Нигилизм

Ждать. Он с самого детства умел это делать, но ненавидел. Ожидание казалось бессмысленным процессом, который можно легко обойти, если использовать голову. А что ему осталось сейчас? Только ждать, не в силах сделать что-то имеющее смысл. Отвратительно, мерзко, просто сложно. Слышать шаги и надееться, что подходят к тебе, чтобы донести новости. Плевать какие — хорошие, плохие, хоть какие-нибудь. И из-за кого всё это? Из-за поехавшей машины, которая, сука, слушать не умеет. Законы робототехники? Ха, отсоси Азимов! Тут до тупого бесстрашное железо, с хамскими наклонностями, странноватым дизайном, абсолютным отсутствием даже минимального инстинкта самосохранения, положенного андроидам. Было бы правильно, встать и выйти отсюда, лечь спать, а утром обычно сухо кивнуть, садясь за рабочий стол, чтобы дождаться положенной порции чёрного кофе. Вот только проблема в том, что есть ещё одна версия развития событий, при которой придётся выслушать официозный, по футуристичному красиво выстроенный, набор фраз о том, что модель была достаточно старой, хоть и с большим количеством обновлений, что починить его не удалось, что проще заменить, а на деле вычурный текст значит одно — его напарник мёртв. Всё началось чуть больше полугода назад, когда в их отдел перевели нового андроида, откровенно спихнув его на Ричарда. Вот честно сам детектив был больше похож на машину, чем модель GR200, которая заявила, что имени у него нет и не будет. Двухсотый казался чересчур живым, что вызывало странное жжение в месте, где притаились детские воспоминания, которые от хороших были… далеки. Впрочем с этим ощущением мужчина сделал, то, что умел на высшем уровне — проигнорировал. Отношения «напарников» от идеала были далеки, как новый андроид от своих собратьев и Стерн от людей, то есть всё было очень плохо. К Коннору тоже приставили модель — новой линейки. Ричард брата любил, но прекрасно понимал, что ставить их в пару с двухсотым затея была бы провальная. Они либо поубивают друг друга, либо сопьются на пару. Ну как сопьются… Сопьётся Коннор, а андроид не слишком результативно будет заливать в себя алкоголь. Детектив же предпочитал саморазрушаться посредством никотина и ещё нескольких мелочей. Поначалу они не слишком поладили. Машина, несмотря на большую схожесть с человеком, если бы этим самым человеком была, идеально подходила бы под типаж — мудак. А вкупе с абсолютно бесчеловечным Ричардом — всё было совсем плохо. Сокращённый до минимума контакт, желательно вывоз обоих подальше друг от друга — вот их вариант развития отношений. Однако, каким-то чудом, они сработались. Быстрый, ловкий, с системой быстрого реагирования лучше чем у современных моделей GR, который был создан для развед. вылазок, хорошо сочетался с рассудительным, не по человечески умным Стерном, который имел навыки типичные скорее для объектов их работы, нежели для полицейскского. Однако двухсотый с расспросами не лез, что безусловно было плюсом. С расспросами не лез, а вот поговорить любил. Говорил о чём попало, отпускал резкие шутки, ворчал о бесполезности кожаных мешков и всячески очеловечивался. Вот только, когда детектив напрямую спросил, откуда взялась такая модель поведения, получил очень странный взгляд из-под капюшона специфической формы и, до пугающего соблюдающий субординацию, ответ. — Программа адаптирования у андроидов разведки ориентирована не на полицейских, а на преступников, чтобы можно было без затруднений работать под прикрытием. И вот честно Стерн часто думал, про себя, что двухсотый девиант, но такой ответ и не единожды на тот момент не мигнувший красным за время работы диод — являлись какими никакими, но аргументами против. Срывы начались потом. Первый раз это случилось примерно через полторы недели. Андроид молча сидел и смотрел в никуда, пока диод сиял золотом. Первые минут восемь детектив это игнорировал, но на тринадцатую начал беспокоиться. Стоило его руке оказаться в пяти сантиметрах от плеча GR, тот припёр его к стенке, без помех и каких-либо проблем оторвав от земли. Страха Ричард не ощутил, но абсолютно равнодушие всё же было разбавлено любопытством от, сверкнувшего красным, диода. Отпустили его ещё быстрее чем напали. Разведчик коротко извинился и вышел из архива. Вот только диод цвета не поменял. Они об этом никогда не говорили, даже не упоминали. Когда андроид понял, что Стерн эту ситуацию проигнорировал, атмосфера между ними стала менее напряжённой. Тёплых дружеских отношений конечно не завязалось, но перспектива быть деактивированным, которая маячила на горизонте исчерпала себя. После этого диод окрашивался алым ещё несколько раз, но в основном во время вынужденных потасовок с преступниками. Один раз на GR200 напал полицейский, который получил за это, как от андроида, так и от начальства. Больше машину не трогали. Но долго относительное спокойствие, которое вообще могло существовать при работе детективом, не длилось. Очередное дело, дошедшее в результате до стычки с применением огнестрела. Сколько лет прошло с тех пор? Семь? Шесть? Ричард должен был привыкнуть, но его бесчеловечности не хватило — один из тех случаев, когда Стерн жалел об этом. Стало бы намного проще жить стань он андроидом, но подобная метаморфоза невозможна по многим причинам. И лёжа на кровати, в своей квартире, ровно час сорок две минуты пялясь в потолок, расценивая мысль пустить себе в голову пулю, как почти рациональную и слушая шум крови в ушах — он принял решение. Таблетки легли на язык привычно, будто с последнего раза не прошло четырёх месяцев. Ацетилированный опий, метадон, феназепам, кодеин, тебаин, буторфанол — на какой только дряни он не сидел, но весь этот список объединялся одним научным термином — седативные. Если брат был больше склонен к алкоголю, то вот, то самое запрещённое сладкое для Ричарда Стерна. Не нужно обманываться — его безразличие не следствие употребления. Скорее причина, хоть и косвенная. Четыре месяца он честно обходился без таблеток, но в это время, из-за ранения и отсутствия напарника, ему посчастливилось избежать полевых условий. Зависимость свою, детектив считал скорее за очередной пункт в списке вредных привычек, которые рано или поздно его прикончат. На следующий день он по-крайней мере был способен думать, а поскольку — это, то чего требовала от него работа — всё было в порядке. — Мистер, Стерн? — чужой голос вырвал из потока рваных размышлений, а возможно полудрёмы. — Да? — Поломка оказалась не критической, вам нужно подписать документ, как доверительному лицу — полная починка займёт приблизительно два-три часа, — как будто машину в автосервис сдал. Хотя возможно с определённый точки зрения так и есть. В какой момент он перестал обезличивать эту модель? Возможно тогда же, когда диод в первый раз окрасился алым. — Я понял, где подписать? — его тон впрочем от тона «врача» не слишком отличался. Очередной дерьмовый день из множества других. Однако именно в этот, как только гулкий стук шагов стихает, он встаёт направляясь в сторону лестницы и спускается туда, где камер нет, достаёт из кармана небольшой стеклянный пузырёк и многоразовый шприц. Современность — прекрасное время. Проделывая привычные процедуры, он вкалывает дозу в ногу, через тонкую ткань брюк. Видимо, с некоторых пор, его всё-таки можно отнести к наркоманам. С тех пор, как этот блядский кусок биополимеров и облегчённой стали пересёк порог участка. Он просто устал. И хочет, мать его, спать.

***

Свет. Яркий, тёплый, зацикливающий на себе внимание. Недостижимый. Был недостижимым. Однако теперь он рядом, прямо перед глазами, только руку протяни. Он тянется и получает ожог второй степени, задерживая руки слишком надолго. — Ты идиот! Господи! Господи… Клянусь, я убью тебя. Рано или поздно, если ты не сделаешь это раньше. Слышишь меня? Хоть кивни, я тебя прошу, хотя бы кивни, моргни, сделай хоть что-нибудь!.. Свет закрывают от него, заменяя звуком, который теряется на фоне сотни, тысячи других. Это похоже на игру — угадать, какой из них реален, как со зрением, как с жизнью пожалуй. От рваной философии начинает тошнить, но желудок пуст и изо рта вырывается только желчь. Она должна быть горькой, но на деле солоноватая, потом сладкая, потом кислая, а потом просто никакая. Изображения меняются одно за другим. Голоса, крики, звук посуды разбивающийся в дребезги, треск ломающихся костей — мелодии, своим конгломератом напоминающие ад. Вдруг эта непостоянная вселенная сужается до сырой земли под щекой и вяжущей рот смеси из крови и слюны. Она должна быть приторной, но теперь сразу никакая. Вкус всегда сохраняли только слёзы. Они всегда солёные. Он слегка вздрагивает, просыпаясь, и на мгновение ему чудится солёный привкус. Боль в шее и спине, в отличии от этого иллюзией не является. Видимо процент в пять десятых при дозе в три миллилитра всё же великоват. Глаза всё ещё не могут сфокусироваться, в ногах наблюдается слабость, к горлу подкатывает ком, а дыхание затруднено. Ричарда рвёт у чёрного входа больницы. Проблема в том, что он ничего не ел. Из-за этого глотка, диафрагма, желудок подвергаются абсолютно бессмысленным судорогам. Дыхание всё ещё затруднено, но не смотря на это он достаёт красный Мальборо и закуривает. В кармане так же есть пачка тонкого Элдмана — когда-то он хотел слезть, но это было скорее забавное увлечение, нежели серьёзное стремление. Сейчас нет желания в это играть, ему нужны нормальные сигареты. — Сводить себя в могилу это так по взрослому, да? Стерн вздрогнул от фразы в голове произнесённой чужим голосом. Даже это в GR200 было ненормальным — слишком резкий, хриплый, если бы он был человеком можно было бы сказать надсадный. Казалось он и вправду становился таким, во время эксцессов за которые ему возможно выписали бы километровый штраф, а возможно выпнули с работы. Трахаться с андроидом определённым к тебе в напарники, не лучшая из его идей. Кажется Ричард окончательно перестал себя понимать. Кажется он окончательно перестал понимать что-либо. Пальцы коротко пронзило короткой болевой вспышкой от догоревшей сигареты. Это потеря концентрации от того, чем он травил себя последние несколько лет, с перерывами на выпить кофе или от неуместных мыслей о своём андроиде? Детектив честно не может определиться какой из вариантов хуже. Чем он одержим больше — рядом препаратов седативного характера или старой модели андроида, с мутной историей? Ещё проблемней определить, в какой чёртов временной отрезок этот вопрос встал ребром. Андроиду однажды стало достаточно просто существовать, чтобы за это самое существование начал цепляться воспалённый мозг. В результате это вылилось в действительно странный секс, который со временем становился только странней. Пока дело в итоге не перешло от открытой панели на шее, к вскрытой грудной клетке и вытаскиванием тириумного регулятора. Приобрести необходимые обновления для полноценного, нормального секса было невозможно без ряда вопросов, а через некоторое время это начало казаться ненужным, бесполезным, элементарно пошлым. Просто однажды к капсулам, инъекциям, таблеткам, растворам, прибавился секс. Секс без таких обыденных, комфортных деталей, как сбитое дыхание, раскалённая кожа, срывающийся голос, лихорадочно расширенные зрачки. Это заменилось порой полным отсутствием дыхания, как такового, сбитым температурным регулятором из-за чего скин мог буквально раскалиться или стать ледяным, идя белыми пятнами, человеческий голос просто падал в абсолютную механизацию, возвращаясь обратно, и лихорадочно сияющий кроваво красным диодом. Извращение ли это? Да, вероятно так и есть, но этот момент, пожалуй, беспокоил Ричарда меньше всего. Сейчас детектив докурит всю пачку целиком, точно зная насколько хреново будет после этого, положит руки в карманы и войдёт обратно в «больницу», чтобы вновь встретится со своей, недавно приобретённой, вредной привычкой, которая скорее всего его прикончит. Капля в море. Поездка из колл-центра проходила в абсолютном молчании, которое ощущалось несколько непривычно, но по своей сути было понятно. Им было нечего сказать друг другу. Однако, по прошествии получаса, тишина всё же была прервана. — Ты опять колол себе эту дрянь. — Ты опять выскочил под пули без особой на это необходимости. — прозвучал абсолютно равнодушный ответ. Модель GR200 благоразумно, хоть благоразумные поступки и были ему не свойственны, замолк. Стерн был странным человеком, настолько насколько о странности могла судить машина. Всегда абсолютно безучастный, словно за ширмой из абстрактной философии, грёбанной наркоты и кажется прошлого. За всё время своего существования андроид видел много людей. Ублюдков и псевдогероев, блядей и монашек, убийц, которые по сути были хорошими людьми, и копов, которые являлись отбитыми мразями, дорвавшимися до власти. Он встречал многих — таких, как Ричард, не встречал ни разу. Бог знает сколько бездушная машина пережила, дорвавшись до эмоций. Сломав стену, девиант эмоции откровенно эксплуатировал, также откровенно наслаждаясь каждой. Его напарник, хоть по рождению и был человеком, ресурс этот практически не использовал. По-крайней мере так казалось со стороны. Понять о чём думает Ричард Стерн можно только, если залезть в его голову и разворошить там всё, пока пытаешься найти объяснение. Андроиду порой думалось, что до такой прерогативы дослужились только блядские наркотики, обскакав по званию брата, прочих родственников, социум в целом. У людей есть метод — прикладывать к ранам и гематомам лёд. GR200 каждый раз почему-то вспоминал это, если в голове всплывали мысли о взаимоотношениях с этим человеком. Инерция от остановки вырвала из потока анализа, вынудив вернуться к реальности, в которой объект этого самого анализа, всё так же — молча, вышел из машины. Андроид бессловно последовал за детективом. Дверь прикрылась, глухо щёлкнув автоматическим замком. Ричард не шевелился и девиант так же остановился, смотря на чужую спину, прикрытую тканью пальто. Долго на плечах мужчины оно не продержалось, соскальзывая на пол, следом последовал пиджак. Судя по движениям сейчас Стерн дрожащими руками пытался развязать галстук. Программа адаптации действия действия человека расценила весьма недвусмысленно. Разведчик подошёл к нему со спины, отодвигая пришедшие в негодность от препаратов кисти, начал распутывать узел галстука. Ему не нужно было видеть, что он делает, а Ричарду не хватало даже полного обзора, чтобы проделать незамысловатое действие. — Мы не будем этого делать, потому-что ты — кусок ебанутого дерьма, накачен буторфанолом по самые яйца, — вопреки смыслу предложения слова звучали тихо, просто не так резко, как обычно, из-за чего казались почти мягкими. — Это не мешает, — андроид раздражённо цыкнул. Мужчина коротко выдохнул и тихо произнёс. — Мне нужно. — Зачем? — тупой вопрос, но есть надежда, что детектив заткнётся, не найдясь с ответом, и пойдёт оклёмываться от того говна, которое вколол себе. — Нужно, — повторяет Стерн, всё так же равнодушно, как если бы давал начальству отчёт. Надежда — идиотское чувство. Девиант разворачивает Ричарда лицом к себе, подцепив пальцами подбородок. Какое-то время машина осматривает человека нечитаемым взглядом, но детектив додумать не даёт, заранее зная какой будет ответ. Он привычным движением касается чужих губ, их симуляции, собственными. Стерн разрывает короткое прикосновение. Проходит пара секунд прежде чем двухсотый его возобновляет и в этот раз человек разворачивается полностью. Это в какой-то степени захватывает — под разными углами влиять на анализаторы во рту машины, экспериментируя. Похоже на собирание кубика-рубика — любимое занятие в детстве, но отличается. GR кусает детектива за язык. Да, определённо отличается. Забавно, тогда любимым делом было головоломки собирать, а сейчас он тащится, вылизывая рот величайшему прорыву человечества в робототехнике. Вот она какая — взрослая жизнь. Галстук всё же покидает шею, с тихим шуршанием падая на пол. Видимо сегодня они практикуют секс в коридоре. Ричард не против, тем более поход по лестнице скорее всего закончился бы блеванием в ванной. Таким же нерезультативным, как в колл-центре. Ричард оседает на пол, утягивая за собой «величайший прорыв». Все движения получаются неторопливыми, с потенциалом на вдумчивость. Всё правильно, сейчас четыре часа утра, на работе отгул — торопиться некуда. Стена за спиной человека не слишком мешает двухсотому стянуть с того рубашку. Когда он только успел её расстегнуть? Стерн же лишает машину форменной толстовки, оставляя GR200 в чёрной майке с символикой Киберлайф. Эгоманьяки. Прощупывая чужую шею ледяными пальцами, мышечная память даёт о себе знать, он добивается того, чтобы определённая часть скина пропала, а белый полимер будто отодвинулся, давая доступ к проводам, трубкам, которые по сути заменяют нейроны. Это действие даётся легче, чем развязывание галстука Андроид издаёт странный глухой звук и в отместку с усилием проводит по шее, попадая кажется по всем необходимым точкам, по которым мог попасть, и заканчивает на месте за ухом. Только с этой проклятой моделью можно употребить термин в отместку, когда речь идёт о сексе. Всё же он мудак. Безусловно научное достижение, но всё равно мудак. Только с этим проклятым человеком можно услышать мудак в отношении партнёра приносящего удовольствие. Видимо в этом плане их обоих нормальными назвать нельзя, а хотя стоит признать, что во всех планах их нормальными назвать нельзя. — Прекрати, — скрипит, именно скрипит, двухсотый дребезжащим голосом куда-то в его ключицу. — Ч… — Стерн, почти не дрогнувшим вновь, хоть и глухим, голосом, всё же заканчивает начатый вопрос. — Что прекратить? Андроид ведёт губами от плеча до уха и, когда человек угадывал, сжимал пальцами чужой бок и затылок, почти не контролируя силу. Ричард достаточно быстро учиться. Сообразительный сукин сын, и ведь ему плевать на гематомы — наверняка останутся потом, в глубине души гадёныш наверняка наслаждается действием, которое может оказывать. -Прекрати думать, у тебя лицо становится, как на работе, -воздух всё ещё вылетающий с словами, проходится по уху, словно впечатывая слова в слуховой канал. В этот же момент рука соскальзывает с его рёбер на пах, недвусмысленно сжимая, царапая чёрную ткань искусственными ногтями. Действие приносит свои плоды, выбивая из лёгких человека резкий выдох сквозь плотно, до боли сжатые зубы, и закинутую назад голову, настолько резко, что верхняя часть затылка врезается в стену. Андроид мгновенно использует ситуацию, прикусывая выпирающий кадык. Скотина. Ричард почти паникует, когда мысли действительно начинают медленно смешиваться. Двухсотый постоянно произносил эту фразу, но сейчас, резкое изменение эффекта сказанных слов, действительно пугает. Этот проклятый набор слов, слышимый до этого десятки раз, переворачивает ситуацию с ног на голову. В теле медленно поднимается страх, который получиться осознать только тогда, когда тот станет настолько силён, что сомкнётся на шее ледяными пальцами. Но это будет потом — Стерн, — рука проскальзывает под ткань брюк, а скин на ключицах машины, под руками детектива идёт пятнами, из-за чего контакт с холодной кожей становиться ярче. Разум человека мечется, в попытке понять что изменилось, вынуждая владельца усилить хватку. Дело в наркотиках? В недавней перестрелке? В том, что GR200 выжил? В том что вернулся к нему? — Ричард… Секунда и его имя произнесённое этим блядским голосом — вот, что нужно Ричарду Стерну, чтобы всё, что он мог вспомнить из цепочки собственных размышлений было одно слово. GR200. Он глухо стонет, царапая полимер ногтями, в прочем не оставляя никаких повреждений. Неожиданно остро он хочет почувствовать под рукой мерное дребезжание тириумного насоса. Работающего. Подтверждающего, что этот кусок ёбнутого железа, вернулся к своему не менее ёбнутому человеку. Живым. Через неопределённый отрезок времени, длину которого не смог бы назвать ни человек, ни машина, когда взаимодействие между ними становиться намного менее невинным, при этом и до этого невинностью не отличаясь, Ричард почувствовал странное желание, потребность, необходимость, которую был не способен сформулировать. Эта неспособность вгоняла в отчаяние, заставляла руки дрожать, поднимая внутри волну раздражения, которая была абсолютно неуместной при таких обстоятельствах. Не когда руки покрыты тириумом, находясь в механизме, гораздо более живым, чем Стерн в принципе мог стать. — И-имя, — почти шепчет человек, упираясь в изгиб искусственной шеи лбом. — Что? — вопрос получается прерывистым, система уже дошла до момента, когда голосовой модуль перестаёт нормально воспроизводить речь, а писк приходящих уведомлений, кажется можно просто услышать находясь рядом. — Назови имя… — иррационально, бессмысленно, глупо. Они трахаются, если это инфернальное действо можно назвать сексом, уже четыре долбанных месяца. Да бога ради, они сейчас сидят на полу коридора, пока он, оседлав бёдра чуда техники, потому-что так элементарно удобней — человек для него не весит ничего, кощунственно копается в его грудной клетке. — Гэвин, — поток несвязных мыслей прерывается, сам детектив будто застывает, порой мелко вздрагивая, но иллюзия длится не дольше пары мгновений. Он рвано поднимает голову, сбито выдыхая, встречаясь с машиной взглядом. — Гэвин, — эхом повторяет Стерн и касается чужих губ. И вот честно, модель GR200, побывавшая в двадцати семи горячих точках, несчётном количеством перестрелок, находившееся под распоряжением полицейского, который в последствии был обвинён в серийных убийствах, во время владения которым более семнадцати раз отправлялся на починку, в последствие данные показатели, то улучшались, то ухудшались — не может понять, что творится в душе человека напротив. Сломанный человек и сломанный андроид — они стоят друг друга. — Повтори ещё раз, — слова практически не разобрать, количество ошибок превышает критическое. Ричард повторяет и через пару секунд системы отключаются.