Коллаген

      Дорога домой проходит без происшествий. Я возвращаюсь около пяти, гораздо раньше, чем приходит с работы папа. За неимением лучшего занятия принимаюсь готовить ужин. Сама я еще достаточно сыта после макарон, но мясной рулет готовится не быстро.       Нарезая луковицы, я провожу оценку ситуации. Ко мне подкатили обе главные силы Броктонбей, плюс еще одна сила поменьше и некая личность, расписывавшая мне прелести злодейства. Никто из них не сделал достойного предложения, но никто и не выглядел враждебным. Интересно, как долго продлится дружелюбие Империи, если (когда! — делаю я себе замечание) я займусь кем-нибудь из скинхедов? И не похоже, чтобы Новая Волна или Протекторат горели желанием сдать меня властям, но вся эта история с «убийством в состоянии самозащиты» определенно закрыла передо мной некоторые пути.       Я высыпаю лук в миску и начинаю добавлять остальные ингредиенты, разминая их руками. Я еще не говорила с Куклой — надо запланировать это на завтра. Кстати, я пока не знаю, как можно с ней связаться. Вероятно, у нее должны быть какие-то контакты в сети, так что первым пунктом плана станет посещение библиотеки. А когда выясню насчет Куклы, надо будет перечитать NEPEA-5 и пояснения к нему на нормальном языке, чтобы разобраться, что же я все-таки имею право делать, не нарушая закона. И еще поискать какой-нибудь справочник по медицине: выяснить, не может ли куча костей, оставленных на улице, случайно вызвать Черную Чуму. Судя по тому, что Батарея не упомянула ничего подобного, все должно быть в порядке, но лучше бы знать наверняка.       Выложив смесь в форму и задвинув ее в духовку, я ставлю таймер и поднимаюсь по лестнице в папину комнату. Он хранит кое-что из старых маминых вещей в специальном сундучке, и среди них есть одна книжка, которая — довольно неожиданно — может мне очень пригодиться.       Открыв шкаф, я вижу тонкий слой пыли на крышке сундука, и это напоминает мне о том, как долго мы с отцом уже не заговаривали о маме. Я бережно стираю пыль, поднимаю крышку, любуясь аккуратно сложенными платьями, старыми ручками в изящных пеналах и — множеством книг. Все в идеальном порядке. Медленно достаю книжки, вчитываясь в каждое заглавие. «Заводной апельсин». «Убить пересмешника». «Кандид». Я почти слышу ее голос, когда она читала их мне перед сном. Я стряхиваю наваждение, наткнувшись, наконец, на одну из немногих не-художественных книг в этих стопках. Толстый томик, озаглавленный «Словарь цветов», лежит прямо под «Дон Кихотом». Достаю его, раскрываю на случайной странице и разглядываю иллюстрации. Гелиотроп — преданность. Георгин — достоинство. Гортензия — бессердечие. То, что нужно.       Я возвращаю в стопку «Дон Кихота», который занимает место словаря над «Светом в августе», и кладу обратно остальные книги. Вернувшись на кухню, открываю словарь на первой странице и начинаю расширять свой репертуар.       Когда я слышу скрип поломанной ступеньки крыльца, готовый рулет уже медленно томится в духовке, а я почти добралась до середины буквы «И». Торопливо втянув костяной бутон обратно в ладонь, закрываю книгу и откладываю ее в сторону. Дверь, открываясь, слегка дребезжит, и показывается отец, на его лице написана озабоченность. Он машинально кивает мне, прежде чем занять место за столом, и опускает взгляд на свои сомкнутые руки. Значит — задумался о чем-то. Я достаю рулет из духовки и щедрой рукой нарезаю нам по нескольку ломтиков. Папа улыбается прозрачной и хрупкой, как стекло, улыбкой, когда я кладу на тарелку его порцию. Значит — был плохой день на работе. Я улыбаюсь в ответ.       Некоторое время звучит лишь позвякивание столовых приборов о тарелки, пока я думаю о том, как бы половчей поднять вопрос насчет пропустить школу, но буквально все варианты кажутся мне совершенно ужасными. Папа, должно быть, уловил что-то в моем взгляде, потому что он откладывает вилку и пристально смотрит на меня.       — Ты хочешь о чем-то поговорить? — спрашивает он.       Вот блин.       — Да, — отвечаю я, стараясь говорить нормальным голосом.       Я раздумываю, получится ли сформировать какую-нибудь костяную решетку вокруг сердца, чтобы оно не стучало так громко? Мне кажется, что я вот-вот покраснею, и я ломаю пару мелких косточек, чтобы придти в себя. Тише, тише. Вдох, выдох. Маска.       — Мне нездоровилось сегодня в школе, и я подумала, что, может быть, пропущу завтрашний день?       Блин, в самом деле? Вот это вот и все, что я смогла выдумать, чтобы прогулять уроки? Однако папа, кажется, принимает это за чистую монету. Выражение его лицо мгновенно меняется с любопытствующего на озабоченное.       — Может быть, надо вызвать доктора? — спрашивает он. — Или я мог бы отвезти тебя завтра утром к…       — Нет, все не настолько плохо, — перебиваю его я, отрицательно мотая головой. Не знаю точно, какие у врачей есть способы определить, является ли их пациент парачеловеком, и не хочу выяснять это на практике. — Я просто подумала, что мне, может быть, стоило бы отдохнуть несколько дней дома. Не хотелось бы заразить кого-нибудь еще, — добавляю я, слабо улыбаясь.       Хотя, если подумать, было бы неплохо, чтобы Эмма заболела, например, остеопорозом…       Я ломаю палец на ноге. Не сметь думать об этом.       — Ну хорошо, раз так считаешь, — соглашается он. Откусив еще пару раз, он признается со вздохом: — Я просто беспокоюсь, что ты пропустишь занятия…       — Все в порядке, пап! — уверяю я его, вымучивая улыбку.       Мне больно врать ему. С другой стороны — признаться, что его дочь стала убийцей и прогуливает уроки, чтобы попробовать присоединиться к команде кейпов, тоже не кажется удачным выбором. Надеюсь, что первый вариант все же лучше.       Мы заканчиваем ужин в молчании. После формального пожелания спокойной ночи расходимся по комнатам и совершаем свои вечерние ритуалы. Папа проводит некоторое время, предаваясь воспоминаниям, глядя на мамину фотографию, а я создаю костяные паутины, блестящие в лунном свете.       Подъем. Пробежка. Возвращаюсь к завтраку, никто из нас не говорит ни слова. Автобус до библиотеки. Ничего сколько-нибудь существенного не происходит, и я довольна этим. События могут подождать до тех пор, пока у меня не сложится план.        Усевшись перед монитором, я вхожу как «гость» на ПХО. Кукла, Кукла, Кукла, идеже еси, Кукла? Судя по всему — будет работать живой рекламой какого-то магазина игрушек еще три недели, где-то на Набережной. Я открываю текст NEPEA-5 в отдельном окне и смотрю, насколько это законно. Да: вполне законно, если только вы не Мастер, способный влиять на гуманоидов. Интересно; и открывает несколько новых направлений для поиска. Потратив некоторое время на ознакомление с законодательством о трудовой деятельности в качестве кейпа, я закрываю все окошки и выхожу, направляясь к Набережной.        Броктон-Бей славится двумя вещами: во-первых, огромным количеством злодейских кейпов на душу населения. Во-вторых — туризмом. Будь вы бывалый путешественник, интересующийся живописными видами и экзотической кухней, или же уставший родитель, ищущий чего-нибудь, что заставит ваших детей успокоиться на минутку, для вас тут непременно что-то найдется, и оно, скорее всего, найдется на Набережной.       Убедившись, что никто из охранников не смотрит на меня, сворачиваю в проулок, раздеваюсь и облачаюсь броней. Когда я выхожу обратно, толпа расступается, и я чувствую глубоко внутри смутное удовлетворение. Вот если бы я могла выпустить костяную пику — или, возможно, десяток пик — в школе, чтобы они склонились…       Вдох. Выдох. Маска. Никаких мыслей об убийствах рядом с людьми, которые не заслуживают этого. Несколько секунд я обдумываю этот принцип и нахожу, что его можно упростить. Никаких кровожадных мыслей рядом с людьми. Вот так-то лучше.       Довольно скоро я подхожу к этому магазинчику. Судя по отсутствию анимированных плюшевых зверушек, Кукла, должно быть, еще не пришла. Как ни странно, на ее страничке было указано, что она предпочитает работать в обеденное время. Я захожу в ближайшее кафе, заказываю чай и настраиваюсь на ожидание.       Примерно на середине третьей чашки перед витриной появляется зеленый жираф с черными пятнами, высотой где-то в два человеческих роста, вызывая аплодисменты и смех прохожих. За ним следует нечто вроде обезьяны не меньшего размера, на плече которой едет блондинка в белой фарфоровой маске, целиком закрывающей ее лицо. Вот, стало быть, и она.       Прошу счет и жду несколько минут, пока официантка выясняет, сможет ли она разменять сотенную купюру. Наконец, я выхожу, получив сдачи примерно на десять баксов меньше, чем следовало. Кукла заставляет своих животных танцевать, и я наблюдаю за представлением с почтительной дистанции. Было бы невежливо отрывать ее от работы.       Я замечаю немало изумленных взглядов, но увидев, что я тщательно игнорирую всех, кто подходит с просьбой дать автограф, большинство зрителей отворачиваются и оставляют меня в покое. Представление Куклы идет своим чередом, одежда и игрушки раскупаются, и все в мире хорошо.       Через некоторое время из магазина выходит человек и молча указывает на запястье. Кукла кивает и машет толпе рукой, прощаясь; это вызывает дружные стоны у младшей части ее аудитории. Я думаю, это удачный момент, чтобы подойти к ней, и начинаю двигаться в ее сторону. Толпа расступается, образуя двухфутовый промежуток между мягко постукивающими пластинами моей брони и их нежной плотью. Я захожу вслед за Куклой в магазин и молюсь про себя, чтобы она меня выслушала.       — Прошу прощения? — начинаю я.       Кукла оборачивается через плечо и застывает на месте. Черт. Должно быть, она уже слышала про Луна и сделала неправильные выводы. Я поднимаю руки в мирном жесте. Вдох. Выдох. Маска на мне. Не делать угрожающих движений.       — Я только хотела поинтересоваться, нельзя ли задать вам несколько вопросов, — поясняю я, оставаясь, как мне хотелось бы надеяться, на достаточно комфортном для нее расстоянии. — За ланчем? — предлагаю я. — Я угощаю.       Деньги того богатенького парня сгорают быстрее, чем мне хотелось бы, но для пользы дела я должна выглядеть как можно более дружелюбной. Да и вообще — чтобы начать делать деньги, надо сперва потратить деньги, так ведь?       Она глядит на меня, не двигаясь. Не могу разобрать выражение ее лица под маской, но кажется, что она смотрит на меня опасливо.       — Я не собираюсь присоединяться ни к какой команде… — медленно начинает она.       Я торопливо мотаю головой. Кукла много раз заявляла о своей нейтральности, и посягать на эту ясно выраженную позицию было бы некрасиво. И еще — это было бы неправильно.       — Нет-нет, ничего подобного, — поспешно уточняю я. — Вообще-то, я хотела бы спросить у вас совета, как бы мне лучше использовать свою силу для заработка. С кем бы мне поговорить об этом, с какими законами надо ознакомиться, такого рода вещи, — объясняю я.       Она молча смотрит на меня, и я начинаю понимать, что чувствуют люди, глядя на мою собственную маску. Лишь гладкая белая поверхность с двумя черными точками там, где должны быть глаза. Должно быть, им так же не по себе, как и мне сейчас.       — За ланчем, — соглашается она, и я вздрагиваю под маской от интонации ее голоса. Он звучит боязливо, как будто бы она опасается за свою жизнь в случае отказа.       — Вы вовсе не обязаны… — начинаю я, но на этот раз перебивает она:       — Нет-нет, все в порядке. Все в полном порядке, — говорит она, направляясь к дверям и осторожно обходя меня по дуге. Я чувствую неприятный спазм в животе. Что я сделала неправильно?       Кукла ведет нас в маленькое кафе и берет со стойки два панини с томатами, авокадо и швейцарским сыром. Не самая любимая моя еда, но вполне съедобная. Кукла бросает несколько слов официанту, и нас отводят в отдельную комнату на втором этаже.       Там она усаживается за маленький столик и разворачивает свой сэндвич слегка дрожащими руками. Повозившись с чем-то на боковой стороне своей маски, она отделяет нижнюю ее часть, и я с немалым удивлением вижу очень смуглую кожу ее лица. Каким-то образом она подмечает мое удивление и досадливо вздыхает. Я присаживаюсь напротив, чувствуя, что начинаю краснеть. Вот засада.       — Ага, никто обычно не ожидает этого, — подтверждает она с усталой ноткой в голосе, и на этот раз по мрачной складке в уголке ее рта я догадываюсь, что она хмурится под маской. — Неважно. Итак, ланч. Пожалуйста, спрашивайте о том, что вас интересует, — предлагает она и откусывает от сэндвича.       Вдох. Выдох. Я преобразую нижнюю часть шлема в челюсть и осторожно пробую свой. Неплохо — хотя, на мой вкус, не помешало бы добавить и мяса. Проглотив кусочек, я решаю начать с самого насущного вопроса:       — Что я могу сделать, чтобы остаться нейтральной?       Кукла смеется — таким тоном, будто бы ей не верится, что я говорю всерьез. Отсмеявшись, она успокаивается и отвечает, не поднимая глаз от стола:       — Я, — она выделяет это слово голосом, — недостаточно сильна, чтобы испугать людей, и я тщательно избегаю помогать или вредить кому-либо. — Черт. Я чувствую, как что-то переворачивается у меня в желудке. Ни одно из этих утверждений ко мне не применимо. — Вы же, — она указывает на меня рукой, в которой держит сэндвич, — уже заработали ненависть одной банды, а остальные попытаются повернуть эту ситуацию так, чтобы вы согласились на предложение присоединиться к ним. Этот поезд уже ушел, — заключает она, качая головой, и откусывает еще кусочек.       Я откидываюсь на спинку стула, чувствуя внезапную усталость. Что ж, этот вопрос все равно стоило задать, хотя бы и ради такого ответа.       — А что насчет заработка? — спрашиваю я. — Например, если бы я решила продавать какие-нибудь изделия из кости?       Кукла достает ручку и выводит на салфетке несколько цифр.       — Это телефон моего адвоката. Он организовал целую фирму, которая специализируется на помощи кейпам-Изгоям. Позвоните ему с четырех до семи, и желательно, с какого-нибудь таксофона, — объясняет она, подталкивая салфетку на мой край стола. — Разговаривайте вежливо, профессионально, и вам не составит особого труда с ним договориться.       Спрятав салфетку с номером в кармашек брони, я отъедаю еще от своего вегетарианского сэндвича. Ну что ж, по крайней мере один полезный результат сегодня получить удалось. Можно будет еще и попробовать позвонить туда, после того, как закончу помогать Исиде.       — А есть ли какие-нибудь законы, насчет которых я должна быть осмотрительна? Помимо NEPEA-5, — уточняю я. — Что-нибудь типа местных регуляций, на которые трудно выйти простым поиском в интернете?       Я и сама проделала, конечно, некоторые изыскания, но есть определенный предел крючкотворной словесности, которую человек может просмотреть перед неизбежным погружением в глубокий сон.       Кукла качает головой:       — Нет, Броктон-Бей — весьма дружелюбное к кейпам место. Учитывая Исиду, это как бы неизбежно.       Я киваю. Действительно. Регуляция парачеловеческих способностей в первую очередь ударит по нашему кадаврокинетику, и никакой политикан не захочет прославиться тем, что помешал работе одного из кейпов-целителей, ведь их и без того не так уж и много в мире.       — Спасибо, — благодарю я, протягивая руку, но Кукла делает останавливающий жест с очень серьезным выражением на открытой части ее лица. Я стараюсь не чувствовать себя обиженной.       — Вы, действительно, очень жуткая, — оправдывается она, и страх в ее голосе можно почти пощупать руками. — Пожалуйста, пожалуйста, умоляю, не подходите ко мне больше. Я изо всех сил стараюсь не ввязываться ни в какие конфликты, но даже этот разговор может привести к тому, что я окажусь на линии огня.       Я не вижу на ее лице ни следа хитрости или обмана — по крайней мере, на открытой его части. Только отчаянное беспокойство и страх. Я пытаюсь поставить себя на ее место, вообразить, как бы я чувствовала себя, если бы в школу заглянул гангстер и спросил меня, как бы ему устроиться на работу.       Ну хорошо.       — Я не буду больше к вам обращаться, — механически киваю я.       Мы доедаем наш ланч в молчании. Кукла присоединяет обратно нижнюю часть маски и уходит, не сказав ни слова. Вскоре ухожу и я, по пути оставляя на кассе несколько купюр и продолжая размышлять о том, что она сказала.       Мне надо пройтись. Проветрить голову. Потом заняться чем-нибудь, чтобы не свихнуться от безделья. Сейчас примерно час дня. Надо погулять часика четыре, а потом я должна быть в госпитале, чтобы встретиться с Исидой и посмотреть, смогу ли я сделать для нее что-то полезное.

* * *

      Мясной рулет — имеется в виду meatloaf, скорее, «мясной пирог», запеканка из мясного фарша с разными другими ингредиентами в форме, напоминающей хлебный батон, которую потом нарезают ломтиками.       Панини (ит. «булочка») — сэндвич из итальянского хлеба (чибатты, микетты) с разнообразной деликатесной начинкой.