о чём мы будем молчать сегодня

— Можно я зайду? Шастун, глядя сверху вниз тоскливо и устало, стоял на пороге, сжимая пальцами с тускло поблескивающими серебристыми кольцами лямку рюкзака и сутуля плечи. Арс, конечно, никогда не мог отказать этому милому ушастому чуду, даже если «чудо» возвышалось в своей безразмерной серой куртке над далеко не мелким Поповым на семь сантиметров, чесало недельную щетину на немного впавших щеках и пахло дешевыми сигаретами и пивом — скорее как какая-то гопота, нежели чем уважаемый актер одного из центральных каналов. — Да, конечно, — Арс шагнул в сторону, кусая губы. Антон, не особо церемонясь, скинул с плеча рюкзак прямо на пол коридора, стянул куртку, бросил сверху и прошлепал на кухню, приземляя тощую задницу на стул. Арсений задержался, чтобы поднять куртку Шастуна с пола и повесить ее на крючок, и прошел за ним, сел напротив и стал ждать объяснений происходящему. Например, какого хера Антон забыл в Питере, почему он выглядит таким усталым и невыспавшимся, почему он пришел именно к Арсу, а не к Диме или Макару, почему молчит, почему… Антон шумно вздохнул, кинул взгляд на Попова, приоткрыл рот, будто желая что-то сказать, но так и не нашел слов. Его футболка выглядела несвежей и мятой, а под глазами лежали непривычные тени. Снова открыл, снова вздохнул и посмотрел в окно, где неярко горели огни ночного Питера — осенью о белых ночах можно было забыть. Арсений терпеливо ждал, но Шастун вместо объяснений откинулся назад на спинку стула, выудил из одного кармана джинсов смятую пачку Winston, а из другого — зажигалку, зажал в зубах дешевую сигарету, чиркнул колесиком, затягиваясь едким дымом прямо на кухне квартиры Арсения. — Хоть бы в форточку дымил, а не над столом, — к запаху и горечи на языке Попов привык, даже не поморщился, но вот задымленность на кухне казалась ему моветоном. Антон, непохоже на себя, никак не среагировал на короткое одергивание, хотя обычно тут же весь подбирался, бормотал под нос «извини» и делал так, как просили, а только прикусил темно-розовую обветренную нижнюю губу, покрутил сигарету между пальцев, сделал еще затяжку и наконец выдал: — Арс, я не могу с ней жить. На дым сразу стало как-то плевать. — А, — только и смог сказать Арс, тоже откидываясь назад и неосознанно царапая ногтем засохшую корку на случайной старой царапине. — Это невыносимо, ты не понимаешь, — Антон потер виски длинными окольцованными пальцами, и снова шумно вздохнул, глядя куда-то мимо. Арсений прикусил нижнюю губу, раздумывая, что бы можно было сейчас ответить, сказать, как поддержать и как все сделать правильно — потому что, конечно же, Арс все понимает и, конечно же, он не должен чувствовать этот укол радости — но в этот момент Антона неожиданно прорвало. Он прижал кулаки к глазам и заговорил торопливо, раздраженно, так, как говорят люди, когда решаются выплеснуть копившееся и кипевшее внутри много месяцев: — Все было хорошо, но… Я просто не вывожу. Она никогда меня ни из-за чего не пилила, принимала все как есть, поэтому я и был с ней, потому что… ну, кого еще я такого найду? Но одно дело — оставаться у нее иногда, жрать там заказную еду вдвоем, трахаться — просто замечательно, но… Когда ты снова спотыкаешься о ее чокнутого кота с утра и слушаешь обиженные просьбы не материться, а как тут, блять, не материться, когда он мне полноги расцарапал, или когда снова ее волосы длиннющие в этой сеточке в сливе в ванной, косметика ее повсеместно — ты вообще можешь представить, сколько у нее косметики? Там же можно лицо новое нарисовать, Арс, просто новое, а старое замазать нахрен, и никто не заметит! Или когда мне приходится притворяться, что ее яичница вкусная, не пару раз в месяц, а каждый, сука, день, и вкуснее нихуя не становится, неужели она сама не чувствует? А каково с ней спать? Она же одеяло отбирает, и повернуться невозможно, чтобы она не начала потом пинаться, мол, она проснулась, ей так неудобно, а у нее же еще эти волосы! Ты знаешь, как сильно во сне эти волосы лезут в лицо? А когда она постирала мою красную толстовку и кучу НЕ красных вещей, и они все теперь грязно-розовые? А еще, еще знаешь эту дурацкую бабскую привычку раз в месяц докапываться с пафосной романтичной хуйней? Я те клянусь, в последний раз это было «Антош, если бы мы были звездами, то я была бы… — сука… — я была бы… Альбирео, — во, — а кем бы был ты?», ну, и я ответил какую-то хуйню, там, Альдебараном каким-нибудь, она посмеялась, конечно, но все равно как-то обиженно потом ляпнула, что я должен был ответить… Бля, как там я должен был ответить? — Денеб, — негромко подал голос Арс впервые за все время этого диалога. — Альфа Лебедя. Она назвала бету. — И как, сука, я должен был это понять? — Антон фыркнул, выпуская облако дыма, и снова глубоко затянулся. Арс не очень весело прыснул, Шастун устало на него посмотрел, но не удержался от ответного короткого смешка. Поблекшие темно-зеленые глаза сверкнули искрами веселья и вернулись к исходному состоянию. — Арс, я заебался. Арс… Арсению на мгновение показалось, что Антон сейчас скажет «Арс, возвращайся ко мне», и это глупо, потому что, во-первых, они не были вместе, а во-вторых, Арс никогда не уходил. Они несколько раз целовались, и один раз, напившись до полной невменяемости, даже залезли друг другу в штаны, но между ними двумя никогда не возникало каких-то обязательств. У Арса сомнения в традиционности собственной ориентации возникали давно, еще в школе, позднее утвердились во время близкого — иногда даже слишком — общения с Захарьиным. «Это Арсений, Арсений — гей». Гей, сука, гомофоб. Проблемы с браком, проблемы с Шастуном, реакция на которого была куда явственней, чем на Захарьина — игнорировать не выходило — проблемы с фанатами, которые заставляли еще сильнее ненавидеть собственную природу, проблемы с родителями, которые неизменно пребывали на стороне Алены. Весь Арс — одна сплошная проблема. Когда ему вот так приходилось находиться чересчур близко к Антону с его красивыми припухшими темно-розовыми губами и понимать, как пиздецки сильно он влюблен — особенно сложная проблема. — Я понимаю, Тох, — спокойно произнес Арс и ленивым движением разогнал дым перед лицом. — Я был женат, и даже не один раз. Такие проблемы всегда возникают. У всех. Если ты ее любишь, ты привыкнешь. В конце концов, она ничего действительно нетерпимого не делает. — Я мог поехать к Диме, чтобы это услышать, — буркнул Антон, ковыряясь полуистлевшей сигаретой в подставленной пепельнице. — Тогда зачем пришел ко мне? Антон промолчал и снова затянулся. — Если люблю… Причем здесь любовь, Арс? Что это, блять? — Почему ты с ней? — внутренне сдерживаясь, спросил Попов, рассматривая вроде и не особенно красивое, но чем-то очень привлекательное лицо Шастуна. Антон странно на него посмотрел, оставил сигарету в пепельнице и шумно вздохнул, подпирая лоб двумя руками. — Хуй его знает. Это удобно. — По твоей речи не скажешь, что это удобно, — подметил Арсений, ловя себя на желании коснуться линии волос Антона, приводя разлохматившуюся русую шевелюру в порядок. Антон поднял мутный взгляд, и Арс понял, что Шастун не в полной мере трезв. — Было удобно. А теперь хуйня какая-то. Арс поднялся из-за стола, взял в руки пепельницу, стряхнул содержимое в мусорку. Открыл окно, чтобы проветрить помещение, глубоко вдохнул свежий незадымленный воздух и повернулся назад к Антону. — Антох… Я не хотел, но все-таки, насколько я понял, проблема не в ней. Проблема в тебе, в твоей голове. Ты не думал, что вам нужно расстаться, если тебя столько всего не устраивает? Антон еще сильнее разлохматил свои волосы, глядя на Арса снизу вверх расплывшимися зрачками. — Ты не сечешь фишку, да? Я не могу ее просто бросить. Она так и не нашла работу в Москве, а в Воронеже уволилась и назад ее не примут. Я не могу выгнать ее на улицу, в конце концов, ну Арс! Я… Я вроде как несу ответственность за нее, она же частично и из-за меня переехала… Как там было? Мы в ответе за тех, кого приручили, верно? — Верно, — кивнул Арсений и подумал, что это, должно быть, секретная суперспособность Шастуна — приручать всех, кому окажет хоть небольшое внимание. Часы на стене тикали очень громко в наступившей тишине. Стрелки показывали без пятнадцати час. — Я могу остаться у тебя? — тихо спросил Антон. — Я не знаю на сколько. Он сидел на чужой кухне, крутил кольца на пальцах, боялся поднять взгляд и был таким безумно нужным и уютным. Арс ненавидел свой не подчиняющийся в час ночи мозг: почему ему вместо нормального ответа хочется выдохнуть что-нибудь из разряда «боже, я люблю тебя так сильно»? — Конечно, — просто ответил Арс. — Постелю тебе в гостиной на диване. Пижама, зубная щетка, одежда запасная есть? Ни пижамы, ни зубной щетки у Антона с собой не было, а в рюкзаке обнаружилась пара сменных трусов, толстовка, две футболки и запасные джинсы. Он до конца вечера оставался непривычно тихим и немногословным, коротко кивал на все объяснения Арса и только в конце неловко улыбнулся уголком губ. Арсений вопросов больше не задавал, но прежде, чем оставить Антона в выделенной комнате, он на секунду задержался, неясно зачем оглядывая свежую постель и вытянутую фигуру Шастуна с уже оголенным торсом. Взгляды ожидаемо пересеклись. — Арс, — вздохнул Антон. — Ты прости, что так вышло, просто я не хотел ехать в Воронеж. Да и куда там ехать? У Димы места нет, Макару тоже это все не нужно. Родителям объяснять я ничего не хочу. В Москве податься тоже некуда, с Серым, ты сам понимаешь, я меньше общаюсь. А ты… — Ты знал, что я буду один, — понял Арсений. — Я не… — Все нормально, Шаст. Спокойной ночи. Вышло так, что Арсений слукавил: он подошёл к комнате Антона еще раз, уже ближе к пяти утра, так толком и не уснув и просидев большую часть ночи в телефоне; книга, лежащая рядом с кроватью на тумбочке, читалась непривычно тяжело. Шастун, естественно, уже спал, и тихое похрапывание доносилось из темноты гостиной. Арсений приоткрыл дверь и заглянул внутрь: Антон лежал на животе, почти пуская слюни в подушку, его лицо несимметрично и комично смялось. Длинные ноги запутались в сбитом в низ кровати одеяле. Арсений все понимал: то, что Шастун это обдумывал не день и не два, то, что немногочисленные предметы одежды, имеющиеся в рюкзаке — это его необходимый минимум, и что помимо одежды в рюкзаке можно найти паспорт, бумажник и несколько пачек сигарет. Антон не шел поговорить. Антон знал, что Арсений разрешит ему остаться в том месте, где нет злого кота, где никто не стирает красные толстовки с белыми футболками, где нет длинных волос в сливе или в кровати. Антон в чужой, казалось бы, квартире, чувствовал себя комфортнее, чем у себя дома. А Арс никогда не задавал ненужных вопросов. В конце концов, Арсения Антон приручил гораздо сильнее, чем Иру. *** Наблюдение первое: Шастун игнорирует понятие пижамы. Наблюдение второе: утро Шастуна заканчивается в лучшем случае в начале первого, когда Арсений уже успел выпить кофе, сбегать в магазин за продуктами, записаться на пробы на очередную труднодоступную сериальную роль и налить себе вторую чашку кофе. Наблюдение третье: обтянутая одними боксерами задница Шастуна и его длинные голые ноги только что прошли мимо лица Арсения. Наблюдение четвертое: Шастун имеет привычку пить воду прямо из графина, игнорируя такие переходные ёмкости, как стаканы или чашки, и пьет он, сонный, небритый и, блять, практически голый, неаккуратно и шумно, не замечая пару стекающих по щекам струек и влажно чмокая губами. — Пожрать есть? — вытерев лицо тыльной стороной ладони, на шастуновском пожелал доброго утра Антон. — В холодильнике яйца, — Арсений, старательно не отрывая глаз от ленты в телефоне, отхлебнул кофе и закинул ногу на ногу. Не то чтобы была какая-то необходимость, просто… Была какая-то необходимость. — Ненавижу яйца. — В морозилке сосиски. В ящике макароны. Есть замороженный фарш. Есть остатки борща, сваренного домработницей — Екатерина Федоровна приходит раз в неделю, по средам, в шесть, не напугай ее — но там, боюсь, уже завелась новая жизнь. Есть один банан. А, еще Доширак остался, кажется. — Спартанские условия, — кивнул Антон, рассматривая полупустой холодильник, и широко и заразительно зевнул. — Окей, сосиски так сосиски. Жить можно. *** Арсений поставил в холодильник молоко, закрыл дверцу, нахмурился, уставившись в пол, и открыл ее снова. Что-то неуловимо поменялось. Например, пустые полки — на них определенно было чуть больше еды, чем обычно. — Антон? — Ммм? — донеслось невнятное мычание из комнаты. — Откуда в моем холодильнике рыбные консервы? Послышался тяжелый вздох и шлепанье босых ног. В дверях появился Шастун в футболке — в футболке самого Арсения, если уж быть точным, в футболке #япересталволноваться, если быть еще точнее — и шортах. На лице было усталое выражение, которое можно было интерпретировать не иначе как «боже, неужели я действительно должен объясняться в этом?» Антон деловито отпихнул Попова от начинающего недовольно пищать холодильника, выудил предмет главного вопроса и поднял перед лицом Арса. — Арс, это — рыба. Консервы. С черным хлебушком утром или вечером — во, — Шастун поднял вверх большой палец, выразительно шевельнул бровями и убрал банку назад в холодильник. Достал палку колбасы. — Это — колбаса. Повторяю — с черным хлебушком — во! — повторил нехитрое объяснение Антон и снова полез в холодильник. — Майонез. Кетчуп. Сыр. Нутелла. Еще Нутелла. Хохланд. Йогурт. Три помидора. Огурец. Зелень. Здесь, — он открыл морозилку, — пельмени. Пельмени, Арс. Ты что, студентом никогда не был? — Шаст, я не ем почти дома, — просто сказал Арсений, вздыхая и тоскливо оглядывая заполненное пространство холодильника. — Ты вообще, судя по всему, не ешь нихуя. В зеркало видел себя? — Зато у тебя второй подбородок уже скоро будет. — У тебя ребра скоро выпирать будут, придурок, — Шастун сильнее необходимого захлопнул надрывающийся писком холодильник, и его содержимое противно задребезжало. — На меня он переводит, дебил несчастный. Садись и ешь. — Рыбу? — Да хоть рыбу, блять. Тебя с ложки кормить? Арсений удержался от наглого «а накорми» и, молча хмыкнув, отрицательно покачал головой. С одной стороны, завоевание Шастуном холодильника свидетельствовало о том, что парень здесь поселился не на день и не на два. С другой, это было и так ясно. Арсений достал колбасу и черный хлеб. Шастун отобрал и то, и другое, и пообещал ему лучший бутерброд в его жизни, после чего выудил из холодильника еще и майонез с кетчупом. Не то чтобы Арсений не смотрел прямую трансляцию с Шастуном от ТНТ («Арс, Арс, Арс, если ты смотришь это, то ты — Сеееееня») или «Большой завтрак» с Мариной Кравец и все тем же Шастуном. Рецепт фирменного антоновского блюда можно было уже выучить наизусть. Хотя было все равно вкусно. *** Антон исчезал и появлялся снова, то пропуская ночь, то к двенадцати возвращаясь и падая на диван лицом вниз. Он открывал дверь дубликатом ключей, иногда ставил пакет с продуктами на стул в кухне и шлепал в ванную. У Антона было несомненное преимущество перед всеми девушками, когда-либо находившимися с Арсением в одной квартире: он не пропадал в душе по три часа, а выходил очень быстро, не тратя лишней воды, геля, шампуня и времени. С другой стороны, был и минус. — Арс, блять, что ты как баба? Утонул там нахер? И вроде как это квартира Арсения, и это его законное право — проводить в душе столько времени, сколько захочется. Почему тогда злиться и ругаться на стремительно наглеющего Антона все равно не получалось? *** Вещи Шастуна валялись сначала на подлокотнике дивана, потом на полу возле дивана, потом по всем свободным поверхностям гостиной. Арсений игнорировал это столько, сколько это было возможным, но, споткнувшись о валяющуюся буквально под ногами розовую толстовку — которой определенно не было в первоначальном наборе вещей в рюкзаке — он глубоко вздохнул, оглянулся по сторонам, и принялся собирать разбросанные по комнате предметы одежды, думая, что он, возможно, действительно немного «как баба». Когда пришел Антон, Арса дома не было. Одежды в комнате не было тоже. Антон малодушно предположил, что окончательно заебал Попова, и тот его благополучно выселяет, не позаботившись сообщить об этом лично. Наверное, вещи уже собраны обратно в рюкзак — наверное, Арс даже понял, что все они обратно подозрительно не помещаются, потому что их количество существенно увеличилось по сравнению с первоначальным — и где-то валяется записка с требованием освободить жилплощадь до вечера. Шастун с горя пошел к холодильнику, чтобы как минимум забрать закупленное на неделю вперед пиво, и записку на ярко-розовом стикере, прикрепленным магнитом, как ни странно, нашел. «Шаст, вещи в шкафу в коридоре, первый, второй и третий ящик снизу, сам разберешься в принципе распределения. Рубашки и толстовки в том же шкафу, но на вешалках. Твоя сторона левая. Вернусь поздно, не жди.» На губах сама собой расплылась глуповатая улыбка. *** Антон залипал в телефон под невнятный бубнеж телевизора, когда в него прилетел комок из явно несвежей одежды, до этого находившейся в корзине для грязного белья рядом со стиральной машинкой. — Какого хуя? — вполне логично поинтересовался Антон, брезгливо сбрасывая с плеча черные боксеры — с первого взгляда сложно было определить, чьи конкретно. — В моей корзине для белья подозрительно много твоих вещей, Шастун, — немного обвиняющей интонацией сообщил Арсений. — А на мне сейчас висит подозрительно много твоих, — решив, что лучшая защита — это нападение, немедленно среагировал Антон. И да, он надеялся, что он сможет избегать самостоятельной стирки таким нетривиальным способом дольше, чем одну неделю. — Антон. — Арсеееений. — Иди в зад. — Да господи, Арс, — Антон, роняя вещи на пол, поднялся с дивана, примирительно протягивая руку к недовольному Попову. — У тебя разве не домработница за стирку отвечает? Так какая разница? Я тебе что-то должен? Я могу заплатить, если хочешь. — Шаст, — раздраженно-терпеливой интонацией — немного родительской, если честно — ответил Арсений, — стирка не производится вся вместе. Большей частью я занимаюсь этим сам. Черное отдельно, белое отдельно, красное — сам ругался — отдельно, все, понимаешь, все отдельно. Поэтому засунь свои деньги куда подальше и иди разгребай эту кучу. На сегодня запланирована черная стирка. Теперь занимаемся этим по очереди. — Ну Арс, — недовольно замычал Шастун. Арс, делая вид, что ничего не слышит, демонстративно развернулся и ушел из комнаты. — Я не собираюсь больше разбирать твои трусы, Шастун! — Да как ты их отличаешь? — Только не говори мне, что ты мог надевать мои! — Тогда придется промолчать, — буркнул Антон себе под нос, сгребая разбросанные по комнате вещи обратно в кучу и с горестным вздохом таща их к стиральной машинке. *** Голубой стикер над магнитиком из Испании: «Арс, я разморозил фарш и приготовил макароны по-флотски, гугл мне в помощь. Вроде съедобно. Хватит на неделю. Ешь.» *** По-цыплячьи желтый стикер возле магнита в виде одетой в новогоднюю шапку змеи: «Шаст, я на два дня в Мск, переночую у Сереги, загрузи черную стирку и доешь свой бл- чертов йогурт, он скоро испортится». *** Красный стикер на самом верху холодильника: «Арс, я на интервью, надел твою черную рубашку и твои голубые носки. Трусы свои. Целую =)» *** Темно-синий стикер с практически неразличимыми буквами: «заебал курить на кухне делай это на площадке и сходи в магазин купить одежды себе не маленький» — Арс, блять, ну ты серьезно? — громко крикнул Шастун в сторону комнаты Арсения и снял бумажный квадратик с холодильника, сминая его в руке. — Ты дуешься на меня из-за носков? Комната Арсения обиженно молчала. — Да подумаешь, поорали они из-за рубашки! Все черные рубашки одинаковые! Никто ничего не докажет! Арсений все еще не отвечал. — Ой, да иди ты на хуй, Попов! Я все равно буду брать твою одежду! Антон вздохнул, отклеил себе оранжевый стикер, быстро нацарапал на нем несколько слов, приклеил под красным и ушел с кухни. «Потому что твоя одежда охуенная». *** И трижды будь проклята вся эта одежда, дело было не в ней, а в том, что Арсению становилось все сложнее и сложнее воспринимать все эти гейские шутки от Антона в свой адрес. Ему, конечно, было бесконечно приятно, что дружба между ними окрепла настолько, что эти шутки становились возможными, но с другой стороны — Арсению было немного не до дружбы, когда Антон шлепал его по заднице, отправляя куда-нибудь с кухни. «Твоя одежда охуенная». Арсений так, блять, его любит. *** — Что это? — Я купил пиццу? Антон сидел на полу гостиной перед телевизором в позе очень хренового воронежского лотоса, хмурясь в экран и негромко чавкая куском «Пепперони». Арсений проследил за ниточкой сыра, тянущейся от надкушенного треугольничка к жирно блестящим губам Шастуна, недоуменно обвел глазами три коробки на полу, включая уже открытую и начатую Антоном, и несколько бутылок пива, колы и, почему-то, литровую коробку апельсинового сока. «Ты собираешься впихнуть это все в себя в одиночку?» — вертелось в голове Арса одновременно с «Ты уверен, что доставщик тебя не узнал?», но Шастун, не отрывая глаз от экрана молчащего, но определенно включенного телевизора, вслепую похлопал рукой рядом с собой и нетерпеливо произнес: — Да садись уже, че ты, сам написал, что к десяти будешь, а уже одиннадцать почти. Арсений не понял, но на всякий случай присел рядом в похожую, но более изящную позу лотоса, осторожно отодвигая от себя открытую коробку с пиццей. — Я что-то упусти… — Я решил, что нам стоит больше времени… — Антон сбился с мысли и замялся. — Нам нужно посмотреть какой-нибудь фильм вместе. Я тут скачал несколько, тут «Противостояние», которое Кэпа с Железным Человеком, я его один раз смотрел и не помню нихрена, еще «Чудо-Женщина», так и не сходил, «Лига Справедливости», ее только ленивый не обосрал, но все-таки пусть будет, эээ, а, еще «Миссия невыполнима» с третьей по пятую, «Крепкий орешек», потому что его много не бывает, о, «Тор: Рагнарек», тоже пересмотреть неплохо было бы, так… — У меня тут было несколько фильмов уже, — заметил Арсений, максимально незаметно пододвигаясь по ковру ближе к Антону и решая не акцентировать внимания на том, что Шастун опять что-то для себя решил и как-то без лишних вопросов это продвигает в квартире Арса и в жизнь Арса. — Ага, я видел. Так, я еще Суперсемейку скачал и Зверополис, так что будешь? — он с вопросительным видом повернулся к Попову, обдавая запахом колбасы и сыра. Арс осторожно взял себе кусочек Пепперони, поджимая губы. — Значит, мои фильмы ты даже не рассматриваешь. — Арс, мы не будем смотреть «Берегись автомобиля», он никакой. — Но… — Мы никакие советские фильмы смотреть не будем, Арс, я купил пиццу и пиво, и даже сок, если ты не захочешь пить, хуй знает, насколько плотный у тебя завтра график, но вечер пятницы — время крутых блокбастеров, так что давай решай уже. Арсений замолк на несколько мгновений, пытаясь понять, как ему реагировать на настолько командный голос Антона и как справиться с накатывающим желанием стереть пальцем с его нижней губы кусочек сыра, а потом поцеловать. Романтика хуева. — «Москва слезам не верит» получил Оскар… — Я включаю «Чудо-женщину». — Давай «Противостояние». Антон откинулся назад, облокачиваясь лопатками на край дивана за спиной, и с удовлетворенным видом щелкнул пультом, выбирая нужный фильм. — Сразу бы. *** Антон слишком много молчал, предпочитая сразу приходить и огорошивать Арсения каким-то известием без подготовки и предварительных фраз и намеков. Он в жизни в принципе был не слишком разговорчив, предпочитая что-нибудь есть, залипать в телефон, без единой мысли в глазах листая ленту, или спать. Спать, пожалуй, больше всего. «Как ты будешь работать, живя в Питере?» «Неужели ни у кого не возникнет вопросов, если мы продолжим жить вместе?» «Ира знает?» «Зачем ты написал это странное «целую» в конце записки?» «Ты шутишь или где?» «Ира знает?» «Ира знает?» «Ты с ней поговорил?» «Ты с ней расстался?» «Почему она постоянно удаляет и восстанавливает страницу в Инстаграме?» «Она знает?» «А что я знаю?» Арсений глотал эти вопросы один за другим и держал их в себе, веря, что если Шастун захочет ему объяснить, то он это сделает. Арс продолжал жить так же, как раньше, почти ничего не меняя. Возможно, стал чуть чаще завтракать и чуть меньше курить, чуть тщательнее подбирать одежду для выхода из дома и внимательнее подходить к стирке, чаще закупаться в магазинчике у дома и следить за фильмами, выходящими в кино, но… Это же все несущественно, верно? *** Антон прошлепал на кухню почти вслепую, чувствуя запах чего-то жарящегося и аппетитного и слыша шипящую сковородку. Чуть продрав глаза, он вздохнул с легким разочарованием: жарилась яичница, конечно, не одна, а с уже темными ломтиками бекона, обжаренного в масле черного хлеба, зеленью и красными кругляшками помидоров, но все-таки вся эта вкусная часть находилась в набившей оскомину яичнице. Антон не любил яйца. — Я не люблю яйца, — так и сообщил он, недовольно потирая заспанные глаза рукой и широко зевая. Арс оглянулся на него, смерив с головы до пят нечитаемым взглядом. — На тебе мои трусы. — Это повод пытать меня яйцами? — Иди умойся и побрейся уже наконец, горе луковое, — фыркнул Арс, поправляя на плече слишком большую для него растянутую домашнюю футболку. — Потом приходи. Через пятнадцать минут Антон, соизволивший надеть на себя футболку и шорты, с кислым лицом смотрел в тарелку, на которую Арсений осторожно выкладывал многострадальную яичницу. Отказываться было некрасиво — он и так уже загнул многовато, учитывая то, что он живет в чужой квартире, пусть и платит за нее половину всех счетов, что ему готовит завтрак хозяин этой квартиры, не являющийся ему, по сути, никем, и что он имеет наглость предъявлять какие-то претензии. Кто тут еще граф. — У этой яичницы есть несомненные преимущества перед той, которую ты не любишь, — мягко заметил Арс, будто прочитав мысли в голове Шастуна. Попов сел на соседний стул, даже не глядя на собственную тарелку с половиной приготовленной порции. — Какие? — послушно спросил Антон. — Ее готовил я. Не Ира, — просто сообщил Арс, взглядом указывая на тарелку, и Антон не нашелся, чем возразить — он взял вилку в руку, отломил кусок с хлебом и помидором, отчего красноватый сок растекся по керамическому краю, и на пробу отправил в рот. Он определенно ел пищу богов. Антон не заметил, когда содержимое его тарелки стало заканчиваться, и Арсений подпихнул ему свою, так и не тронутую. Антон только что-то благодарственно промычал под нос, продолжая забивать рот лучшим завтраком в своей жизни, и лишь к концу осознал, что все это время светлые голубые неотрывно следили за ним, что-то для себя решая и принимая. Арс как будто ставил какой-то эксперимент, честное слово. — Охуенно, — честно сообщил Антон, вытирая рот тыльной стороной ладони. Арсений с нечитаемым лицом протянул ему салфетку, и Шастун с кивком ее взял. — Очень сильно охуенно. — Я рад, — кивнул Арсений с легкой улыбкой в уголке губ. Антон вздохнул, откидываясь назад. — А ты-то не позавтракал, — неожиданно понял он. — Арс, ну какого, блять… — Шаст, я не голоден, правда. — Да конечно, не будет он, — Шастун подскочил на ноги, что вышло не так легко после двойной порции яичницы с хлебом и беконом, и шагнул к холодильнику, пристально изучая полки. Арсений сделал попытку встать и незаметно ускользнуть с кухни — нет, он сделал попытку взять тарелки и начать их мыть, чтобы Антон побоялся его спугнуть и слинял сам, вот хитрый засранец — но Шастун надавил на его плечи, вынуждая сесть обратно. — Йогурт, — он поставил на стол перед Арсом баночку «Даниссимо». — Антон. — Не Антон, а йогурт, — парень достал из подставки чайную ложку и, стоя за спиной Арсения и этим не давая тому встать, отклеил сверху фольгу, зачерпнул немного и поднес к губам Попова. — Давай, Сеня, ложечку за маму… — Иди в задницу, Шастун, — Арс попытался увернуться, и Антон испачкал содержимым ложки ему подбородок. — После того, как ты поешь. — Ладно, — с тяжелым вздохом согласился Арс. — Давай. Я сам. — «Ясам» — это Агуша, а тут Даниссимо, поэтому убрал руки нахуй и открыл рот, — Антон снова ткнул его ложкой в сжатые губы. — Куда убрать руки?.. — попытался сыронизировать Арсений, но в этот момент попытки Антона накормить его наконец увенчались успехом. — Выглядишь сексуально, — заржал Антон, рассматривая испачканное в белом и густом йогурте лицо Арсения. Арс недовольно поджал губы, опуская взгляд и пряча едва заметный румянец на скулах. Он вытер рот и подбородок тыльной стороной ладони, и Шастун, развеселившийся донельзя, напомнил ему про его же салфетки. — Мне не нравится, как на тебя влияет хорошая яичница, — буркнул Арсений, стирая остатки йогурта уголком салфетки. — Больше делать ее тебе не буду. — Я подам на развод, — заявил Антон и засмеялся еще сильнее, столкнувшись взглядом с возмущенно-удивленными глазами Арсения. — Да господи, что ж ты нервный такой, иди давай, я посуду сам помою как-нибудь. Арсений его любит, вот честно. Когда-нибудь, может быть, даже скажет об этом лично. *** Телевизор крутил титры под какую-то пафосную музыку. Пицца в коробках почти закончилась — пара кусков сиротливо ютились на покрытом пятнами жира картоне. Антон лежал, закинув свои километровые ноги на колени Арсения, и пытался допить свое пиво, отчего его кадык дергался вверх-вниз, ненужно привлекая внимание Попова. — Арс, слушай… — Мм? Антон немного глупо усмехнулся, скашивая глаза на экран телевизора, где недавно закончились первые «Мстители». Он привычно крутил кольца на тонких пальцах, двигаясь и разговаривая расслабленно и сонно. — Время тупых вопросов. Если бы Капитан Америка и Железный Человек были геями, то кто у них был бы сверху? Арсений хмыкнул себе под нос, вспоминая шастуновское «А теперь Железный Человек может поцеловать Капитана Америку». Идея-то тянется, да, Шаст? — Старк, — ответил Арс без особых сомнений. — Почему? Время глупых вопросов грозило затянуться, и Арсений немного съехал вниз по дивану, спихивая с себя ноги Антона. — Ну… он старше. — Ну не скажи, — заржал Антон. — Кэпу под сотню. Арсений закатил глаза, не разделяя веселья. — Блять, Тох, Дауни старше, значит, Старк тоже старше, заморозка Капитана не считается за годы его жизни. Старк старше… и умнее… И опытнее, надо полагать. Антон добродушно улыбнулся и почесал щетину на правой щеке. — Допустим… А Кэп выше. — С каких пор рост человека является определителем актива в гомосексуальных отношениях? — фыркнул Арсений. — А с каких пор возраст является опреле… определителем? Как ты это, блять, так легко выговариваешь, ты же тоже пил… Арсений выдержал паузу в несколько секунд и сдался — засмеялся, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Антон заржал тоже, трясясь всем телом, его лицо выглядело очень комично — Шастун в принципе был похож на готовый шарж, когда смеялся. — Так ты за Кэпа? — все-таки уточнил Арсений, неожиданно тоже заинтересовавшись вопросом. — В Гражданке? — переспросил Антон. — За Старка, конечно. — Шастун, мы сейчас про Гражданку говорили? — Что… А, — он снова прыснул. — Да, тут за Кэпа. Ну даже как-то чисто по комплекции. И… Не знаю. Кэп явно сверху у них. — Как знаешь, — хмыкнул Арсений. — Не являюсь таким экспертом в геях, как ты. — Ой, не гони ты… — отмахнулся от него Шастун, пытаясь подняться, но тут же неожиданно слегка прогнулся в спине и тихо охнул, падая обратно. — Сука… Антон закрыл лицо ладонями, запуская пальцы в волосы и скользя ими наверх, снова немного прерывисто вздохнул и сморщился, пытаясь пошевелиться. Арс нахмурился, глядя на него. Антон безвольным мешком скатился с дивана на пол, тихо постанывая и утыкаясь лицом в ковер. — Тох, ты чего там? — Да спина, блять… Вообще пиздец ебаный, — он снова простонал, поднимаясь на руках и неловко садясь на полу. — Мой позвоночник как будто отдельно от тела существует, там, блять, каждый позвонок отдельно, и каждый хрустит, и поясница ноет постоянно. Вроде лет еще не так много, как тебе, что не так-то со мной, старость, блять, не за горами… — он откинулся головой назад на диван. — Заебало. Арсений прикусил губу, недолго раздумывая. — Иди-ка сюда, — он указал на место у своих ног, сам шире раздвигая колени и садясь более прямо. — Спиной ко мне. — Я уж испугался, — пробормотал Антон, пододвигаясь на нужное место и зачем-то роняя голову вбок на колено Арса. Арсений на пробу прошелся пальцами вдоль шейных позвонков, осторожно массируя затекшие мышцы, и спустился ниже, разминая и отводя назад сутуловатые плечи. Антон очень порнушно застонал, опуская голову вниз и весь подставляясь под прикосновения Попова. Арс взялся одной рукой за его плечо и пальцами второй с нажимом провел почти от копчика снизу вверх, выпрямляя чужую спину и слыша в ней тихий хруст. — Аах, — Антон почти прогнулся, искажая лицо в гримасе не то боли, не то наслаждения. Арс продолжил разминать и расслаблять заскорузлые перенапряженные мышцы — он будто играл на музыкальном инструменте, потому что каждое его прикосновение вызывало новый стон Шастуна. — Где ты этому научился? — слабым голосом поинтересовался Антон, наконец расслабляясь и безвольно прислоняясь к умелым рукам Арсения. — Есть вообще хоть что-то, что ты не умеешь? — Просто читал в свое время пару статей, смотрел какие-то обучающие ролики, — Арс пожал плечами, находя на спине Антона особенно чувствительные точки. — Ничего сверхъестественного. Знаю базу. — Нахуй оно тебе надо? — Я с женой тогда еще жил. Неужели тебя девушки никогда не просили «помять им спинку»? — хмыкнул Арс. — Прелюдия-то отличная. А когда делаешь хорошо, она вообще становится как воск в твоих руках. — Да даже я бы тебе ща отдался, — расслабленно хмыкнул Антон, издавая новый стон от очередного движения Арсения. — Судя по звукам, можно решить, что так и произошло. — Иди на хуй. Ох… Арс чуть отстранился, вызывая разочарованный вздох Шастуна и его ищущий взгляд щенячьих зеленых глаз. — Ты можешь лечь на живот, так будет лучше массаж сделать, — просто сказал Арсений. — Лучше на пол. Антон с готовностью вытянулся на полу, подкладывая руки под голову. Арс, оценивающе глянув на него, сел сверху, перекидывая ногу через худые бедра, и коротко порекомендовал: — И футболку сними. — Только не трахни меня там, а то доведешь еще до состояния полной невменяемости, — пробормотал Шастун, послушно стягивая с плеч футболку. — Прелюдия у него, блять. Меня, кстати — ооаах! — Арс продолжил массаж, — Ира-то просила, но я никогда на такие подвиги, как ты, не шел. Да и че я, массажист ей, блять? Если ей сильно надо, пусть идет и записывается на профессиональный массаж, я ей зря что ли деньги отдаю… — Эх, Шастун, — вздохнул Арсений. — Я удивляюсь, как она тебя первая не бросила. — Просто я охуенный любовник, — невнятно пробурчал Антон, все сильнее растекаясь по полу. — И умею делать подарки. Я даже Гарри Поттера ее прочитал. Не помню нихуя, но прочитал же… Арс, а у тебя спина не болит? Ты же старше… — Болит, — пожал плечами Арсений. — Но не так часто и сильно. Я и образ жизни более подвижный веду, и кровать у меня получше, чем этот старый диван. — Значит, положил меня на хреновый диван и радуешься, вон оно как? — деланно возмутился Шастун. — Предлагаешь мне спать на хреновом диване, а тебя переложить на мою кровать с ортопедическим матрасом? Не наглей, Шаст. — Не буду, — согласился Антон и снова очень порнушно застонал. *** Арсений злился. Арсений очень сильно злился, везя пьяного в стельку Шастуна из какого-то бара назад в собственную квартиру, злился, затаскивая его в лифт, злился, пропихивая его в дверной проем. На часах было около трех ночи и Арс уже собирался ложиться, будучи уверенным, что Антон сегодня уже не вернется, когда телефон разорвался входящим звонком и очень знакомый голос заплетающимся языком попросил забрать его. «Аааарс, — звук икания, — котенок, — невнятный сдавленный смех, — свет мой золотце… ой… Ааарс, я сам — ик — не дойду назад, походу, а мне говорят вы- выметаться. Аааарс, какое у тебя имя классное. Аааарс… Задница у тебя тоже зачет. И глаза — ик — охуеть какие голубые. Как ты? Ты голубой? — смех. — Я не голубой. Я… О чем я? Арррс…» И Арсений, как последний дебил, действительно искал его по близлежащим барам, заходил везде, перезванивал, не получал ответа — злился и все равно беспокоился — а эта шпала не проявляла и толики благодарности, продолжая что-то невнятно бормотать себе под нос и бессмысленно ржать каждые пять секунд. — Разувайся, ботинки с тебя снимать я не буду, — сведя брови к переносице, недовольно бросил ему Арс, вешая собственную куртку на крючок. Пальцы были неприятно замёрзшими, и хотелось только горячего душа и поскорее оказаться под теплым ватным одеялом, проваливаясь тяжелой мутной головой в долгожданный сон. У Антона были другие планы, поэтому, кое-как скинув с ног ботинки и лишь чудом не свалившись на пол, он всем весом навалился на Арсения, прижимая его к стене. Попов прижмурился, пытаясь уйти от сшибающего с ног запаха перегара, но Шастун был тяжелый, неповоротливый и упрямый, а его нос и беспрестанно шевелящиеся губы почти касались небритой щеки Арсения. — Какой ты, сука, красивый, — зачем-то выдохнул Антон, каждой клеточкой тела пытаясь прижаться к слабо сопротивляющемуся усталому Арсу. — Ты в душ? Я тоже. Пойдем вместе… — его руки с холодными с улицы пальцами нагло скользнули под футболку Попова, прижимаясь к теплой пояснице. — Антон, не хуей в край, руки убери и дай уже мне отдохнуть от тебя, — задирая голову вверх и вправо, сквозь сжатые зубы выговорил Арсений. — Ну Арс, — Антон уткнулся ему в шею, оставляя влажные следы на чувствительной коже. — Антон… — Пожалуйста, — на удивление сильные руки с длинными окольцованными пальцами переместились ниже, крепко сжимая задницу Попова, а слегка обветренные полные губы, чуть царапаясь, попытались найти губы Арсения. — Шастун! — Арсений уперся руками в чужие плечи, старательно отпихивая очень настойчивого и очень пьяного парня, и в это время Антон переместил одну руку на затылок Арса, второй продолжая лапать задницу, и влажно и неловко прижался к губам Попова, пропихивая в чужой рот свой длинный гибкий язык. — Мвхмх… Хватит, — Арсений наконец оттолкнул от себя Шастуна, поспешно отдаляясь от стены. — Да ты же сам меня хочешь! Самое хреновое заключалось в том, что это была правда — и не только в физиологическом смысле. Только вот трахаться с пьяным в стельку парнем, который с утра будет ныть от головной боли и осознания совершенной ошибки, а потом прятать взгляд, искать способы забыть и как можно скорее исчезнуть из жизни Арсения — нет уж, увольте. — Ты пьян, — взгляд Попова окатывал ледяной водой. — Я в душ, а тебе нужно проспаться и научиться держать руки при себе. Антон потупил глаза, уже не смеясь и даже не икая — может быть, метафорическая ледяная вода обладала похожими свойствами с настоящей — а Арс, вздохнув в попытке успокоиться, поспешно ушел в ванную комнату. Уткнувшись лбом в ледяной кафель и все еще чувствуя горящие прикосновения Антона на своей коже, он никак не мог понять, в какой же именно момент он докатился до такой жизни. Вечно одинокий влюбленный пидор — обругало Попова его же подсознание. На полу его комнаты лежали скомканные джинсы Антона, а на кровати — сам Антон, запутавшийся в собственной футболке и заснувший, лежа на животе прямо поверх покрывала. Он громко сопел, иногда чмокая влажными губами. Арсений хотел продолжать злиться, но уже не мог. — Тох, вставай, — Арс поднял его, приводя в сидячее положение и осторожно стягивая с худощавого длинного тела футболку. Он тяжело сглотнул, случайно задевая чужой плоский живот и ведущую вниз от пупка дорожку темно-русых волос, прикрыл глаза и, стараясь минимально контактировать, отбросил скомканную и слабо пахнущую алкоголем футболку куда-то к джинсам и позволил расслабленному Антону рухнуть обратно. — Мгмх, — промычал Антон. — Это моя кровать. Иди к себе. — Нет, — неожиданно внятно ответил Антон, не открывая глаз. — Что? — Не пойду. Там диван. У меня от него будет… Будет какая-то хуйня, которая точно заканчивается на «оз». Арсений стянул с кровати плед, выдернул его из-под Антона и отогнул одеяло. — Антох… — он попытался настоять на своем, но тот уже старательно подгребал под себя подушку и заматывался в одеяло. — Блять. Кровать Арсения была двуспальная, поэтому он просто лег на свою половину, пиная Шастуна, чтобы тот занял более удобное для Арса положение, накрылся одеялом и закрыл глаза. Сквозь подступающий сон он чувствовал, как Антон подползает ближе, утыкаясь ему куда-то в шею и закидывая длинную лапу поперек арсовской груди. Было тепло. *** Голова у Антона раскалывалась так, что впору было сдохнуть, а перед глазами плясали назойливые разноцветные точки; во рту разверзлась Сахара или, по крайней мере, какая-нибудь Калахари. Он попытался пошевелиться, громко страдальчески застонал, пошарил вслепую руками по кровати и чуть с нее не упал, осознавая: он лежит на здоровой двуспальной кровати Арсения, но самого Арсения рядом нет. Через пару секунд в голову пришли картинки, как он, Антон, пьяно лапал Арса за задницу и пытался залезть тому в штаны, пока Попов сопротивлялся и только каким-то чудом не дал ему в челюсть. Антон застонал чуть громче и все-таки открыл глаза, хватаясь за взъерошенную голову. Он откинул одеяло, медленно и осторожно садясь на кровати. На тумбочке рядом стояли бутылка минералки и стакан, в которой минералка уже была налита — Шаст схватился за него, как за дар богов, в несколько глотков опустошая. Откуда там взялась минералка? Антон потер глаза и попытался чуть более осмысленно взглянуть на комнату. Первое: он сам был раздет до трусов, а не дрых в джинсах и футболке поверх пледа, а вышеупомянутые вещи почти аккуратно висели рядом на стуле. Второе: окна были плотно зашторены, и в комнате царил приятный полумрак, позволивший ему спать все это время, хотя Антон прекрасно знал, что Арс шторы никогда не задергивает, потому что просыпается рано. Третье: на тумбочке помимо воды находился аспирин и бумажка с какой-то запиской. Антон, до этого уверенный, что Арс выставит его за порог, как только сам Шастун будет способен ходить, нахмурился, осторожно налил себе еще воды, разгрыз таблетку аспирина, запивая ее, и запустил пальцы в волосы. Все попытки думать раздражающе пульсировали в голове тяжелой распирающей болью. «Антон. Меня не будет до вечера. Если будешь способен есть, то из готового в холодильнике есть остатки супа и замороженные сырники. Постирай свои вещи. Надень чистые из шкафа. Застели кровать. Алкоголя в доме нет. Буду часов в 7.» В другое время Антон бы уже стебался, что Арсений ведет себя как сверхзаботливая мамочка, но сейчас ему было совсем не до шуток, если честно. Кажется, из квартиры его пока не выгоняют — но с другой стороны, может быть, этот разговор отложен до вечера. Слоняясь весь день по дому, Антон постирал не только свои вещи, но и разгреб всю одежду из корзины с грязным бельем, отправляя ее в стиральную машину партиями, приготовил жареную картошку, которую Арсений, вроде бы, любил — кто не любит жареную картошку? — скачал еще каких-то фильмов, думая, что будет согласен смотреть даже самые нудные советские, лишь бы хоть как-то загладить свое поведение. Наверное, им придется по-нормальному все это обсудить, потому что, ну… Пиздец нахуй блять. Арс пришел под вечер, как и обещал, но разговаривать не стал — в смысле, стал, но все не об этом. Он обрадовался картошке и постиранным вещам, устало завалился на диван после ужина, включил телевизор и совершенным образом никак не комментировал произошедшее ночью. — Арс, я вчера… — Вел себя как пьяная свинья, да, я заметил, — фыркнул Арсений и щелкнул пультом, переключая канал с орущего «Пусть говорят» на «Первом» на какие-то новости на «России 1». Новости ему не понравились тоже, поэтому он включил родной ТНТ и замолк, параллельно листая ленту в Инстаграме на телефоне. Антон недоуменно потоптался на месте, пожевал губу, вздохнул и упал на диван рядом с Арсением. Как будто это все ему больше всех надо, в самом деле. Все вернулось в привычное русло: Антон забил на разговоры, отобрал пульт, чтобы переключить на музыкальный канал и громко орать песни Лазарева, уворачиваясь от летящих в него подушек, Арсений закрывал лицо рукой и смеялся, старательно игнорируя попытки Антона заставить его подпевать. Антон вырубил свет, и, продолжая скорее кричать, чем петь «Сдавайся», вынудил Арса подняться на ноги и показать мастер-класс по танцам, а сам громко смеялся и хлопал, неуклюже стараясь двигаться в такт. Они возились так часов до двух, а потом начали медленно собираться спать, и тогда Арсений спросил: — Ты вернешься спать к себе на диван, или ты все еще ужасно боишься сколиоза и останешься у меня? Мне убирать твою постель или нет? — так легко спросил, будто это было чем-то не менее обыкновенным, чем вопрос о том, что приготовить на ужин или какой фильм посмотреть. Антон, снова вспомнивший о своем поведении, сначала смутился, а потом решил взять Попова на слабо: пусть не притворяется, что такие вещи — это все хуйня на постном масле. — Знаешь, мне у тебя понравилось, — пробормотал он чуть менее нагло, чем планировал. — Удобно. — Хорошо, — просто кивнул Арс. — Иди тогда первый в душ, я пока твою постель уберу. И Антон промолчал. Промолчал, уходя мыться, промолчал, когда чуть не столкнулся с Поповым, выходя из ванной, промолчал, когда осторожно, в позе солдатика ложился на отведенную ему половину кровати Арсения. Арс выключил свет, и, буркнув «Спокойной ночи», лег рядом, поворачиваясь к Шастуну спиной. Антон не выдержал и прыснул. Арс обернулся. — Что? — Мы как престарелая пара, — Антон засмеялся куда-то в подушку. — Когда секса нет так давно, что о нем даже и речи не заходит, просто чинно ложимся, знаешь, и отходим ко сну, — с нотками ироничного пафоса закончил он. Арсений чуть улыбнулся и выгнул левую бровь. — А ты хотел бы секса? Антон подавился смешком, замолчал, отвернулся от Арсения на бок и сделал вид, что уже уснул. Арсений фыркнул себе под нос. *** Арс выдохнул дым, слабо кашляя, и облокотился об оконную раму застекленного, но максимально открытого балкона. На улице было уже холодно — конец осени в Питере никогда никого не щадил — но Попов стоял в домашней футболке и штанах, рискуя окончательно простудить горло, и курил паршивый Антонов Winston, изредка выпуская струйки через нос. Арс привык к Антону в своей жизни. Привык к их странным недоотношениям, вечно застрявшим между отношениями близких друзей и отношениями престарелой гей-пары, когда порох в пороховницах вроде бы и остался, но хватает его только на шутливые шлепки по пятой точке, ироничные «Целую» на каждом углу или неловкие комплименты перед выходом. Антон на днях, сонно топая по кухне сначала к холодильнику, чтобы изучить имеющееся там ничего, а потом обратно, мимо стоящего у плиты Арса, зачем-то пробормотал ему «Доброе утро» и чмокнул губами где-то в районе виска. Арсений в отместку сдернул с него полотенце тем же вечером, когда Шастун выходил из ванной, и тут же убежал в комнату, стараясь не задерживаться взглядом там, где ему совсем не следовало задерживаться. Антон хватал ртом воздух и выглядел настолько ошарашенным, что Арс не мог прекратить смеяться еще полчаса; Антон обиделся. Следующим утром Антон его не целовал, а мстительно и довольно сильно ущипнул за левую ягодицу. Арс пересолил его яичницу и подрисовал дурацких сердечек на дурацком розовом стикере с указаниями по покупке продуктов. Антон запихнул белую дизайнерскую футболку Арсения в стирку вместе со своей красной толстовкой, и на этом война закончилась, потому что Арсений обиделся не на шутку и злился долго и сильно — пока Антон не встал на колени, осыпая слезами и поцелуями «графские» руки Арса. Смеялись они потом долго, буквально падая друг на друга. Розовый вариант футболки Арсу понравился. Как-то раз Антон неожиданно подошел к Арсению сзади и осторожно положил руки на плечи, начиная неумело, но очень старательно разминать мышцы в попытке сделать массаж — видимо в благодарность за тот раз, когда Арсений помогал ему со спиной. — Решил все-таки глянуть обучающие ролики? — спросил тогда Арс, довольно постанывая. Антон что-то промычал в ответ, и Арсений улыбнулся сам себе. — Ты же вроде не массажист, чтобы такой фигней заниматься, нет? Антон долго молчал, а потом с усмешкой выдал: — Так и ты яичницу получше Иры готовишь. Арсений не нашел тогда объяснений новой волной поднявшемуся в груди чувству. Однажды во всем квартале отрубили свет, и Антон решил устроить им ужин при свечах, пошутив что-то про то, что не хватает только лепестков роз. Зарядка на телефонах закончилась быстро, и они решили открыть давно хранящуюся у Арса бутылку дорогого коллекционного коньяка, распивая ее на двоих и не переставая болтать обо всем, кроме важного, до хрипоты в голосе. Кажется, иногда они прерывались на то, чтобы громко петь всевозможные известные им песни, а Арс даже пытался танцевать, игнорируя отсутствие нормальной музыки, а потом Антон обхватил его лицо двумя ладонями и крепко поцеловал. Арсений почти сдался ему тогда, а потом снова испугался. Свет дали только к утру. Они окончательно разделили обязанности по готовке и стирке, пятничные вечера с совместными просмотрами фильмов и поеданием пиццы стали почти традицией, а спать в одной кровати почему-то было и теплее, и правильнее. Антон не давал ему сидеть ночами в Инстаграме, неизменно просыпаясь и вырывая светящийся экран из рук с недовольным мычанием; проблемы со сном немного выправились и перестали так беспокоить постоянно напряженный мозг. Роль маленькой ложки, ни при каких других условиях не достававшаяся Арсению с его немаленьким ростом, неожиданно оказалось очень комфортной и нужной: когда Антон жарко прижимался сзади всем телом, подгребая к себе рукой, тревожные мысли сами собой рассеивались. На смену им, впрочем, приходили другие, порой мешавшие ничуть не меньше. Арс был уверен, что сны, где его трахает его коллега, друг, но никак не любовник, к числу нормальных не относились. А Антон ситуацию только усугублял, то сквозь сон влажно и горячо прижимаясь губами к изгибу арсовской шеи, то все так же спросонья начиная откровенно лапать, спускаясь ладонью к резинке пижамных штанов, а то и под нее, и вжимаясь пахом в ягодицы. Арсений нехотя отпихивал его и сбегал снимать напряжение в душе. Секса у него не было уже несколько месяцев: ни о ком, кроме Антона, думать не получалось. Арсений снова глубоко затянулся дешевым горьким дымом, раздирающим легкие, и шумно выдохнул, опираясь виском о ледяное стекло. Арс был так пиздецки сильно влюблен. Он курил и понимал, что однажды все закончится. Однажды Антон съедет, все вернется на круги своя и все будет в порядке. Арсений снова перестанет нормально спать, холодильник опустеет, а шкаф вернется в полное его распоряжение; его вещами перестанет пользоваться Антон, стирка будет висеть только на нем одном, а единственными редкими гостями в квартире будут Екатерина Федоровна и изредка заскакивающий Матвиенко. Все будет нормально; за исключением того, что Антон его, кажется, приручил слишком сильно, чтобы бросить теперь было легко. Голову дымили сигареты. На ум приходила всякая чушь. Если Антон в этой истории — Принц, а Арсений — Лис, то сколько им осталось до того момента, как Антону придется вернуться к своей Розе? «Когда даешь себя приручить, порой случается и плакать». Спасибо, Сент-Экзюпери. — Хей, Арс. Господи, что ты такой раздетый стоишь на морозе, придурок? — зашел на балкон Шастун. — Сейчас плюс три тепла, — равнодушно повел плечом Арсений. Он спиной чувствовал, как нахмурился Антон. Тот зашуршал пачкой, вытаскивая оттуда сигарету, тронул Арса за руку, чтобы тот дал ему прикурить от сигареты, наклонился к нему очень близко, обдавая теплом, и отстранился, расслабленно выпуская дым. — Пиздуй в дом давай, — устало сказал ему Антон. — Простынешь сейчас, и ночью кашлять будешь. Арс пожал плечами, оставил почти докуренную сигарету в пепельнице и задержался. Неужели только Антону можно целовать его то в висок, то в щеку, постоянно гуляя по тонкой грани нелепых гейских шуток, которые для самого Арсения шутками совсем не были? Он свел брови к переносице, скользнув взглядом по нахохлившейся фигуре Шастуна и его недовольному лицу, и в тот момент, когда Антон отнял сигарету от сухих губ, шагнул вперед, привстал на носочки и коротко прижался к чужому рту. И ушел в дом, не глядя на реакцию Шастуна. Секса у Арсения не было несколько месяцев, а Шаста хотелось, но вот потерять Антона насовсем казалось еще более страшным, чем избегать лишних взглядов и прикосновений, живя в постоянном подобии воздержания. *** — Шаст? — Арс коснулся рукой края его голого плеча, и Антон отодвинулся еще сильнее, почти падая с кровати. Арсений вздохнул и включил ночник, принимая более вертикальное положение. — Я не понимаю, что не так-то, бл… — Иди на хуй, — буркнул Антон в подушку и натянул одеяло еще выше. Арс сжал губы в тонкую полоску, злясь не то на себя, не то на неудавшийся вечер, не то на непонятное поведение Антона. Да, Арс танцевал в клубе с девушкой, да, он флиртовал с ней и даже рассчитывал на хоть какое-нибудь продолжение, пусть и чувствовал, что эта высокая блондинистая красотка совершенно против логики возбуждает его и близко не так сильно, как небритый, пьяный, нескладный Антон. Ничего не вышло хотя бы потому, что Шастун сначала утащил его за руку, чтобы поговорить, потом долго и зло молчал, а потом психанул и ушел прочь из клуба. Арсений, чертов верный Лис, пошел за ним. А теперь они оба лежат в кровати, недовольные и неудовлетворенные, и никак не могут выяснить отношения. — Да что я сделал? — То есть, это нормально, когда на твоего парня вешается какая-то баба, а он и не против? — Антон резко обернулся, откинув одеяло и почти дав рукой Арсению по носу. Тот отпрянул и замер, неверяще пялясь растерянными голубыми глазами в покрасневшее, злое лицо Антона. — Парня, — повторил Арсений. Антон фыркнул, не придавая этому значения. — Ты такой мудак, Попов, почему ты по-человечески меня отшить не мог, выгнать не мог? Нахуй целовать, если трахаться все равно только с бабами хочется? — Ты не говорил, что мы встречаемся, — только и произнес Арс как-то чересчур бесцветно. — А у самого котелок не варит? Придурок, мы живем вместе, спим вместе, жрем вместе, фильмы всякие тупые смотрим, одежду таскаем друг у друга, я, блять, в носках твоих ходил и в трусах твоих ходил; я все вещи к тебе уже перетащил, а с Ирой выяснил отношения через две недели после того, как переехал сюда, и она съехала, та квартира все равно съемная была, а я с тобой живу, Арс, с тобой, и мы не трахаемся только потому, что ты постоянно сбегаешь, и окей, я понимаю, что это не сразу, но… — Блять, Шаст. Арсений резко сел на кровати, спуская ноги вниз и зарываясь пальцами в лохматые темные волосы. — Что с тобой не так? — Антон потянулся за ним. — Почему ты не мог просто поговорить со мной об этом хоть раз? — Потому что ты никогда не спрашивал? Арсений облизнул сухие губы. Внутри все беспрестанно переворачивалось и сжималось, и хотелось бессильно смеяться. Он встал на ноги, качая головой. — Прости, мне нужно покурить. Антон догнал его уже на балконе, тут же набрасывая на голые бледные плечи Попова плед, которым Арс обычно накрывал кровать. — Долбоеб. Воспаление легких хочешь, или что там можно себе заработать? Попов, нахмурившись, только с третьей попытки выбил из зажигалки искру, прикуривая дрожащим огоньком. — Дай мне тоже, — где-то рядом с ухом попросил Шаст, доставая из пачки сигарету. Арсений молча подставил зажигалку. Антон глубоко затянулся. — Почему ты куришь только эту дрянь? — спросил Арсений вместо важного. Антон пожал плечами, расправляя плед так, чтобы стоять под ним они могли вдвоем. — А ты? — Я твои курю, — просто сказал Арсений, тихо кашляя. — Это важно? — Да. — Мм. Дым красивым белым тяжелым облаком медленно вырывался из разомкнутых полных губ Антона. Арсений залюбовался этим. За окном был ночной, холодный и промозглый ноябрьский Питер, даже сейчас не терявший своей вычурной аристократичной красоты. Арсений подумал, что здесь и сейчас получились бы неплохие фотографии. Потом подумал, что в мире красоты в принципе иногда так много, что остается только задыхаться ею, надо только научиться смотреть правильно: например, смотреть теми же глазами, которыми он всегда смотрит на Антона. «Я люблю тебя», — пульсировало в висках. Арсений подался вперед, ловя губами дым, выходящий изо рта Антона, и прижался к нему уже в полноценном, медленном и жарком поцелуе, двигаясь осторожно, но умело. Губы и язык были горькие от сигарет, но мягкие и податливые. Антон задохнулся, хватаясь за подоконник, вслепую бросил сигарету в пепельницу, и сгреб Арса в охапку, прижимая того голой спиной к ледяному стеклу и лихорадочно изучая подставленные губы своими. — Здесь холодно, — пробормотал он, прижимаясь губами к шее. Арс промычал что-то утвердительное. Антон, тяжело дыша, уткнулся носом в районе ключицы, стискивая тело актера руками. — Интересно, я смогу тебя донести до кровати?.. — Сможешь? — расслабленно и отвлеченно повторил Арсений. Антон отстранился, встречаясь с ним глазами, и присел, подхватывая под бедра. Арс, обхватив парня за плечи, подпрыгнул и плотно прижался, скрещивая ноги за его поясницей; Антон покачнулся, но устоял. — Тяжело? — с нотками насмешливости спросил Арс. Антон упрямо мотнул головой в отрицательном жесте: врал ведь, герой-любовник недоделанный. Впрочем, дойти до кровати сил ему действительно хватило. Антон уронил Арса на смятое одеяло, сам нависая сверху, шумно выдохнул, сразу прижимаясь губами под челюстью — видимо, специально оставляя там яркий красно-фиолетовый засос. Его руки скользнули по телу Арсения, целенаправленно стягивая пижамные штаны вместе с трусами. Арс схватил его за запястья, тяжело дыша. Вот сейчас действительно стало страшно. — Шаст, ты уверен… что знаешь… что и как… — Разберемся, — уверенно буркнул Антон. Арс уперся руками в его грудь, уговаривая не торопиться. — Шаст, блять, ты же понимаешь, фанфики — это тебе не инструкция к… к… — Так ты их все-таки читаешь? — засмеялся Антон, теряя часть своей напористости. Арс не был настроен на обсуждение фанфиков, и смеяться ему тоже не сильно хотелось, но Антон лежал сверху, и был сильным и тяжелым, а игнорировать возбуждение медленно становилось всё сложнее. — Мы можем не бросаться с места в карьер, — пробормотал Арс. — Арс, ты мне столько времени ебал мозг, что мне грех сейчас тебя не выебать, — фыркнул Антон и немного отстранился. — Если ты не хочешь, мы не будем. — Я хочу, — сам для себя понял Арс. Антон непонимающе на него взглянул. Арс пожевал постоянно пересыхающие губы, чувствуя, как все мысли в голове обращаются в однородную бессмысленную кашу. — Смазки нет. Крем пойдет? — Нет, конечно, — сморщился Антон с нотками раздраженной смешливости. — Ты долбоёб совсем, что ли? — Он помолчал пару секунд. Воздух между ними медленно густел. Тело Арсения ощущалось неправдоподобно горячим: ему глупо хотелось всё и сразу. — У меня есть, — признался Антон в конце концов. — И обычная, и съедобная. На всякий случай брал давно уже. Арсений смотрел ему в глаза, чувствуя слишком много. Ему было и смешно, и жарко, и тянуло всем телом вперёд. — Арс? — Ну и чё ты тогда резинку тянешь? Антон прижался к нему в поцелуе, снова наваливаясь всей тяжестью. *** На влажной простыне спать было неприятно, а менять ее не оставалось ни сил, ни желания. Остывшая кожа холодела от легкого дуновения ветра из незапертого окна. Арс лежал на животе, решив, что пока что ему так будет лучше, Антон дрых рядом на боку, снова бросив на него сверху свои длинные конечности и тихо похрапывая. Арсу пришлось немного свернуть голову, чтобы привыкшими к темноте глазами различать не очень правильные, но уже такие родные черты лежащего очень близко лица. Арсений немного пошевелился. Тело слегка ломило. Антон сквозь сон нахмурился, по-видимому, почувствовав на себе неотрывный взгляд. — Арс? — невнятно спросил он, приоткрывая глаза. — Ты не спишь? — Нет, — тихо ответил Попов, с трудом размыкая склеившиеся губы. Антон нахмурился сильнее и завозился, причмокнув губами. Арсений вдруг решил, что если Антон сейчас спросит «почему?» (а что ему еще спрашивать?), то Арс просто возьмет, и прямо сейчас, ночью, сонному, пока они липкие от остывшего пота, пока все тело ноет, пока думать ни о чем, кроме важного, не получается, Арс возьмет и ответит ему: «Я люблю тебя». Что еще ему говорить, если именно поэтому он и не спит, а все его существо нелогично и бессмысленно стремится к одной этой мысли? Антон вздохнул, наконец устраиваясь удобнее. — Спи давай, вставать скоро, — пробурчал он, подгребая Арсения ближе к себе. — Хорошо, — тихо выдохнул Арс и закрыл уставшие глаза.