Тесей привык.
Дамблдор привык.
Весь магический мир привык.
Стоит пред ними младший Скамандер: умен, в руке у него полон чемодан фантастических существ, колдует неплохо, а брат у него — сам мракоборец, герой войны. С общением у него проблемы: в глаза смотреть не любит, словарный запас не особо богат, на яркое выражение эмоций не падок.И вот говорит он с тобой — обычный Ньютон Артемис Фидо Скамандер.
Говорит (пытается) с Порпентиной Голдштейн — влюбленный мальчишка.
Даже в такие темные времена многих это веселит, а Ньюта - бесит. Конечно же, только когда он наедине, без Тины. Там-то не до плохих мыслей будет. Но, как известно, чаша имеет свойство переполняться, сколько ты заклинание незримого расширения не используй. Остается только подлить капельку, помочь, подтолкнуть… У Гриндевальда и сторонников множество убежищ. Главная цель Тины — Куинни, но та, похоже, настолько с ним сблизилась, что не отходит ни на шаг, а найти его самого пока не удавалось. Но однажды бравому отряду «Скамандер-Голдштейн» из двух человек посчастливилось напасть на след Винды Розье. Ньют за километр чуял на ней запах легилимента. Но это, конечно, только когда он отвлекался от духов Тины и прочих ее запахов. Винда трансгрессирует все более вглубь, и Тина с Ньютом оказываются в узком сыром помещении. Через небольшую дыру в стене видна спина Розье. Она сидит на каменном полу, шепчет что-то неразборчивое и делает странные взмахи руками. Помещение заполняет приторно-сладкий запах, а наши голубки продолжают надеяться, что являются незамеченными наблюдателями. Рядом с Тиной Ньют не настолько глуп, чтобы не успеть предупредить ее о том, что запах этот, с большей вероятностью, не прост, и вдыхать его не стоит. Но глуп достаточно, чтобы не успеть позаботиться о себе самом. Незримая глазу воздушная струйка застревает где-то на уровне сердца и выныривает с гулким ударом. Мерлиновы француженки… Ведьма встает на ноги, посмеиваясь тихонько, колдует какие-то мелочи, запутывая и без того ничего не понимающую Тину, внимательно следящую за жуткими движениями приспешницы Гриндевальда, с какого-то перепугу пустившейся в странный пляс, пытаясь уловить в каждом «па» скрытый смысл. Она наконец принимает решение посоветоваться с Ньютом, поворачивает голову и замирает в ступоре. Пара голубых глаз, как-то странно поблескивающих в полумраке, жадно изучает ее, уже не актуальные, «глаза саламандры». Кажется, он настолько близко, что ей впору сосчитать все веснушки. Он не дышал, собственно, он вообще ничего не делал, только глазенки изредка меняли направление, а выбор у них был большой — все лицо Тины прямо перед ними!— Тииина, — наконец выдохнул он непонятным, чересчур напоминающим пьяный мракоборцу, голосом и снова установил прямой зрительный контакт. — Ты красивая.
Сказать, что Тина опешила — не сказать ничего. И почему, ответьте на милость, эта веснушчатая балда решила впервые сказать нечто подобное, когда в соседнем помещении враг №1 выплясывает адские танцы смерти? Она даже смутиться толком не успела, как Чудик Скамандер тыкнул пальцем ей в щеку.— И мягкая…
Разбираться в неожиданных порывах магозоолога Тине не хотелось — по крайней мере, сейчас — и она молча вернулась к созерцанию Винды Розье, демонстрирующей себя во всей красе. Однако, наблюдение прервалось так же внезапно, как и началось, и ведьма просто исчезла, напоследок промурлыкав что-то на французском. Ньют, тем временем, с максимальной серьезностью на милом лице приблизился к мисс Голдштейн еще ближе и глубоко втянул в себя воздух, так, что ей самой стало не хватать кислорода.— Тииииина, — да, это определенно пьяный голос. — Ты так вкусно пахнешь.
Все происходящее было так непривычно и даже дико, что она не стерпела. Щеки заполыхали сотнями костров, так сильно, как будто смущение вошло в мир в физическом теле и со всей силы надавало ей по лицу.— Ну хватит, — собравшись, твердо — как ей показалось — сказала Тина. — Ты околдован.
— Тобой? Да, окончательно и бесповоротно, — его лицо оставалось серьезным, и лишь в глазах танцевали огоньками озорные черти.
— Все, мистер Скамандер, нам нужно уходить, — голос ее дрогнул, она хотела уже трансгрессировать, как Ньют схватил ее за запястье.
Вот же досада. От злости она чуть притопнула ногой. Когда каменные стены сжимают со всех сторон, а лицо человека рядом, стоявшего катастрофически близко, лишь слегка освещается люмосом, в голове зарождается рой ненужных назойливых мыслей. Главное — не поддаваться. Это не настоящий Ньют. И говорит он не по-настоящему сладко.— Я давно хотел сказать, — начал он и опустил руку на ее ладонь, отчего храбрый мракоборец задрожала, словно лист на ветру. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Даже если мое присутствие для этого не требуется. Ты достойна лучшего, Тина. Когда я смотрю на тебя…
Он впервые опустил глаза в пол. Рука его чуть заметно затряслась, голос стал тише. Крепко сжав губы, он вновь поднял на нее взгляд.— Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что я что-то упустил. Заслужив полное доверие у стольких животных, я все еще не профессионален в полной мере. Я думаю, что ты — самое невероятное фантастическое существо из всех, что меня когда-либо окружали. Такая неизведанная, непонятная, не поддающаяся каким-либо законам природы. Такая... разная. И мне хочется узнать как можно больше. Изучить все различные аспекты. Я думаю, что никогда не смогу понять всю суть человека, но… Попытаться стоит, — улыбка на мгновение озарила его лицо и тут же погасла. — Мы не говорим о Куинни с тех пор, как... И если ты против, то не будем говорить и впредь. Только послушай, что я хочу сказать, — он взял ее руки в свои и крепко сжал. — Мы обязательно ее найдем. Я не верю, что твоя сестра так просто могла позабыть о тебе. Ты — единственный настолько близкий ей человек. Она одумается… Я так думаю.
Удивительно то, как Ньют Скамандер может достать до ее сердца, обнять его со всей жизненной силой, заставить прочувствовать каждое слово, каждую озвученную мысль, каждую искреннюю эмоцию и настоящее чувство, нежно перетекающее через крепкие касания рук.— Ньют? — она смотрела на него, такого привычного, взлохмаченного, с чуть прищуренными глазами. — Действие заклятия ведь прекратилось?
Он засмотрелся на свои ноги, но продолжал стоять так же близко. Губы тронула легкая улыбка.— Да, верно.
Слова плавным потоком покинули сосуд, излились наружу — честно, открыто, без лжи и преувеличений. И пусть не все было сказано, ведь еще так много таится в его душе, но однажды чаша переполнится вновь, как случилось это мгновение назад.И все благодаря одной француженке.