* * *
Что-то вспыхивает, два существа, невообразимо огромные, смешиваются между собой и в то же время не смешиваются. Осколок их сущности падает, вырастая все больше и больше, пока не заслоняет горизонт.* * *
Я моргаю, пока что-то растворяется в глубине моего сознания. Когда я перевожу взгляд на Викторию, то вижу, как ее свет угасает. Это не свет, но нечто подобное, и мой мозг пытается осознать новое чувство. Я знаю, что могу вернуть ее свет обратно. Вот они. Какие-то штуки, мокрые и красные, и наполненные собственным мерцающим светом. Я подхватываю их, стараясь не уронить скользкие кусочки, и прикладываю их к животу Виктории. Я велю им светиться снова, как следует. Они подчиняются. Их свет отличается от света Виктории, поэтому я велю им соответствовать. Они подчиняются. Они пытаются выскользнуть, когда я двигаю рукой, так что я велю им держаться. Они делают и это. Свет Викки больше не угасает, но и не становится ярче. Мне нужно больше. Я оглядываюсь вокруг, напрягая глаза, чтобы найти больше материала. Так меня и находят, когда я вжимаю скользкие внутренности жертв Крюковолка внутрь Виктории, стараясь помочь ей засиять снова.* * *
Я смотрю на героя и говорю: — Он больше не светится. Я не могу ему помочь. — Херня! — орет кейп, угрожающе набычившись над телом своего мертвого друга. — Раньше ты исцеляла людей, у которых не было чего угодно, кроме, разве что, головы! А он просто истек кровью, ты легко можешь… — Адамант… — произносит тихий голос, и кейп поворачивается к Легенде, который стоит у него прямо за спиной со скорбным выражением лица. — Исида не будет работать с повреждениями мозга. Когда она пробовала, это кончалось очень плохо. Ты и сам это знаешь, — заключает он, обнимая героя. — Вы оба прекрасно знали, что Исида не сможет спасти всех. Хотелось бы мне, чтобы я могла остаться и утешить его. Хотелось бы мне иметь возможность поговорить с пациентами, потратить дыхание на что-то еще, кроме бега между больничными кроватями с ведрами, наполненными кровящими внутренностями, в руках. Но вместо этого я отворачиваюсь от плачущего героя, хватаю пригоршню свежей сияющей плоти и шлепаю это месиво на зияющую рану в груди очередного пострадавшего. Капли крови срываются с носилок, падая на пол в хорошо знакомом мне теперь ритме. После схваток с Губителями всегда остается больше сырья, чем нужно для выживших.* * *
— Эми, вставай! — Уф… еще пять минуточек, — бурчу я, натягивая одеяло обратно на голову. В голове вертятся уже наполовину забытые неясные сны, в которых фигурируют странные вспышки и непонятные осколки. — Человек ранен, — говорит голос, и я просыпаюсь окончательно. Викки держит в руках мой костюм для поздней ночи — теплую мантию без застежек, которая быстро надевается через голову, с рукавами до локтя и изображением анкха на груди, а также изопреновые перчатки. Не писк моды, но вполне достаточно для ночного вызова. — Подробности? — требовательно спрашиваю я, натягивая мантию поверх пижамы и одновременно пытаясь протереть глаза, чтобы окончательно избавиться от остатков сна. Господи, я ненавижу работать посреди ночи. — Лун дрался с каким-то новым кейпом и был убит, но сперва покалечил его, — отвечает Викки, подходя к окну и открывая его. — Лун — убит? — неверяще спрашиваю я; мой голос приглушенно звучит из-под мантии. — Это все, что тетя Сара мне сказала, — объясняет Виктория с извиняющейся ноткой в голосе. Как только я окончательно одета, она осторожно подхватывает меня под плечи и под коленки — так носят невест — и мы с ней плавно вылетаем в окно. — Сейчас я ускорюсь, окей? Я киваю и стараюсь успокоиться, чтобы сердце не так сильно колотилось. Полеты всегда пугали меня до ужаса. Даже зная, что по воздуху несет меня Виктория, даже при том, что она достаточно сильна, чтобы разбить в хлам автомобиль… всего лишь одна пара рук отделяет меня от падения почти на той же безумной скорости, с которой машины мчатся по шоссе, и это не слишком успокаивает. Мы довольно быстро добираемся в Центральный госпиталь, где собралась, наверное, примерно половина героев Протектората. Мисс Милиция кивает, когда мы проходим мимо, Бесстрашный делает ручкой, на что Викки отвечает улыбкой. Оружейник сопровождает меня в реанимацию. — Разорван позвоночник, разрезаны почки, поврежден кишечник, — говорит он на ходу, глядя прямо перед собой. — Труп доставлен и помещен рядом с пострадавшей. Вы можете дать оценку времени, которое потребуется, чтобы она оправилась? Я вспоминаю Абиджан, где я полностью восстановила тело одного человека от талии и ниже. — Не больше нескольких минут, — отвечаю я. — Ей вводили антибиотики? Мне понадобилось значительное время, чтобы разобраться в биологии настолько, что стало возможным использовать не только живую плоть. И еще больше времени, чтобы люди приняли такую возможность. — Моей собственной разработки, — отвечает он, открывая дверь, за которой я вижу бледный труп мужчины двадцати с чем-то лет, уже вскрытый и ждущий, чтобы я преобразила его в живую плоть другого человека. Этот другой находится здесь же, рядом. Это женщина, она лежит на животе, подключенная к полудюжине медицинских аппаратов; броня из снежно-белых костяных пластин полностью покрывает ее тело, за исключением ягодиц и поясницы, торопливо перебинтованных. Сквозь бинты сочится кровь, проступающая на них алыми пятнами. Даже не самый тяжелый случай на этой неделе. Я шагаю вперед, беру ножницы и срезаю повязки. Удалив их, я зачерпываю трупные внутренности и прикладываю их к ранам нового кейпа. Совместить цвет. Приживить. Преобразовать. Еще одна пригоршня. Совместить цвет. Приживить. Преобразовать. Когда я заканчиваю, брюшная полость покойника выпотрошена (ха! медицинский юмор), а новый кейп полностью залатан. Я стягиваю перчатки, швыряю их в емкость для биологических отходов и выхожу из комнаты. Оружейник идет рядом. — Статус? — коротко спрашивает он. — Она в порядке, — отвечаю я, подавляя зевок. — Скажите врачам перевернуть ее на спину, и выполняйте их рекомендации. Теперь, если позволите, мне надо завтра вставать в школу… — я бросаю взгляд на настенные часы, — через пять часов, даже меньше, и мне хотелось бы за это время хоть сколько-нибудь поспать. Оружейник кивает и неловко похлопывает меня по плечу. — Спасибо за потраченное время, Исида. Оплата будет включена в ваш ежемесячный чек. — Выкладывайте денежки, и я уделю вам столько времени, сколько захотите, — строптиво бормочу я на ходу, возвращаясь в холл, где Викки разговаривает с Мисс М. — Пациент заштопан, можно мы теперь отправимся домой? — спрашиваю я у Викки, прерывая их разговор. — Конечно! — быстро (чуточку слишком быстро) отвечает она, и направляется к дверям. — Приятно было поговорить, увидимся! — выпаливает она буквально перед тем, как автоматическая дверь закрывается за нами. Она подхватывает меня и резко ускоряется, на этот раз даже не позаботившись предупредить меня. Ненавижу, когда она так делает. Она знает, что я это ненавижу, и обычно сохраняет достаточно рассудительности, чтобы дать мне хоть какое-нибудь предупреждение — если на кону не стоит чья-то жизнь. Что же такое М-М сказала ей, что ее так взвинтило? Когда мы добираемся домой, и меня перестает трясти от нервов, я достаю пару чашек из шкафа и усаживаюсь за стол. На одной из них маленькая тиара, на другой — кадуцей. — Викки, нам надо поговорить. — О чем же? — спрашивает она, доставая порошок какао и молоко, правильно поняв мои манипуляции с чашками. — Почему ты сбежала от Мисс Милиции? — Аура Викки вспыхивает, и я вздрагиваю от нахлынувшего обожания; должно быть, между ними действительно случилось что-то нехорошее. — Викки, аура! — Да, да, точно, — отвечает она, наливая молоко в кастрюльку и зажигая горелку. — Ну, это просто… умф… — Ты кого-то зашибла? — тихо спрашиваю я, и ее аура вспыхивает снова, и я ударяю ногой об ножку стола, используя боль, чтобы справиться с чувством «отъебись от меня или выеби меня». — Или Мисс Милиция хотела, чтобы ты записалась в Кадеты и поработала над тем, чтобы не причинять так много побочного ущерба? Такое развитие событий было бы не слишком удивительно, учитывая, что лишь юридический профессионализм Кэрол позволял Викки избежать зачисления в Кадеты под давлением Протектората. И еще бесплатная медицинская помощь пострадавшим с моей стороны. Аура Викки снова полыхает, и я чувствую, как кровь приливает к лицу. Каким бы неловким ни было внезапное желание заняться сексом со своей сестрой, очень удачно, что она не в состоянии соврать ни о чем существенном. Я вздыхаю и поднимаюсь из-за стола. Викки стоит у плиты, сосредоточенно глядя в кастрюлю, время от времени покачивая ее, чтобы молоко не подгорало, и прячет лицо в спутанных светлых локонах. Какие бы читерские силы ни поддерживали ее тело в идеальной форме, даже они не в силах поправить спутанные со сна волосы. Я подхожу и ласково обнимаю ее со спины. — Если ты облажалась, Викки, это еще не делает тебя дурным человеком, — тихо говорю я ей на ухо. — Это просто значит, что тебе нужно больше практики. Я слышу скрип: это она стискивает рукоятку кастрюльки. — Но когда я вышла в тренировочный патруль, то в результате отправила какого-то воришку прямиком в больницу! — в ее голосе звучат нотки истерики и депрессии. Ее аура включается на полную мощность, посылая волны страха и вожделения по моему позвоночнику, и оба этих чувства вносят вклад в дрожание коленок и краску на моих щеках. Я до боли напрягаю плечи, концентрируясь на этом ощущении. — Как я должна научиться не причинять вреда, если каждый раз, как я пытаюсь, кто-то оказывается ранен?! — она еще не кричит, но очень близка к этому. — Как это можно назвать практикой? Практикой в чем? — Как думаешь, молоко готово? — спрашиваю я, чтобы переключить ее внимание. Викки делает глубокий вдох, и я чувствую, как ее живот надувается под моей рукой. Она выдыхает, ее аура сжимается и почти полностью гаснет. Она выключает плиту. Мы стоим, погрузившись в тишину. — Спасибо, — говорит она наконец. — За то, что выслушала мое нытье и стенания. — Спасибо, что подогрела молоко, — ровно отвечаю я. — Давай-ка выпьем его, пока не остыло. Мы садимся и делаем себе какао, я — с крохотной ложечкой какао-порошка и щепоткой перца, а Виктория с двумя ложками какао и шоколадным соусом. Ужасная сладкоежка. Кэрол спускается по лестнице с затуманенным взглядом, который остается рассеянным, пока она не замечает за столом нас, уткнувшихся в свои чашки. — Кто пострадал? — спрашивает она, присаживаясь рядом с Викки. — И я надеюсь, тебе заплатили? Викки удивленно смотрит на нее, как будто если поздно ночью на мне геройский костюм, из этого можно сделать какой-нибудь другой вывод. Я изо всех сил стараюсь удержаться и не закатить глаза. Викки, я люблю тебя до смерти, но ей-богу, ты иногда такая недалекая. — Новый кейп сцепился с Луном, — отвечаю я, прихлебнув из кружки. — И, да, Оружейник добавит это к моей оплате за месяц. Кэрол вздрагивает. — Насколько плохи были дела? — Разорванный позвоночник и внутренние повреждения, — отвечаю я. — Но Луну досталось сильнее. Кэрол растерянно моргает, потом поворачивается к Викки за подтверждением. Викки кивает. Кэрол переводит задумчивый взгляд обратно на меня, затем откидывается на стуле, глядя в потолок. — Что ж, это изменит многое, — тихо говорит она. Я киваю. Когда Кэрол узнала, что моя сила подразумевает, среди прочего, работу с мертвыми телами, ей понадобилось примерно пять секунд, прежде чем связаться со специалистом по парахуманскому законодательству и выяснить, какие юридические лабиринты мне надо преодолеть, чтобы получить надежный доступ к трупам, а также узнать имена четырех превосходных психотерапевтов. Анализ ситуации для нее естественен как дыхание, и я могу лишь догадываться, что происходит у нее в голове. Я приканчиваю свою кружку и зеваю. — Ладно, я пошла спать. Спокночи! — успеваю я сказать перед очередным зевком. — Ночи, — отвечают Викки и Кэрол, садятся поближе и начинают сплетничать вполголоса. Они не пытаются убедить меня присоединиться к ним, и это к лучшему. Честное слово, если кто-то еще раз встанет сегодня между мной и моей кроватью, я его покусаю. Пошатываясь, я взбираюсь по ступенькам, захожу в свою комнату и добираюсь до постели. Я едва справляюсь содрать с себя мантию, прежде чем валюсь на кровать и позволяю темноте поглотить мое сознание.* * *
Анкх (анх) — египетский символ жизни. Кадуцей — посох, увитый двумя змеями, жезл Гермеса, один из символов медицины. Изопрен (изопреновый каучук) — синтетический каучук с высокой прочностью на разрыв.