Любовь к зеркалам.

В наиболее чистом виде моя настоящая натура сохранилась в твоей памяти. Я снова и снова колотил себя осколками старого разбитого зеркала, что несколько лет хранилось на пыльном чердаке. Я пытался выдавить из себя настоящие эмоции и свой искренний смех, чтобы вызвать на твоем лице хоть нахальную ухмылку, а не разочарование. Ты так гнусно вздыхаешь, когда я, наконец, сдавшись, позволяю своей душе плюхнуться в черную слизь накопившейся грязи. Запах твоего разочарования снова пробивает нос и мне так, наверное, по-настоящему жаль, что я забываюсь в себе и молю о прощении. Я хочу вызывать улыбку, а не грусть, я хочу смеяться с тобой, а не разговаривать о нахлынувшем и я хочу отдавать всего себя, а не свои проблемы.

Глупо смеюсь, отчего ты немного приподнимаешь бровь, и слушаю тишину.

~

Наступила ночь и я долго сидел на мягком белом ковре своей комнаты, склонив голову. «Совесть есть внутреннее сознание добра и зла» - тихо повторял я себе под нос заученную фразу из учебника русского языка и пробуждал в себе мягкую, совсем приподнятую улыбку. Наверное, меня можно было определить к психопатам, но я снова убеждал себя в своей нормальности. Да, с заездами, но у кого их нет? Я ведь понимаю, что моя совесть немного отличается от других, просто даже тем, что снова отказываясь от встречи с тобой, она вторит что я поступил неправильно. Но ты ошибаешься, чертовка! Заливаясь горькими слезами, я бросаю на свой рабочий стол несколько кистей и новый карандаш с такой силой, что он тот час же ломается. Сжимаю пряди волос, открываю рот, пытаясь закричать, но так и не призношу ни звука. Нервно дрожа и тихо всхлипывая, утопая в своих липких соплях, засыпаю, положив голову на предплечья.

~

-Хватит, ты же знаешь что можешь сказать мне все, что только захочешь. Смотрю в твои карие глаза и радуюсь, что ты лишь плод моего воображения, лишь фантазия, которая обречена держать меня на поверхности. -Знаю, ведь ты отреагируешь так, как я хочу. Ты ведь ненастоящий. Словно по кошачьи наклоняешь голову в бок и мило дуешься на слова, которые я впервые за весь период нашего знакомства произнес с полной уверенностью. -Нет. Ты холодно кидаешь, не так как обычно, не так как я хочу. Того кошачего образа, что я хотел присвоить тебе, будто никогда и не было, будто ты не дулся и не наклонял голову. Я никогда не представлял тебя настолько другим, как сейчас. -Ты не... -Снова хочешь окружить себя зеркалами? Бьюсь в истерике, колочу землю ладонями, царапаю руки и кричу. Выдавливаю из себя всю грязь, что хранилась в душе. Делаю свое состояние настолько ужасным, чтобы наконец проснуться.

~

Нельзя было так сильно затосковать по любимому в этом пустом помещении. Я плакал навзрыд, моля всех богов вернуть меня к деревянному столу с холстами и красками. Я чувствую тоску по делу и закрываю глаза, не желая больше видеть красных отражений с уродливыми чертами лица. Любить - вот, что двигало мной, когда я взял всю свою волю в кулак и бледной рукой разбил собственное лицо, которое смотрело на меня по ту сторону стекла. Снова и снова я ударял в гневе по отражениям, марая руки красной кровью и наконец чувствуя себя намного легче. Я разбивал все свои маски, которые годами создавал для собственного благополучия. Мои голые стопы касались пола и стирались об осколки моего же образа, который стонал, заставляя меня чувствовать его боль через барабанные перепонки. Из трещин стекала черная смола, погружая комнату в адскую проделку ошалевшего ребенка. В ту минуту я ощутил любовь к зеркалам.

~

Я просыпаюсь и смотрю на небольшой беспорядок из кистей и красок. Краем глаза замечаю сломанный карандаш в своей руке, который недавно был откинут к остальным ненужным предметам, а уж потом обращаю внимание на огромную надпись, так неаккуратно выведенную моим же почерком по середине стола:

РИЧИ ТОЗИЕР