Сон на двоих

Прощение – одно слово из основного состава раскаяния. Но только искренность играет главную роль, чего тебе так не хватает. Уже такая заученная схема до краев обдуманная, прискучившая: делаешь глупости — я обижаюсь, просишь прощения — я прощаю, и так каждый раз. Механизм нашей связи укреплен не прочными деталями, веришь, Су? — Прости, Рёске... – в шаловливых глазах играют чертики и ни капли раскаяния. — Твои слова – обман. А мне не нужны отношения, выстроенные на лжи, понимаешь, это уже переходит границы доверия, — говорю, а сам корю себя за отказ... Я знаю продолжение нашего разговора, все так предсказуемо. Сделаешь ангельские глазки, подавишь на жалость, а мне останется только извинить... Твои маленькие ручонки, такие мягкие, трепетные, тянутся к моей шее, невесомо обволакивают ее, а пальцы зарываются в крашеную шевелюру. Легкое касание губами бледной кожи шеи. Я в свою очередь притягиваю тебя за талию и крепко прижимаю к себе. Пусть хотя бы ложь подарит мне иллюзию прекрасного. Нить между нами так непрочна и соткана из обмана. А если же это единственный путь, дорога в лживое завтра я хочу шагать дальше, шаг, за шагом погружаясь все глубже в эту пучину горького счастья... Отдаляясь все дальше от изначального пути, сложнее вернутся обратно. Мне не нужно возвращается назад в противоречивость моего сознания, так как жизнь моя — сплошное ты, а без тебя — только смерть. Потому, что это единственный способ удержать тебя рядом... Без тебя я споткнусь, упаду и больше не встану, оставаясь лежать на колее наших сердец. — Извини... – говоришь в шею, обжигая терпкую кожу неритмичным дыханием. Прижимаешься, как нашкодивший котенок, проводишь раз за разом пальцами, путаясь в волосах. А я уткнулся носом в твои светлые пряди, от которых пахло луговыми цветами. Устройство нашей совместной жизни так некрепко. Сегодня ты шепчешь мне, что я дорог тебе, а завтра спишь с другим, но все равно возвращаешься ко мне. Зачем же? Почему приходишь снова и снова? Опрокидываешь меня на пол в коридоре — все равно не успеем добраться до постели. Твои губы исследуют мое лицо поцелуями, теряя сдержанность, сталкиваются с моими в жаждущем поцелуе, свивая языки. Мои руки блуждают по твоему животу скользя выше к неприкрытой одеждой груди. На первый взгляд ты такой непорочный, просто ангел с такой себе райской, внушительной улыбкой, что с тобой я чувствую себя грешником, опорочившим ангела. Я не принимаю действительность за данность и закрываю глаза на все твои проступки, потому что мне страшно, что ты сможешь запросто взмахнуть крыльями и улететь... Мои губы озаряют поцелуями твое хрупкое тельце, путешествуя от ключицы до переносицы, скользя ниже, задевая маленькие, розоватые выпуклости языком. Усиленное дыхание, переходящее в вырвавшиеся хриплые стоны, будоражащие темную безмятежность крылатой ночи. По твоему совершенному лицу катится одинокая капелька пота, исчезая в подбородке. Это неимоверное наслаждение, пускать пальцы в твои светлые волосы, зарываться носом и вдыхать твой персональный запах бледной кожи, который пахнет по особенному приятно. Только ты так пахнешь, и среди мириад жителей я распознаю тебя, будь слепым, вдохнув воздух заполненным твоим теплом. Закрываешь глаза, а пальцами как можно осторожнее царапаешь мою обнаженную спину, возможно, потому что боишься причинить мне боль... Но и это скорее ложь, продуманная тобою даже в такие щепетильные моменты не отстаешь, играя по своим правилам. Пальцами провожу по животу, путешествуя ниже к возбужденному члену, что так требует чьей-то ласки, и буду верить, что именно моей... Твой блаженный вскрик последует, когда провожу по нему от основания до кончика. Здесь и сейчас ты мой полностью, сквозь слезы я задыхаюсь от счастья, такого настоящего, что я кричу, в эту пустоту повторяя раз за разом твое восхитительное, самое-самое любимое имя. Ангел с дьявольскими глазами, где так и блистают шаловливые огоньки, где я сгораю, превращаясь в пепел, но опять возрождаюсь, как Феникс с пепла. Ты сжигаешь меня, но возрождаешь к жизни лишь своей улыбкой, что требует заботы. Нам мало кислорода, я задыхаюсь и прижимаюсь к тебе сильнее, чтобы быть еще ближе насколько это возможно. Руки трясутся в нерешительности причинить тебе малейшую боль за, что буду винить только себя и никого кроме. — Чего медлишь? – напряженно выговорил ты и прикусил нижнюю губу, оголяя белоснежные зубы. В нужные моменты смазка никогда не оказывается под руками, нужно быть предусмотрительней. Ты тянешь меня на себя и шепчешь, чтобы я входил и был решительней, успокаиваешь, что будет не больно... Я повинуюсь, пытаюсь поверить твоим словам и медленно вхожу своим членом. Твое ангельское лицо морщится, прикрываешь глаза, а я то и делаю, что пробую хоть как-то заглушить острую боль, легонько целую, бледны щеки, провожу языком по шее и мысленно схожу с ума. Истома охватывает тело, мысли. Минуты убегают, а мы будто исчезаем, стремительно растворяемся друг в друге, погружаемся в пучины экстаза, словно идем по невидимой лестнице в небо... И я бы отдал все на свете, чтобы не просыпаться, а дальше верить в этот мимолетный сон... Ведь сон – это тоже иллюзия, созданная твоим воображением, никто не видит ее, кроме тебя, это похоже на маленький рай, что исчезает, как только ты открываешь глаза и смотришь на мир трезвыми глазами... И будто наша совместная жизнь тоже такое приятное сновидение, состроенное лживыми рассудками... И в нем я счастлив, покуда вижу ложь, пока принимаю ее... Ученые доказывают, что биологический сон человека длится не больше 15-20 минут, но наш сон тянется с того момента, когда мы только начали иметь отношения. Твое лицо уже не морщится от боли и ты приоткрываешь рот норовя простонать в очередной раз, но только громче и громче дышишь, сильнее открывая рот, будто хватаешь им воздух, как рыбка, которую выкинуло на берег. Я начинаю увереннее двигаться в тебе, принося обоим все большее наслаждение. Мои губы озаряют поцелуями твои, сметая приторный привкус чужих улыбок. Нарастающее удовольствие с каждым толчком все ощутимей, принуждает вырываться сладким стонам, кусать губы в кровь, повторять твое имя. Кончаю тебе на живот и принимаюсь слизывать смазку языком. Продолжаю лежать на холодном полу обессилен, а дыхание и не думает становиться ровным. Мостишь голову мне на грудь и что-то мурлыкаешь, честное слово, как кот, гуляющий кот, которого невозможно не простить, когда он нагло ворует все терпение, доверие, как колбасу со стола, но которого я готов каждый раз в сердце умирать с гнетущим ревом, обидой – ждать, оберегать, терпеть, любить.? Так заканчивается наше полное примирение. — Я не знаю, что со мной произошло... Так внезапно все случилось. Я хотел остановиться, но... — Достаточно, Су — в немочи слушать этот поток оправданий, перебиваю тебя. – Я прощаю, — говорю, а к горлу подкатывается такой знакомый, горький ком. — Ты лучший, Рёске, — нависаешь надо мной, упираясь ладонями в пол наклоняешь голову и нежно проводишь языком по щеке. Так почему же ты не выберешь этого лучшего и не оставишь эти бесполезные скитания от одного к другому? Боишься остаться один и на случай подбираешь замену. Чтобы купить новую обувь ты же пойдешь в старой в магазин, верно? Но сейчас хочется забыть напрочь обо всем кроме тебя. Расстояние между нами убывает, когда обвиваю руками твою шею и притягиваю к себе еще ближе. — Только мой, — нет мочи произнести слова вслух и шепчу на ухо, чтобы донеслись эти звуки дрогнувшего сердца только до тебя... Я иду по осколкам правды. Это как разбитая ваза: склеить, возможно, но останутся видные трещины. Ложь порождает ошибки, за которыми стоят непростительные поступки, доведенные до загрязнения чужих сердец.