Демоны Риарио

Джироламо практически не понимает, что происходит вокруг — всё сознание застилает невыносимая боль, заставляющая даже его, сдержанного человека, кричать, срывая голос. Терпеть это невозможно. Он чувствует, как проливается его кровь, капля за каплей, и вместе с ней его покидают и силы. Не умер от рук дикарей, что ж, значит умрёт от этой нелепой травмы, туда ему и дорога. Сколько проходит времени, когда к нему прибегает Нико? Наверное совсем немного, потому что вскоре появляются и пёс, дружок да Винчи и сам художник. Они разговаривают. Ха, пёс предлагает оставить его умирать… Ну, не удивительно. — Мы не оставим его! — взвивается в ответ на это Леонардо, чем немало удивляет Риарио. Не оставят? А зря. Лишний балласт. Хотя, как ни странно, умирать самому Джироламо не хотелось. Он ведь едва почувствовал себя живым. Какая-то божья ирония была в том, что живым он чувствовал себя только рядом с Леонардо. Когда тот вправляет кости, Джироламо, обессилев, обмякает на земле, едва не теряя сознание от сильной боли. В таком состоянии он проводит ещё час-полтора, пока пёс, нет, ладно, Зо и Нико не сооружают носилки и аккуратно, под пристальным взглядом художника, не перекладывают Риарио на них. Сам же да Винчи в это время перевязывает его ногу и фиксирует какой-то палкой. Смысл этого Джироламо не понимает, но это же гениальный ум…пусть. Риарио отключается и в себя приходит только спустя пару часов. Он всё ещё на носилках, которые, впрочем, сейчас на земле. Нико, явно недовольный стоит у высокого дерева и хмурится, пока Леонардо и Зороастр о чём-то громко переговариваются. Или, скорее, ругаются…снова из-за него? — Это неудобно! — размахивая руками, недовольно заканчивает свою речь Зо. — В двадцатый раз повторяю: мы его не оставим здесь. — Нетерпеливо отвечает да Винчи. — Тут и одному-то человеку негде развернуться, носилки протащить невозможно! Это заросли чёртовых деревьев. Лео, я не буду в этом участвовать, делай что хочешь. Хоть на руки его бери! — заключает Зо, но, видимо, такой ответ чем-то нравится Лео, потому что тот вскакивает и устало улыбается. — Точно! Молодец, Зо. Нико, бери медную голову, Зо — носилки, а я — Риарио. Джироламо отчётливо слышит своё имя из уст художника, но контекст отдаёт безумством, так что он не спешит верить в то, что услышал. Возможно, игры разума, замутнённого болью. Но художник действительно подходит и мягко касается его плеча. — Граф? — тихо зовёт он и Риарио вынужден, сквозь боль и усталость, чуть приоткрыть глаза. — Я понимаю, — художник явно подбирает слова, — у тебя болевой шок и вряд ли много сил, но ты можешь обхватить мою шею руками? Взгляд Джироламо становится чуть более осмысленным. — Не…утащишь, — сквозь боль хрипит он. Они одного роста и пусть да Винчи куда крупнее, всё же, Риарио вовсе не пушинка. Леонардо усмехается. — Обхвати меня за шею, — почти командует он и Риарио подчиняется. Он только надеется, что Лео его не уронит, повредив ногу ещё больше. Да Винчи приобнимает его за спину и подхватывает под колени, без каких-либо видимых усилий, поднимая. Риарио чувствует себя подвешенным. Он на руках у да Винчи. Сюрреализм ситуации зашкаливал, даже в тех условиях, в которых они были вынуждены пребывать сейчас. И всё же. Леонардо держал его аккуратно, но крепко и надёжно. Напряжённое поначалу тело Риарио стало понемногу расслабляться. Голова теперь покоилась на плече художника, а глаза были прикрыты. Силы снова покинули Джироламо, выкидывая его в сон. Не кошмар, как обычно, и не мутная жижа, в которой он тонул и которая давала лишь ощущение боли, нет. Он чувствовал себя дома. В безопасности, в комфорте. Сытым, согретым теплом очага и тела рядом. Ему снилась большая широкая постель в его собственном замке, шерстяное одеяло поверх шкуры какого-то дикого животного и он, на ней, прижимаемый телом кого-то достаточно тяжёлого, но между тем…уют и комфорт и довольство, которого он не ощущал даже в детстве. Ласковые, тёплые руки касаются его волос, перебирают пряди, нежно касаются лица. Он любим, он нужен, он в безопасности. Каждый жест, каждое движение, каждый вздох говорил об этом. Но даже из самого сладкого сна приходится выплыть. В боль, прохладу леса, неприятный запах грязной одежды и звуки диких животных. Но тёплые руки, точно такие, как во сне, всё ещё прижимают его к себе, даря безосновательное чувство безопасности. Он снова проваливается в сон и не приходит в себя почти до самого берега.