегда чем-то заняты. Но главное, что он будет дома. Этого достаточно. - Пап... - Что? Люда мнется. Она знает, что отец не любит, когда его спрашивают о полете. Все, что было можно, он уже рассказал сам. А что нельзя, не расскажет никогда. - Папа... А что было самым страшным? В космосе, - неуверенно добавляет девочка. - Когда дядя Лёша не мог в корабль зайти? Отец вздыхает, и Люда мысленно дает себе по голове. Не надо было спрашивать! Но она спрашивает не из любопытства. Ей важно знать. Чтобы гордиться своим отцом еще больше. Чтобы понимать его. Но папа молчит так долго, что девочка уже не ждет ответ, она лишь невесомо касается его щеки губами и опускает голову на его плечо, словно извиняется за свой вопрос. - Страшно было, когда я запустил двигатель, - отвечает отец, наконец собравшись с мыслями. - Ведь я мог ошибиться. Тогда бы корабль пошел на подъем орбиты, а не на посадку. Мы с Алексеем взялись за руки и просто ждали. И мне было страшно, что из-за моей ошибки он может погибнуть. Люда замирает. Отец всегда был крайне сдержанным человеком, умело скрывающим свои эмоции даже в самые напряженные моменты. А признаваться в своих страхах и переживаниях, казалось, просто не умел. Всегда боялся напугать или заставить волноваться. - Но ты же не ошибся? - напряженно шепотом спрашивает Люда и чувствует, как папа расслабляется и смеется. - Я же здесь. - Ты лучший папа, - уверенно повторяет Люда. - Хорошо, учитывая твою скромность: один из лучших. Отец с улыбкой качает головой, а Люда прижимается к нему и мысленно добавляет то, что, наверное, никогда не решится сказать вслух: "Спасибо, что вернулся, папа".