Ненасильственное сопротивление

Моя длинная чёрная чёлка слиплась от крови в отвратительные сосульки, когда я пытался откинуть её со лба, но мне всё равно, меня переполняют эмоции, наконец я дождался этого события, так мучительно ожидаемого и вот терпеть я хочу в полной мере насладиться им. Этот жалкий ублюдок, мой бывший начальник умирает, от моей руки, исполосовавшей всё его тело, сделав из него сплошной кровоточащий кусок мяса. Он прочувствовал всё тоже, что и я всё это время, его издёвки, домогательства и несправедливость. Ничего уже нет, его нет, он умер, но тело ещё еле тёплое, содрогается в последних конвульсиях. Я очень долго планировал это, представлял, рисовал картины сидя перед ним на совещании, на очередном его разговоре со мной, когда он взглядом пытался раздеть меня, а его длинный язык непрерывно описывал в воздухе незамысловатые движения. И дома, уставившись в телевизор или ложась спать я видел то, что сегодня сделал. Без раздумий, без жалости. Я наконец выпустил своего бешеного зверя наружу, и теперь дьявольская улыбка не сходит с моего лица. Не могу оторвать взгляда от своего творения, прекрасного творения острого ножа. Всегда это происходит по-разному, каждому своя месть и своя смерть. Для него же я выбрал именно эту, испортить его «красивое» как ему казалось лицо, отрезать длинные тёмные волосы, что постоянно лезли мне в лицо, когда эта тварь близко наклонялась ко мне. Моя кровь аж закипала в такие моменты, хотелось приложить его об стол тут же, но моя выдержка, помогающая мне не попасться уже пять лет, заставляет контролировать себя, долго и упорно продумывать каждую деталь и хорошенько заметать все следы. Отведя взгляд и тут же становясь прежним холодным и безэмоциональным, я отправился в ванну смывать кровь. После прибрав все свои возможные следы, я выбрался на крышу. Этот ублюдок обдирал своими схемами всех работников и жил в шикарном пентхаусе на последнем этаже с видом на реку, когда остальные влачат своё жалкое существование. Но мне не жаль их, они сами заслужили это покорно подчиняясь и ничего не делая. А я делаю. Я избавил общество от этой змеи, хотя это ничего не изменит, завтра же из столицы нам назначат нового начальника, такого же ублюдка, и всё встанет на свои места. Плевать, после этого всегда наступает спокойная расслабленность, нервы успокоены, эмоции выплеснуты. *** Утром как ни в чём не бывало я пришёл в офис и принялся за ежедневную рутинную работу. Страховая компания, это сборище никчёмных и необразованных людей, перешедших из других сфер сюда за деньгами, думая, что и без соответствующего образования справятся. Меня бесит это, человека, отучившегося по специальности и понимающего, что всё идёт неправильно. А хер с ним. Новая жертва будет не от сюда, иначе слишком подозрительно. Это конечно не столица, но и не совсем маленький провинциальный городок, чтобы все знали друг друга, так что взбесивших меня найдётся полно и вне компании. В курилке проходит ежедневный ритуал одной из самых «популярных» девиц нашего офиса Сакуры: — Привет Джуго, — растягивает она слова, накручивая пряди своих светло-розовых волос на палец и кокетливо улыбаясь мне, — пойдём в кино сегодня. — Не заинтересован, — отвечаю я своим обычным холодным тоном, не понимаю почему до неё никак не дойдет, что мне плевать. Или думает, если постоянно клеиться, я сдамся? Нихера. Я медленно выкуриваю свою сигарету, успокаивая нервы и занимая время, сокращая рабочий день, как собственно и все остальные сотрудники. И конечно вся курилка обсуждает сегодняшнюю новость о том, что директор филиала не вышел на работу и не отвечает на звонки. Его помощничек, странный тип с большими круглыми очками и хитрой улыбкой, ещё с утра укатил к нему на квартиру, и я прекрасно знаю, что сейчас там твориться. Занимательное чувство превосходства, когда знаешь больше других и молчишь, посмеиваясь над их глупыми предположениями. После обеда возвращается бледный Кабуто с каким-то поблекшими глазами и сообщает всем о произошедшем. Потом запирается в его кабинете, он кажется… страдает? Хм. А нас допрашивает полиция, быстро и больше для проформы, чем из желания найти убийцу. Но все остальные рады, хоть и не показывают вида, скорбно скривив лица и говоря слова жалости, я-то знаю, как вечером они будут пить за здоровье их спасителя, что избавил от такого тирана. Но свято место пусто не бывает и уже через несколько дней к нам сверху, прям из головной организации прислали нового руководителя. Этот, как, впрочем, и все из столицы, слишком показушно жизнерадостен и доброжелателен. Модная причёска с торчащими вверх блондинистыми волосами молодит его и на первый взгляд кажется, что он мой ровесник. Такой молодой и руководитель? Наверное, чей-то сынок и скоро ему наскучит и наш филиал, и провинция и он быстренько сбежит, а на его место назначат кого-то из нас. Я совершенно не тщеславен и мне не нужна такая мозгоёбная должность, выматывающая нервы. Хотя деньги там неплохие платят. А что деньги? Вот у Орочимару их было что называется до жопы, но он уже не сможет ими воспользоваться никогда. И его не спасла ни сигнализация по всему дому, ни система видеонаблюдения. Хах. Перед глазами всплыла картина как он ещё будучи жив, умолял меня о пощаде, сулил мне несметные богатства. Но зачем мне богатства, когда для меня главное удовольствие — месть. Новый начальник собрал всех в конференц-зале и начал свою скучную пафосную речь: — Меня зовут Узумаки Наруто, но вы можете звать меня просто Наруто, — он обвёл глазами присутствующих, хорошо я сижу в самом конце за широкой спиной нашего системного администратора Чоджи Акимичи, которого легко подкупить вкусняшками, чтобы попасть в базу данных наших безопасников и узнать много интересной информации, и меня он не видел, не хочу встречаться глазами, — в такую трудную для компании минуту, когда трагедия вышибла из-под нас всех почву, нам нужно сплотиться и с удвоенной энергией и в память о хорошем руководителе и замечательном человеке Орочимару приняться за работу… Хех, замечательном человеке… И снова самодовольная улыбка пытается пробраться на моё лицо, вспоминая его перекошенную ужасом физиономию, но я держусь. — А теперь я бы хотел с каждым пообщаться лично, прошу в мой кабинет, — он повернулся к Кабуто, стоящему чуть поодаль, — проконтролируй очерёдность, — и медленно оглядывая всех скрылся в дверях. По залу прокатился непонятный гул то ли радости, то ли разочарования новым начальством. А Кабуто как и было велено распоряжался на счёт очередности, вперёд конечно руководителей отделов, а потом уж остальной сброд. Вот и до меня очередь дошла, когда я вошёл в кабинет, он, вальяжно забросив ногу на ногу сидел на диване и жестом предложил сесть в кресло напротив. — Значит, Джуго, главный специалист отдела урегулирования убытков, — он внимательно изучал моё лицо, будто пытаясь узнать что-то, но оно совершенно непроницаемое, — Кабуто сказал мне, что Орочимару очень ценил тебя за преданность делу и ум. Хм. За моё тело. Которое ему никогда не заполучить. — Раз Кабуто так сказал, значит так оно и есть. — Оу, какая преданность команде, а если я скажу, что Кабуто не нравится мне и я хочу его уволить? — он наклонил голову вбок и прищурился, пытаясь поймать меня на чём-то, странный тип. — Это ваше право руководителя набирать свою команду. — А если и тебя уволю? — Значит буду искать другую работу, — сухо пояснил я, меня не проймешь. Он рассмеялся, а потом продолжил: — Ты мне нравишься, ты не подхалим и говоришь прямо, что думаешь, значит я могу положиться на тебя и узнать кого стоит уволить? — Увольняйте кого хотите, я всего лишь работник и не хочу вмешиваться в такие дела. Он снова рассмеялся, меня начинает это бесить. Так ты долго не продержишься. Хотя он смеётся только губами, глаза же внимательные и изучающие, будто сверлящие меня, не нравится мне что-то. Чёрт, этот меня выбешивает ещё больше Орочимару, тому хоть было понятно, что надо от меня, а этому? После ещё нескольких вроде ничего не значащих, но явно проверяющих меня то ли на преданность компании, то ли самому Орочимару, вопросов, он отпустил меня, медленно проговорив моё имя и улыбнувшись на прощание. Но это были цветочки в сравнении с тем, что началось дальше: он непрерывно гулял по кабинетам, заглядывая в мониторы и бумаги, что-то выспрашивал, постоянно шутил и сам же смеялся, и меня в скором времени уже колотило нещадно от бешенства. С такой скоростью так разозлить меня не мог никто, но он просто превзошёл всех, что одна его улыбка в мою сторону или произнесённое им моё имя поднимали внутри волну негодования и я непрерывно рисовал себе картины расправы над ним, но никак не мог определиться с выбором мести. Хотя я понимал, что столь короткий срок между смертями начальников одной и той же фирмы вызовет сильнейшие подозрения и полиция не слезет с нас. И я держался как мог, пока в один из дней, на очередном совещании, он не высмеял меня и мою работу. Он так открыто издевался надо мной при других, что не позволял себе даже Орочимару, после чего меня колотила дрожь от бешенства весь оставшийся день, а дома я не мог ни найти себе занятия, ни уснуть. И вот я крадусь к его дому, да, я узнал заранее где он живёт, чтобы составить план. Мозг отключился совсем, только желание убивать застилает глаза, и я уже не помню ни про осторожность, ни вообще ничего другого, кроме мести. Этот тоже живёт на последнем этаже, что очень упростило мне задачу, и я легко проник в квартиру через крышу и открытое окно. Прекрасно. Всё идёт прекрасно. Полная тишина квартиры и я легко ступаю босыми ногами по мягкому ковру. — Я ждал тебя. У другого окна в темноте стоит он и смотрит на улицу. От этих вкрадчивых слов мурашки пробежали по телу, и я на секунду замер. Но то что он не спит и заметил меня, не повод отступать от задуманного и я, не показав своего замешательства, медленно подойдя сзади приставил нож к его горлу и спросил: — Кто ты? — Я работаю на полицию, — также спокойно произнёс он, хотя холодный острый металл чуть надрезал кожу на шее. — Полицейский, — брезгливо сказал я. — Нет, психолог, просто помогаю им в сложных делах. — Как ты вычислил меня? — По глазам, в них так много боли, что не вынести одному человеку. — Неубедительно. — Для полиции да. — То есть в полиции не знают? — Не знают, — подтвердил он. — И, если я сейчас убью тебя никто не узнает обо мне. — Да, — вновь совершенно спокойным голосом подтвердил он. — Врёшь! — с криком я развернул его, прижимая к окну и всё также держа нож у горла, этот парень бесит меня неимоверно. — Я говорю правду, — он улыбнулся мне, — здесь никого нет, и я не собираюсь сдавать тебя. — Почему? — Я просто хочу поговорить. — Чушь! — снова взорвался я, — если я преступник засади меня или убей, а если нет, какого хера ты ждал меня?! — Я же говорю, что хочу поговорить с тобой. — Бред! Я резко отстранился и ударил кулаком ему в живот, отчего он согнулся пополам, сильно закашлявшись. Хочешь поиграть со мной, давай поиграем, так даже интереснее. Не успел он очухаться, как я поддал ещё и коленом в живот. А затем отошёл на расстояние, пусть придёт в себя и подерёмся, я чувствую свою силу, она разливается во мне, и я легко уделаю его, но соперничество с ним ещё больше раззадоривает меня. Он выпрямился и внимательно посмотрел на меня своими большими голубыми глазами, в них есть что-то странное, жалость? Чушь! Я снова бросился на него ударяя куда придётся, он же ловко уворачивался от ударов, но в ответ не сделал ни один. Меня это бесит ещё больше, я ненавижу пассивных, сдающихся людей. Жалкое зрелище, а не люди. Когда мне надоела эта детская возня, подсечкой я свалил его с ног и нависнув над ним сложил руки у него на шее. Давить медленно и смотреть как жизнь постепенно уходит, а глаза наливаются кровью… Но блять! Эти глаза! Я не могу, когда он смотрит на меня так спокойно, а не как все те, кого я убивал, умоляя до последнего сохранить их жалкую жизнь. — Какого хера? Я отпустил его горло и сел на пол, он сбивает меня с толку этим спокойствием. Он тоже сел и потерев покрасневшую шею сказал: — Ненасильственное сопротивление. — Что блять?! — Ни один человек не хочет насилия, но насилие порождает насилие, и вот вчера ты ещё не думал об этом, а сегодня тебе причинили боль, и ты мстишь. Но я изменю это, твоя ненависть замкнется на мне. — Чушь! Я убью сначала тебя, а затем продолжу свою месть. — Нет, — он покачал головой, — на мне всё закончится. Иди к чёрту! Я снова резко вскочил и пнул ногой в живот, что он распластался на полу. Поставил ногу на грудь и сказал: — Никому не интересны твои слова, заткнись и начни уже сопротивляться как мужик! Он обхватил мою ногу в районе щиколотки и убрав с себя, тоже резко поднялся. Принял оборонную позу руки впереди и проговорил: — Моё сопротивление в словах, и я смогу донести до тебя, что силой ничего не решить. Если дать волю ненависти, она поглотит тебя и не будет выхода, но я покажу свет. — Заткнись уже и дерись! Я снова занёс руку для удара, но он ловко перехватил её и прижался ко мне. Я чувствую его размеренное биение сердца и ровное дыхание у своего уха. А его запах сводит с ума от жгучей ненависти и злобы. Я оттолкнул его и принялся молотить по нему, как по груше, он же только выставил вперёд руки, получая по ним удары и ловко уворачиваясь. Я сбил костяшки до крови, и его руки саднят, но мне нужно что-то сильнее. Тогда я кинулся со всей дури на него, что повалил его на пол, оказавшись сверху и придавливая руками к полу. Смотрю в его, будто обжигающие мои внутренности, глаза и тяжело дышу. Потом оскалившись проговорил: — Я сильнее тебя, ведь меня подпитывает ненависть, а ты слаб со своей дурацкой теорией, никто не станет слушать, желание крови сильнее. — Я люблю тебя. — Что? — опешил я такому ответу, который никак не вяжется со всем этим действом. — Ты не помнишь меня, Учиха Саске… — он медленно произнёс моё настоящее имя, растягивая и будто наслаждаясь им, а потом сделал паузу, изучая моё непроницаемое лицо, — а ведь мы учились в одном университете. Ты никогда не обращал внимание на меня, хоть и был таким же одиноким. Я любовался тобой из далека, но никак не решался признаться, да и это ничего бы не изменило. Я поморщился от нахлынувших воспоминаний, словно переполнившийся бурный поток реки прорывает дамбу, мои воспоминания снова вернулись, обрушив на меня всю, казалось бы, навсегда спрятанную в глубине подсознания боль. — Я помню твои глаза на первом курсе, когда я увидел тебя впервые на линейке и влюбился, твои глаза сияли, были полны надежды и счастья, а потом что-то случилось… Он замолчал, вглядываясь в мои глаза, и кажется там отразилось всё, что я так тщательно пытался скрыть от окружающих и прежде всего от себя самого. Боль потери самого дорогого для меня человека и сладкий вкус мести, самой первой, самой волнующей и не забываемой. — Расскажи мне. Я покачал головой, не хватало мне тут ещё расклеиваться перед ним. — Значит любишь, — протянул я, раздумывая, — тогда я прямо сейчас трахну тебя, — я смотрю на него ожидая реакции, но её нет, что не боишься? — не вижу радости на лице. Я потянулся к молнии на брюках медленно расстёгивая и ведя рукой по чужому паху. Чёрт. От этого у самого член встал. Но я же не трахаю своих жертв. Какого хера? — Порву же тебя придурок. — Делай что хочешь, но оставь свою боль мне, я справлюсь. — Да ты мазохист грёбаный! Прекрати сдаваться! — Я не сдаюсь, я забираю её у тебя. Мне надоел этот пустой трёп и я, перевернув его принялся с азартом и нескрываемым удовольствием лупить его по голой заднице. От звуков шлепков по голой коже меня трясёт не хуже, чем от вонзания ножа в мягкую плоть. Кайф не передать словами. Он зажал меж зубов свою майку, лишь бы не закричать, но мне всё равно, меня дико возбуждает его красные от ударов ягодицы. Не могу больше терпеть, я поднял его на ноги и уложил животом на стол, так удобнее будет трахать. Быстро стянув с себя одежду, уперся своим набухшим членом к его входу, узкому и неразработанному. Точно порву. Блять. Плюнув на руки и растерев слюну по члену пытаюсь войти, но мышцы сопротивляются. Я снова принялся бить по ягодице одновременно пытаясь войти. Расслабься сука, порву же. Я попытался протолкнуться мокрым от слюны указательным пальцем, что удалось с сильным сопротивлением. Теперь я трахаю его им, при этом продолжая шлёпать. Затем добавляю ещё палец, растягивая стенки, а он же как ни странно подаётся назад, сам на них насаживаясь. Ему что нравится?! Мазохист херов. Но мне тоже нравится это, нравится его отдача и его желание, налившееся не хуже моего, трущееся сейчас о столешницу. Вытащил пальцы и резко без предупреждения вошел. Он глухо зарычал, но прекратить не попытался, а я взял сразу быстрый темп, держа крепко его ягодицы. Обычно я не забочусь о партнёре и кончаю, когда сам хочу, не думая нравится тому или нет. Но сейчас его удовольствие меня ещё больше заводит, и я хочу, чтобы он кричал от наслаждения. Я выдернул из его рук майку и бросил на пол, одной рукой сдавил шею и почти на самое ухо прорычал: — Кричи. Он замотал головой, а я, сдавив сильнее шею и прикусив ухо, вбиваюсь в него. Но он издаёт только какие-то странные хрипы, блять! Я быстро убрал руку и спросил: — Живой? — Да, — снова прохрипел он. Блять, перестарался, я же не убить его хочу. Не хочу убить? Странная мысль пронеслась в голове и тут же растворилась в ощущениях, он сам подаётся мне навстречу, член плотно сжимают стенки и кажется он сейчас взорвётся от такого кайфа. Но блять, я хочу, чтобы сначала кончил он. Рукой я нащупал его член и крепко сжал, продолжая ритмичные движения в нём. — Сейчас, — глухо простонал он. Я понял и пару раз двинув рукой, почувствовал пульсацию у себя в ладони, а вязкая жидкость потекла по пальцам. Он снова простонал, а я утонул в своих ощущениях от невероятно сильного оргазма, в ушах же так и звучит его звонкий голос, продлевая невероятные ощущения. Не помню, как оказался на диване, но открыв глаза обнаружил его лежащего рядом, а на себе чистое полотенце. Вытерся им и посмотрел на избитое мной тело. Он лежит на животе совершенно голый, а ягодицы горят ярко-красным, хорошо освещающиеся занимающимся рассветом. Боль наверняка адская, но он кончил от этого. И чего меня заботит это? Я потряс головой и встал. Натянул одежду и сел рядом с диваном, разглядывая повреждённую кожу. — У тебя есть чем смазать? — спросил я, но ответа не последовало. Я отполз от дивана и притянув ноги к груди сказал: — Я расскажу тебе. В ответ тишина. То, что надо. — Мы были с братом одни в квартире, я уже спал, а он работал на кухне. Я проснулся от какого-то шума и вышел на кухню в тот момент, когда… блять сука, — я замолчал, а воспоминания яркими картинками поплыли перед глазами: дырка в черепе Итачи и кровь, тонкой струйкой… а потом драка и острый кухонный нож медленно разрезает горло ублюдка, посмевшего прикоснуться к моему брату, и кровь булькая неровными порциями выталкивается наружу, пачкая мои пальцы, а её запах навсегда въедается в мой мозг, становясь самым желанным. Блять, и зачем этот ублюдок напомнил мне это! — Видишь эти следы? — он повернул голову и внимательно посмотрел на меня своими большими голубыми глазами, — это твоя боль, она теперь моя, теперь ты свободен. — Чушь! — я вскочил на ноги, — заткнись ублюдок, зачем тебе это? Тебе нравится боль? Хочешь ещё? — я замахнулся, но рука зависла в воздухе. — Если ещё осталась, давай, — каким-то усталым, но несломленным голосом сказал он. — Придурок! — бессильно бросил я и снова упал на пол, он вымотал меня эмоционально, будто не я его всю ночь бил. Он с трудом поднялся с дивана и не одеваясь подполз ко мне, сказал, заглядывая в глаза: — Давай, остался последний шаг. И притянув меня к себе, уложил мою голову на своё плечо. И тут барьер окончательно пал, чувства нахлынули сильным неудержимым потоком, ломая на своём пути всё, что я так долго и упорно выстраивал у себя в голове, чтобы разучиться чувствовать. И чёртовы слёзы хлынули из глаз, как тогда, на плече Итачи, понимая, что это конец. Второй раз в жизни поддался этим глупым эмоциям и как ни странно на плече человека, которого только недавно я всем своим нутром мечтал убить. Он крепко прижимает меня к себе, не заботясь, что болит наверняка всё и любое прикосновение вызывает отторжение. — И что теперь? — отстраняясь и делая голос ровным и холодным спросил я. — Никто не узнает. — И ты по-прежнему, после всего что я сделал с тобой, утверждаешь, что любишь меня? — Конечно, я столько сил вложил в поиск Саске Учихи, который как сквозь землю провалился после выпускного, что на полицию работать пошёл. — Ты искал меня?! — Конечно, — он тепло и искренне улыбнулся мне. В голове от этих слов и улыбки всё окончательно перемешалось. Я думал, что со смертью сначала родителей, а потом Итачи я больше никому по-настоящему не нужен, а теперь он говорит такое… Похлопал себя по карманам, чёрт, никогда не беру на дело личные вещи, но блять адски хочется курить! — Сигареты есть? — спросил я. Он медленно встал, у него болит всё из-за меня, но он продолжает любить?! Протянул мне пачку и зажигалку и пока я раскуривал сигарету, принялся одеваться. Тяжело самому, руки не хотят слушаться, но он не произнёс ни слова, вот это выдержка. — Я вспомнил, — сказал я, затягиваясь и чувствуя, как отмирают нервные клетки, давая организму приятное успокоение. — Что? — он снова сел рядом, но боком на бедро, чтобы не тревожить ноющую задницу. — Наруто Узумаки, странный мальчик, бесивший меня при каждой нашей встрече своей жизнерадостностью и общительностью. Ты мог подружиться с любым человеком, даже если тот этого не хотел. Ты странно пялился на меня, и я тогда думал ты смеёшься надо мной. Он вытянул из пачки сигарету, прикурил и выпустив вверх колечко дыма сказал: — Ты всегда был самым красивым, умным, талантливым, но ты нихера не понимаешь в людях. Я чуть не поперхнулся, а затем, затушив бычок о пачку, рассмеялся, дико так и неконтролируемо. Будто пытаясь наверстать за всё то время, что я не позволял себе даже такой простой эмоции. Потом посмотрел в его бесконечно улыбающееся и светлое лицо, вытащил изо рта сигарету и заменил её своими губами. Поцелуй вышел скомканным и неумелым, но приятным. Подумать только, я ведь так и ни с кем никогда не целовался, не тянуло как-то. Глупое пустое занятие, но так приятно, а он отзывается и тоже медленно ласкает меня губами. Блять, что же ты делаешь со мной Наруто Узумаки!